Роман Стендаля «Красное и чёрное»: Часть I. Глава XXIV. Столица
Наконец он увидел вдали на горе черные стены: это была Безансонская крепость. «Совсем другое было бы у меня настроение, — сказал он со вздохом, — если бы я подходил к этому благородному, военному городу, чтобы занять место подпоручика в одном из полков, призванных его защищать».
Безансон не только один из самых красивых городов Франции, в нем также много умных и благородных людей. Но Жюльен, будучи молодым крестьянином, не имел возможности приблизиться к людям выдающимся.
Он взял у Фуке штатское платье и в таком костюме перешел подъемные мосты. Полный раздумий об истории осады 1674 года, он захотел осмотреть крепостные укрепления до того, как запереться в семинарии. Два или три раза его чуть не арестовали часовые; он проникал в места, запретные для публики, чтобы сохранить возможность для военных властей продавать ежегодно сена на двенадцать или пятнадцать франков.
Высота стен, глубина рвов, грозный вид пушек занимали его в течение нескольких часов, затем он подошел к большому кафе на бульваре. Остановился в восхищении; хотя слово «кафе» и стояло огромными буквами над дверьми, он не поверил своим глазам. Он преодолел свою робость; решился войти и очутился в зале длиной в тридцать или сорок шагов и высотой по меньшей мере в двадцать футов. В этот день все казалось ему очаровательным.
На двух бильярдах игра была в разгаре. Лакеи выкрикивали очки; игроки бегали вокруг бильярдов, окруженные толпой зрителей. Клубы табачного дыма, вылетавшие изо ртов, окутывали всех голубым облаком. Внимание Жюльена привлек высокий рост мужчин, их крепкие плечи, тяжелая походка, огромные бакенбарды и длинные сюртуки. Эти благородные потомки древнего Бизонциума не говорили, а кричали; они вели себя как грозные воины. Жюльен восхищался, не двигаясь с места; он размышлял о необъятности и великолепии такого большого города, как Безансон. Он никак не осмеливался спросить себе чашку кофе у этих высокомерных господ, выкрикивающих бильярдные очки.
Но девица, сидевшая за конторкой, заметила милое лицо юного поселянина, который остановился с узелком под мышкой в трех шагах от печки и рассматривал бюст короля из прекрасного белого гипса. Эта девица из хорошей местной семьи, отлично сложенная и одетая как подобает для поднятия престижа кафе, уже дважды окликала Жюльена тоненьмим голоском, стараясь быть услышанной только им: «Сударь! сударь!» Жюльен увидел обращенные на него светло-голубые глаза и понял, что говорят с ним.
Он устремился к конторке и к молодой девице, словно шел на приступ. При этом быстром движении его узел упал.
Какую жалость внушил бы наш провинциал юным парижским лицеистам, которые в пятнадцать лет уже умеют входить в кафе с развязным видом? Но эти дети, такие изящные в пятнадцать лет, в восемнадцать становятся уже з_а_у_р_я_д_н_ы_м_и. Страшная застенчивость, свойственная провинциалу, зачастую преодолевается и превращается в твердый характер. Приближаясь к этой прекрасной молодой девушке, удостоившей с ним заговорить, Жюльен подумал, что нужно говорить ей правду, — он становился храбрым по мере того, как побеждал свою застенчивость.
— Сударыня, я в первый раз в Безансоне; мне бы хотелось получить чашку кофе и булку — конечно, за плату.
Девица слегка улыбнулась, затем покраснела; она боялась, как бы игроки не стали насмехаться над этим милым молодым человеком. Его напугают, и он больше не появится.
— Садитесь здесь, возле меня, — сказала она, указывая ему на мраморный столик, почти спрятанный за огромной конторкой красного дерева, выступающей в залу.
Девушка нагнулась над конторкой, что дало ей возможность показать свой прекрасный стан. Жюльен заметил это; мысли его приняли другое направление. Прекрасная девица поставила перед ним чашку, сахар и булку. Она не решалась позвать лакея, который подал бы ему кофе, понимая, что тогда ей незачем будет оставаться наедине с Жюльеном.
Жюльен задумчиво сравнивал эту веселую белокурую красавицу с некоторыми образами, часто волновавшими его. Мысль о внушенной им страсти лишила его почти всякой застенчивости. Прекрасной девице достаточно было одного мгновения, она поняла взгляды Жюльена.
— Этот табачный дым заставляет вас кашлять, приходите сюда завтра утром в восемь часов завтракать, тогда я бываю почти всегда одна.
— Как вас зовут? — спросил Жюльен, улыбаясь ласково, с милой робостью.
— Аманда Бине.
— Позвольте мне прислать вам через час небольшой пакет?
Прекрасная Аманда на минуту задумалась.
— За мною наблюдают — это может меня скомпрометировать, впрочем, я запишу вам свой адрес на карточке, которую вы приложите к вашему свертку. Присылайте мне его смело.
— Меня зовут Жюльен Сорель, — сказал молодой человек, — у меня нет ни родных, ни знакомых в Безансоне.
— Ага! понимаю, — сказала она весело, — вы поступаете в юридическую школу?
— Увы! нет, — ответил Жюльен, — меня посылают в семинарию.
Глубокое разочарование омрачило лицо Аманды; она позвала лакея, теперь у нее хватило на это мужества. Лакей налил Жюльену кофе, даже не взглянув на него.
Аманда получала деньги за конторкой. Жюльен гордился тем, что осмелился с ней заговорить; за одним из бильярдов поспорили. Крики и споры игроков, разносившиеся по огромной зале, производили шум, изумлявший Жюльена. Аманда, опустив глаза, казалось, о чем-то грезила.
— Если хотите, мадемуазель, — вдруг сказал он с уверенностью, — я выдам себя за вашего кузена?
Его авторитетный тон очень понравился Аманде. «Это не какой-нибудь пустомеля», — подумала она. Она сказала ему живо, не глядя на него, наблюдая за тем, чтобы кто-нибудь не подошел к конторке:
— Я из Жанлиса, близ Дижона, скажите, что вы тоже из Жанлиса, кузен моей матери.
— Постараюсь.
— Каждый четверг летом, в пять часов, господа семинаристы проходят мимо нашего кафе.
— Если вы будете думать обо мне, держите в руках букетик фиалок, когда я буду проходить.
Аманда посмотрела на него с удивлением, этот взгляд превратил мужество Жюльена в безрассудство; однако он покраснел, проговорив:
— Я чувствую, что безумно влюбился в вас.
— Говорите же тише, — прошептала она испуганно.
Жюльен старался припомнить фразы из разрозненного томика «Новой Элоизы», найденного им в Вержи. Его память не подвела его: в течение десяти минут он отвечал восхищенной Аманде целыми фразами из «Новой Элоизы»; его храбрость забавляла его самого, когда вдруг прекрасная девица приняла холодный вид. Один из ее возлюбленных показался у входа в кафе.
Он приблизился к конторке, насвистывая и подергивая плечами; взглянул на Жюльена. Тут же воображению Жюльена, постоянно впадающему в крайности, представилась неизбежная дуэль. Он сильно побледнел, отодвинул свою чашку, принял уверенный вид и стал внимательно смотреть на своего соперника. Пока этот соперник наклонился над рюмкою водки, которую он развязно наливал себе на конторке, взгляд Аманды приказал Жюльену опустить глаза. Он повиновался и в течение двух минут сидел неподвижно, бледный, думая только о том, что сейчас произойдет, в эту минуту он был действительно прекрасен. Соперник был поражен взглядом Жюльена; проглотив свою рюмку водки залпом, он шепнул что-то Аманде, засунул руки в карманы своего толстого сюртука и направился к бильярду, насвистывая и поглядывая на Жюльена. Последний поднялся вне себя от гнева, но не знал, как бросить вызов. Он положил свой узелок и с самым развязным видом направился к бильярду.
Напрасно шептало ему благоразумие: дуэль тотчас по приезде в Безансон погубит всю его духовную карьеру.
— Пускай, по крайней мере не скажут, что я спускаю нахалу.
Аманда видела его решимость, которая бросалась в глаза рядом с его наивными манерами; и предпочла его высокому молодому человеку в сюртуке. Она поднялась с места и, делая вид, что наблюдает за кем-то проходящим по улице, поспешно встала между ним и бильярдом.
— Берегитесь смотреть косо на этого господина, это мой зять.
— А мне что за дело? Он тоже на меня смотрел.
— Вы хотите меня сделать несчастной? Разумеется, он на вас посмотрел, быть может, даже заговорит с вами. Я ему сказала, что вы — родственник моей матери и приехали из Жанлиса. Он здешний и никогда не бывал дальше Доля по Бургундской дороге; вы можете ему рассказывать что хотите, ничего не опасаясь.
Жюльен продолжал колебаться, она прибавила быстро, ее фантазия девицы за стойкой в изобилии снабжала ее выдумками:
— Конечно, он на вас смотрел как раз в тот момент, когда он меня спрашивал, кто вы такой; этот человек грубоват со всеми, он не хотел вас обидеть.
Взгляд Жюльена следил за мнимым зятем; он видел, как тот собирался играть на самом отдаленном из двух бильярдов. Жюльен услыхал, как он громко и угрожающе выкрикивал: «Я б_е_р_у_с_ь с_д_е_л_а_т_ь!» Он быстро прошел мимо девицы Аманды и сделал шаг по направлению к бильярду. Аманда схватила его за руки:
— Сначала заплатите мне, — сказала она.
«Это верно, — подумал Жюльен, — она боится, что я уйду, не заплатив». Аманда была так же взволнована, как и он, и сильно раскраснелась; она давала ему сдачи как можно медленнее, все время повторяя ему шепотом:
— Сейчас же уходите из кафе, или я не буду вас любить, а между тем, вы мне очень нравитесь.
Жюльен вышел, но очень медленно. «Не нужно ли мне, — повторял он себе, — пойти в свою очередь посмотреть на эту наглую личность?» В нерешительности он провел целый час на бульваре перед кафе; ожидал выхода того господина. Но он не появлялся, и Жюльен ушел.
Он провел в Безансоне всего несколько часов и уже чувствовал раскаяние. Отставной хирург когда-то дал ему, несмотря на свою подагру, несколько уроков фехтования; это было все, чем располагал гнев Жюльена. Но это затруднение не смутило бы его, если бы он знал, как можно ссориться без пощечин, — в случае рукопашной его соперник, человек огромного роста, наверняка избил бы его и оставил на месте.
«Для такого бедняка, как я, — говорил себе Жюльен, — не имеющего ни денег, ни покровителей, не существует большой разницы между семинарией и тюрьмой; мне надо оставить мое штатское платье в какой-нибудь гостинице и переодеться в черное. Если мне удастся когда-либо ускользнуть на несколько часов из семинарии, я смогу отлично навестить девицу Аманду в моем штатском платье». Рассуждение это было превосходно; но Жюльен, проходя мимо гостиниц, не осмеливался зайти ни в одну из них.
Наконец, когда он проходил мимо «Посольской гостиницы», его беспокойный взгляд встретился с глазами женщины, полной, но еще молодой, румяной, с веселым и счастливым видом. Он подошел к ней и рассказал свою историю.
— Разумеется, мой милый аббат, — сказала ему хозяйка «Посольской гостиницы». — Я с удовольствием возьму на сохранение ваше штатское платье и даже велю его часто вытряхать. Суконное платье ведь не годится оставлять не проветривая… — Она взяла ключ и сама проводила его в комнату, советуя ему записать, что он ей оставляет.
— Господи! как вы хоршо выглядите теперь, господин аббат Сорель, — сказала ему толстуха, когда он спустился в кухню. — Я сейчас велю вам подать обед, — и прибавила шепотом: — Вам он обойдется всего в двадцать су вместо пятидесяти, которые все платят; ведь надо же пожалеть ваши денежки.
— У меня десять луидоров, — возразил Жюльен горделиво.
— Ах, Господи! — ответила добрая хозяйка, встревожившись. — Не говорите этого громко; в Безансоне немало плутов, украдут у вас, не успеете оглянуться. В особенности никогда не ходите в кафе, они всегда полны мошенников.
— В самом деле? — сказал Жюльен задумчиво.
— Приходите только ко мне, я буду поить вас кофе. Не забывайте, что здесь вы всегда найдете друга и отличный обед за двадцать су; надеюсь, это приятно слышать. Садитесь за стол, я сама стану вам подавать.
— Я сейчас не в состоянии есть, — сказал ей Жюльен, — я очень взволнован, я сейчас от вас пойду в семинарию.
Добрая женщина не отпускала его, пока не напихала ему все карманы съестным. Наконец Жюльен направился к страшному месту; хозяйка, стоя у дверей, указывала ему дорогу.
