Роман Джека Лондона «Морской волк»: Глава 25

— Вы были на палубе, мистер Ван-Вейден, — обратился ко мне на следующее утро за завтраком Волк Ларсен. — Ну что, какова погода?

— Довольно ясно, — ответил я, поглядев на солнечные лучи, врывавшиеся в кают-компанию через открытый иллюминатор. — Свежий западный ветер, обещающий окрепнуть, если предсказание Луиса оправдается.

Он не без удовольствия кивнул.

— А как туман?

— На севере и северо-западе густая полоса тумана. Он снова кивнул, с еще более удовлетворенным видом.

— А что «Македония»?

— Ее не видно.

Я готов был поклясться, что его лицо сразу омрачилось от этого известия, но почему именно он был так разочарован, я не мог догадаться.

Но скоро я узнал и это.

— Дым! — донесся голос с палубы. И лицо его вдруг прояснилось.

— Отлично! — воскликнул он, выскочил из-за стола и побежал на палубу, туда, где на баке завтракали в своем изгнании охотники.

Мод Брюстер и я почти не прикоснулись к еде и с тревогой глядели друг на друга, прислушиваясь к голосу Волка Ларсена, долетавшему до нас сквозь перегородку. Он говорил долго. Перегородка была слишком толста, и мы не могли расслышать его слов, но они задели охотников за живое, потому что вслед за ними раздались радостные возгласы.

По долетавшим с палубы звукам я догадался, что матросы вызваны наверх и готовятся спускать лодки. Мод Брюстер вышла со мной на палубу, но я оставил ее на мостике у кормы, откуда она могла видеть все и не быть замеченной. Матросы, очевидно, уже знали о том, что им предстояло делать, и энергия, с которой они работали, говорила об их энтузиазме. Охотники толпою высыпали на палубу с ружьями и патронами и, что всего страннее, еще и с винтовками. Винтовки берутся в лодки редко, потому что котики, убитые на далеком расстоянии из винтовок, тонут раньше, чем лодки успевают подойти к ним. Но в этот день каждый из охотников имел при себе винтовку и полный патронташ зарядов. Я заметил, что охотники злорадно ухмылялись каждый раз, как появлялся дымок «Македонии», становившийся все заметнее и поднимавшийся все выше по мере того, как она приближалась к нам.

Все пять лодок были быстро спущены с одного и того же борта, развернулись веером и, как и накануне, взяли курс на север. Я некоторое время с любопытством наблюдал за ними, но в их действиях не было ничего необычайного. Убирали паруса, стреляли в котиков, ставили паруса вновь и вообще делали все то, к чему я уже привык. «Македония» повторила вчерашний маневр, вытянув опять все свои лодки в линию перед нашими, «выметая» море перед нами. Четырнадцать лодок вообще требуют для охоты значительного пространства на океане, и пароход, отрезав путь нашим лодкам, направился на северо-восток и по пути спустил еще несколько лодок.

— В чем дело? — спросил я у Волка Ларсена, не в силах более скрывать свое любопытство.

— Это вас не касается, — ответил он угрюмо. — Не тысячу лет будете ждать, узнаете! А пока молитесь, чтобы дул хороший ветер. Впрочем, извольте, я скажу вам. Я собираюсь полечить своего братца его же собственным лекарством. Одним словом, я хочу ему преподнести свинство сам, и не на один только день, а на весь остаток сезона. Конечно, если повезет.

— А если нет? — задал я вопрос.

— Этого не может быть, — усмехнулся он. — Нам должно повезти, или же мы погибли.

Он стал на руль, а я отправился в свой лазарет на баке, где у меня лежали двое калек — Нильсон был счастлив и весел, потому что его сломанная нога хорошо срасталась, а повар находился в черной меланхолии, и я почувствовал к нему искреннее сострадание. Меня поражало, что он все еще жив и цепляется за жизнь. Ужасные пережитые им муки сделали из его слабого тела какие-то жалкие обломки, точно после кораблекрушения, и все-таки в нем упрямо горела искра жизни.

— С искусственной ногой, — теперь их делают очень хорошо, — вы до конца ваших дней сможете ковылять по палубе, — сказал я ему весело.

Но ответ его был серьезен и даже, я сказал бы, торжественен:

— Я не знаю, о чем вы говорите, мистер Ван-Вейден, — я знаю одно: я буду счастлив только тогда, когда издохнет этот проклятый кровожадный пес. Он не должен пережить меня. Он не имеет права оставаться в живых. Как говорит Священное Писание, «он умрет позорной смертью». А я прибавлю: аминь, и проклятие его душе.

Когда я вернулся на палубу, то увидел, что Волк Ларсен правит одной рукой, а в другой держит бинокль и изучает расположение лодок и, главным образом, маневры «Македонии». Единственной заметной переменой было то, что наши лодки круто повернули к ветру и взяли курс на северо-запад. Однако я не мог понять целесообразность этого маневра, потому что открытое море все еще было загорожено пятью лодками с «Македонии». Они медленно делали диверсию на запад, удаляясь от остальных своих лодок. Наши лодки шли на веслах и под парусами; они быстро приближались к лодкам «Македонии».

Дым с «Македонии» теперь казался туманным пятнышком на северо-восточной части горизонта, самого же судна не было видно. До сих пор мы продвигались вперед не спеша, убрав часть парусов, и раза два на короткое время даже ложились в дрейф. Теперь все изменилось. Все паруса были поставлены, и Волк Ларсен пустил «Призрак» полным ходом. Мы прошли мимо наших лодок и направились к ближайшей лодке враждебной линии.

— Уберите кливер, мистер Ван-Вейден, — скомандовал Ларсен.

Я побежал исполнять приказание, и мы пронеслись мимо лодок в каких-нибудь ста футах. Сидевшие в лодке три человека подозрительно посмотрели на нас. Это были уже бывалые моряки, они знали свою вину и знали Волка Ларсена, хотя бы понаслышке. Я заметил, что у одного охотника, громадного скандинавца, сидевшего на носу, лежала на коленях винтовка. Казалось бы, что место ей было скорее на скамье, чем на коленях. Когда же наша команда поравнялась с ними, Волк Ларсен послал им приветствие рукой и закричал:

— Идите к нам на шхуну поболтать!

Такие посещения очень приняты среди моряков промысловых судов.

«Призрак» описал дугу и повернул к ветру.

— Пожалуйста, останьтесь на палубе, мисс Брюстер, — сказал Волк Ларсен, направляясь навстречу к своим гостям. — И вы тоже, мистер Ван-Вейден.

Лодка убрала парус и пошла рядом с нами. Золотобородый великан-охотник перепрыгнул через борт к нам на палубу. При всем своем богатырском сложении он держался несколько тревожно, сомнение и недоверие ясно читались на его лице. Лицо у него было открытое, и на нем сразу появилось успокоение, как только он убедился, что нас на палубе только двое — Волк Ларсен и я. Затем он многозначительно посмотрел на своих двух товарищей, которые явились к нам вслед за ним. В сущности, ему нечего было бояться. В сравнении с Волком Ларсеном он казался Голиафом [Библейский великан, павший в единоборстве с Давидом, убившим его из пращи]. Ростом он был, вероятно, в шесть футов и восемь или девять дюймов и весил, как я впоследствии узнал, двести сорок фунтов. И при этом совсем не было жира: кости да мускулы.

Когда у входа в кают-компанию Волк Ларсен пригласил его вниз, то на лице у него вновь появилось выражение недоверия. Однако, оглядев своего хозяина, тоже крупного человека, но казавшегося в сравнении с ним карликом, он перестал колебаться и спустился вниз за капитаном. Тем временем два его матроса, как это обыкновенно водится на судах, отправились на бак.

Вдруг из каюты послышался страшный рев, сопровождавшийся звуками яростной борьбы. Это сцепились лев и леопард. Ревел лев. Волк Ларсен был леопардом.

— Вы видите, как священно у нас гостеприимство? — с горечью обратился я к Мод Брюстер.

Она утвердительно кивнула, и я заметил на ее лице признаки той же дурноты, которая мучила меня в первые недели моего пребывания на «Призраке» при виде физического насилия.

— Не лучше ли вам уйти на нос, — посоветовал я, — ну хотя бы в каюту для команды, пока все это кончится?

Она отрицательно покачала головой и грустно посмотрела на меня. Она не испытывала страха, но была ошеломлена этими зверскими нравами.

— Я прошу вас понять, — сказал я, воспользовавшись случаем, — что какую бы роль мне ни пришлось играть в том, что здесь происходит или должно еще произойти, я принужден буду выполнить ее до конца, — я не могу поступить иначе, если только мы с вами хотим спастись. Это очень тяжело для меня, — прибавил я.

— Я понимаю вас, — ответила она каким-то слабым, далеким голосом, и по ее глазам я понял, что она действительно поняла меня.

Доносившиеся снизу крики скоро замолкли. Затем Волк Ларсен вышел на палубу один. На его бронзовом лице горел легкий румянец, но каких-либо других признаков борьбы видно не было.

— Пошлите сюда тех двух людей, мистер Ван-Вейден, — обратился он ко мне.

Я повиновался, и через минуту они стояли перед ним.

— Поднимите вашу лодку сюда, — приказал он им. — Ваш охотник решил остаться на некоторое время и не желает, чтобы она зря колотилась о борт.

Они не решались исполнить его приказание.

— Поднять лодку, говорю я! — повторил он строго. Они медленно принялись за дело.

— Кто знает, — продолжал он ласковым голосом, но с затаенной угрозой, — может быть, вы будете плавать теперь со мной! Так уж лучше давайте будем друзьями. Ну, живо! Смерть Ларсен заставляет вас работать живее, вы это знаете.

Под его командой их движения стали быстрее, и как только лодка была поднята на шхуну, он послал меня на нос, а сам стал у руля и направил «Призрак» ко второй лодке «Македонии».

По пути, пользуясь свободной минутой, я посмотрел на море, желая узнать, что происходит теперь с лодками. Третья лодка «Македонии» была атакована двумя нашими лодками; четвертая — остальными тремя; пятая, сделав поворот, шла на выручку к своим. На широком пространстве шло сражение: слышалась резкая трескотня винтовок; поднявшийся ветер развел быструю мелкую волну — это мешало метко стрелять. То и дело, лавируя, мы видели, как пули со свистом прыгали с волны на волну.

Лодка, которую мы преследовали, ринулась против ветра, стараясь спастись от нас, и тоже приняла участие в перестрелке.

Наблюдение за парусами все же давало мне время следить за происходившим: Волк Ларсен приказал двум чужим матросам идти на бак. Они угрюмо подчинились. Затем он распорядился, чтобы мисс Брюстер сошла вниз, и улыбнулся, когда в ее глазах вспыхнул ужас.

— Ничего страшного вы там не найдете, — сказал он, — за исключением невредимого человека, для безопасности привязанного к основанию мачты. Пули будут прилетать на борт, а я не желаю, чтобы вы были убиты.

И действительно, в этот самый момент одна из пуль, ударившись о спину штурвала, между руками Ларсена, отлетела от нее рикошетом.

— Вот видите! — обратился он к ней. — Возьмите штурвал, мистер Ван-Вейден, — прибавил он, повернувшись ко мне.

Мод Брюстер спустилась по трапу на несколько ступенек вниз, но остановилась так, что голова ее была видна. Волк Ларсен достал винтовку и зарядил ее. Я взглядом просил мисс Брюстер сойти вниз, но она с улыбкой сказала:

— Может быть, мы, слабые обитатели суши, и не умеем стоять на собственных ногах, но нам не трудно доказать капитану Ларсену, что мы так же храбры, как и он.

Он бросил на нее быстрый взгляд, полный удивления.

— Вы нравитесь мне за эти слова на сто процентов больше, — сказал он. — Писательница, умница, да еще и храбрая. Вы хоть и синий чулок, но достойны стать женой вождя пиратов. Впрочем, поговорим об этом позже, — улыбнулся он, когда пуля вдруг звонко ударилась о стенку рубки.

Я увидел снова золотистый цвет в его глазах и ужас в глазах Мод Брюстер.

— Ну, мы храбрее, — поспешил я вмешаться в разговор. — По крайней мере, говоря о себе, я могу утверждать, что я храбрее, чем капитан Ларсен.

Теперь он удостоил меня своим быстрым взглядом. По-видимому, он еще не мог отдать себе отчета, шучу я или нет. Я повернул штурвал на три или четыре румба, чтобы поставить парус под ветер и дать устойчивость «Призраку». Волк Ларсен ожидал разъяснения, и я указал ему на свои колени.

— Вы можете заметить здесь небольшую дрожь, — сказал я. — Это потому, что я боюсь, боится во мне моя плоть; боюсь я и рассудком, потому что не хочу еще умирать. Но мой дух властвует над дрожащей плотью и над изнеможенным рассудком. Я более чем храбр. Я мужествен. Ваша плоть не боится. Вас нельзя испугать. Встретиться лицом к лицу с опасностью для вас только радость. Быть может, вы не знаете страха, мистер Ларсен, но вы должны согласиться, что настоящая храбрость — на моей стороне.

— Вы правы, — согласился он. — Я никогда не думал об этом. Поставим обратный вопрос. Если вы храбрее, чем я, то следует ли отсюда, что я трусливее вас?

Мы оба засмеялись над этим абсурдом. Он спустился на палубу и положил винтовку на перила. Мы теперь находились в полумиле от стрелявших в нас лодок. Он тщательно прицелился и дал три выстрела. Первая пуля упала в пятидесяти футах от носа лодки, вторая пролетела у самого борта, а после третьей рулевой выпустил руль и повалился на дно.

— Ну, это немножко вразумит их, — сказал Волк Ларсен, вставая. — Я не хочу ранить охотника; гребец, надеюсь, не умеет править, а охотник не в состоянии будет в одно и то же время и отстреливаться, и править.

Его соображение скоро подтвердилось, так как в эту самую минуту ветер подхватил лодку и охотнику пришлось перепрыгнуть на корму и взяться за руль. С этой лодки стрельбы уже не было, хотя с других лодок все еще звонко трещали винтовки.

Охотнику удалось снова направить лодку по ветру, но мы быстро догоняли его, делая, по крайней мере, по два фута на каждый его один. Когда мы были друг от друга в каких-нибудь двадцати футах, я увидел, как гребец передал охотнику винтовку. Волк Ларсен отошел на середину палубы и взял бухту каната. Затем он перегнулся через перила, все еще держа винтовку наперевес. Дважды я видел, как охотник, управляя рулем одной рукой, тянулся за винтовкой другой и не решался взять ее. Мы шли теперь бок о бок.

— Эй, ты! — вдруг крикнул Волк Ларсен гребцу. — Принимай конец!

И он бросил им канат. Канат шлепнулся всей тяжестью и чуть не сбил с борта гребца, но тот не исполнил приказа. Вместо того чтобы принять канат, он смотрел на охотника. Охотник сам не знал, что ему делать. Винтовка лежала у него на коленях, но если бы он даже и бросил руль, чтобы иметь возможность стрелять, то его лодка повернулась бы и столкнулась со шхуной. К тому же он видел, что Волк Ларсен целился в него, и знал, что если только возьмется за свою винтовку, то тотчас же будет им убит.

— Прими! Чего уж тут!.. — тихо сказал он гребцу.

Гребец повиновался и привязал конец каната к передней скамье, а когда канат натянулся, стал травить его. Лодка отошла, и охотник дал ей курс, параллельный с «Призраком», в расстоянии всего каких-нибудь двадцати футов.

— Теперь убирайте парус и подходите к борту! — скомандовал Волк Ларсен.

Он все еще не выпускал из руки винтовки и сам бросил им другой рукой тали. Когда оба уцелевших моряка приготовились подняться к нам на борт, охотник вдруг взял в руки свою винтовку, делая вид, что желает спрятать ее.

— Бросьте! — крикнул ему Волк Ларсен.

И охотник отшвырнул ее, точно она обожгла его.

Очутившись на шхуне, оба пленника подняли свою лодку на палубу и, по распоряжению Волка Ларсена, отнесли раненого на бак.

— Если бы все наши пять лодок обработали дело так, как я и вы, — обратился ко мне Волк Ларсен, — то у нас оказалась бы большая команда.

— Ну а человек, в которого вы стреляли? — с дрожью в голосе спросила Мод Брюстер. — Что он? Надеюсь…

— В плечо!.. — ответил Ларсен. — Ничего серьезного. Мистер Ван-Вейден поставит его на ноги в три-четыре недели. Но едва ли он поставит на ноги вон тех парней, — добавил он, указывая на третью лодку «Македонии». — Это работа Хорнера и Смока. Я ведь говорил им, что нам нужны живые люди, а не трупы! Но удовольствие пострелять в живую цель, оказывается, очень захватывающая вещь для хорошего стрелка. Вы когда-нибудь испытывали это, мистер Ван-Вейден?

Я покачал головой и посмотрел на «работу» охотников.

Лодка беспомощно качалась, точно пьяная, переваливаясь по волнам с гребня на гребень, с парусом, прикрепленным к мачте за правые углы. Охотник и гребец лежали на дне, а рулевой поперек лодки, бороздя руками воду; его голова моталась из стороны в сторону.

— Не глядите, мисс Брюстер, отвернитесь, пожалуйста! — стал я упрашивать ее и был рад, что она послушалась.

— Держите прямо в центр сражения, мистер Ван-Вейден! — скомандовал Волк Ларсен.

Как только мы подошли к лодкам, стрельба прекратилась, и мы поняли, что битва кончилась. Две неприятельские лодки были захвачены нашими пятью, и все семь ждали, когда мы их подберем.

— Смотрите сюда! — невольно воскликнул я, указывая на северо-восток.

На горизонте показался дым; это была «Македония».

— Да, я слежу за ней, — спокойно ответил Волк Ларсен.

Он измерил глазами расстояние до границы тумана и постоял минуту, чтобы определить силу ветра.

— Ладно, сойдет! — продолжал он. — Но вы можете биться об заклад, что мой проклятый братец догадался, в чем дело, и собирается дать нам реванш. Смотрите, смотрите!

Дымок вдруг стал расти и сделался густо-черным.

— Ну, я тебя проведу, дорогой братец, — проговорил Ларсен сквозь зубы. — Достанется тебе на орехи! Я доведу тебя до того, что все твои старые машины взлетят на воздух.

Мы легли в дрейф, и началась общая суета. Матросы поднимали лодки на палубу. Как только пленники появлялись на шхуне, их немедленно отводили на бак, под конвоем наших охотников. Матросы размещали лодки на палубе. Мы шли уже полным ходом, когда последняя лодка была поднята.

И действительно, нужно было спешить. Выпуская из трубы клубы черного дыма, «Македония» мчалась на нас. Не обращая внимания на свои уцелевшие лодки, она переменила курс, чтобы отрезать нам путь. Наши курсы представляли как бы стороны треугольника, вершина которого касалась тумана. Именно здесь, у самого тумана, «Македония» и надеялась нас поймать. Тактика же «Призрака» сводилась к тому, чтобы достигнуть этой точки раньше «Македонии».

Волк Ларсен стоял на руле и блестящими глазами следил за подробностями гонки. Он изучал бег «Македонии», осматривал море, улавливал признаки ослабления или усиления ветра, наблюдал за парусами, отдавал приказания, пока, наконец, не довел «Призрака» до предельной скорости. Все ссоры и злоба были забыты, и я был поражен той готовностью, с которой люди, так долго и упорно ненавидевшие его за его жестокость, исполняли малейшее его приказание.

И, странно сказать, я почему-то вспомнил несчастного Джонсона в то время, как мы прыгали по волнам; я пожалел, что он не может полюбоваться нами. Он любил «Призрак» и всегда восхищался его быстроходностью.

— Запаситесь-ка винтовками, ребята! — обратился Волк Ларсен к охотникам.

И все пять человек, с ружьями в руках, выстроились на подветренной стороне и стали ожидать команды.

«Македония» была теперь в одной миле от нас. Черный дым стлался из ее трубы под прямым углом, она неслась, развивая скорость до семнадцати узлов в час. Мы же делали не более девяти узлов, но стена тумана была уже близка.

Вдруг на палубе «Македонии» показался дымок, мы услышали выстрел, и посреди нашего грота образовалась круглая дыра. По нас выстрелили из небольшой пушки, которая, как мы раньше слышали, находилась у них на борту. Наши матросы, столпившиеся на палубе, замахали шапками и весело закричали. Вновь показался дымок, и последовал второй выстрел. На этот раз ядро упало футах в двадцати от нашей кормы. Но ружейного огня не было, вероятно, потому, что все охотники «Македонии» находились на лодках или у нас в плену. Когда между обоими судами расстояние сократилось до полумили, грянул третий выстрел, и ядро снова пробило дыру в нашем парусе. Вслед за этим мы юркнули в туман. Он окружил нас со всех сторон, окутав своей густой, влажной пеленой и скрыв нас от «Македонии».

Внезапность перехода была поразительна. За минуту перед этим мы плыли при ярком солнечном свете, над нами было голубое небо, море колыхалось и сверкало до самого горизонта, и пароход, извергавший дым, огонь и губительные снаряды, бешено гнался за нами. И вдруг, точно по мановению волшебного жезла, солнце исчезло, небо скрылось, исчезли даже верхушки наших мачт. Седой туман осел на нас, как капли дождя. Каждая шерстинка на наших одеждах, каждый волосок на наших головах и бородах украсился, точно драгоценным камнем, хрустальной капелькой. Снасти были влажны, вода с них капала на наши головы. Я испытывал стеснение в груди. Ум отказывался признать существование другого мира за этой влажной пеленой, которая окружала нас со всех сторон. Весь мир, вся вселенная сосредоточилась здесь, вокруг нас, и пределы мира были так близки, что, казалось, их можно было раздвинуть руками. Все за этой серой стеной было сном, воспоминанием сна.

Это было колдовство, странное колдовство. Я посмотрел на Мод Брюстер и понял, что и она испытывала то же, что и я. Затем я перевел глаза на Волка Ларсена, но в нем не произошло никакой перемены. Он был всецело поглощен своей задачей. Твердо держал он рулевое колесо, и мне вдруг представилось, что это — олицетворенное время, отсчитывающее минуты вместе с движением «Призрака».

— Ступайте на нос и возьмите круто под ветер, но без малейшего шума, — сказал он мне, понизив голос. — Следите за марселем в первую очередь. Пошлите людей к парусам. Но чтобы не скрипели блоки и не было слышно никаких голосов. Тишина, — понимаете, — абсолютная тишина!

Приказ был выполнен, и «Призрак» помчался, накренившись левым бортом, в полнейшей тишине. А то немногое, что ее нарушало, а именно случайное похлопывание рифов и поскрипывание шкивов [колеса в блоках] на блоках, казалось как бы исходившим от привидения, блуждавшего под плотной, непроницаемой мантией, за которой мы скрывались.

Едва мы выполнили этот маневр, как туман вдруг рассеялся, и мы снова оказались под ярким солнечным светом, на безбрежном море, волновавшемся перед нами до самого горизонта. Но океан был пуст. Проклятая «Македония» не бороздила его поверхности, и ее черный дым не коптил неба.

Волк Ларсен направил шхуну вдоль края тумана. Теперь его хитрость была понятна. Он вошел в туман с наветренной стороны парохода, а когда пароход глупо последовал за ним туда же в туман, чтобы настигнуть его, он сделал оборот и выскочил из своего убежища и теперь шел вдоль границы тумана, чтобы снова войти в туман и оказаться с подветренной стороны парохода. При удачном исходе такого маневра брату Волка Ларсена было бы найти нас труднее, чем иголку в стоге сена.

Мы мчались недолго. Мы вновь стрелою юркнули в туман. Но когда мы входили в него, я мог бы поклясться, что видел пароход, выползавший из тумана с наветренной стороны. Я бросил взгляд на Волка Ларсена. Мы уже потонули в густом тумане, но он кивнул мне. Он тоже видел. «Македония» догадалась, в чем состоял маневр, но упустила момент, чтобы перехватить нас. Не могло быть никакого сомнения, что мы ускользнули незамеченными.

— Братцу долго не выдержать, — сказал Волк Ларсен. — Ему придется вернуться к остальным своим лодкам. Поставьте кого-нибудь на руль, мистер Ван-Вейден, все время держитесь этого же курса и назначьте вахту, потому что нам не придется отдыхать сегодня всю ночь. Я бы дал сто долларов, чтобы побывать на «Македонии» хоть пять минут и послушать, как ругается мой братец.

— А теперь, мистер Ван-Вейден, — обратился он ко мне, передав штурвал назначенному мною матросу, — нам нужно угостить наших новых гостей. Выдайте охотникам как можно больше виски и пошлите несколько бутылок на бак. Держу пари, завтра же охотники будут на нашей стороне и станут охотиться с Волком Ларсеном с таким же рвением, с каким они охотились с его братом Смертью Ларсеном.

— А они не убегут от нас, как Уэйнрайт?

Он хитро улыбнулся.

— Не убегут, этого не допустят наши старые охотники. Я уже обещал им по доллару с каждой шкуры, добытой нашими новыми охотниками. По крайней мере, половина их сегодняшнего энтузиазма основывалась именно на этом. Атеперь отправляйтесь-ка в наш лазарет. Там, должно быть, вас поджидает много раненых.