Роман Стендаля «Красное и чёрное»: Часть II. Глава III. Первые шаги
На другой день, очень рано утром, Жюльен переписывал в библиотеке письма, когда мадемуазель Матильда вошла туда через маленькую дверь, отлично скрытую корешками книг. Между тем как Жюльен восхищался такой изобретательностью, мадемуазель Матильда, казалось, была очень удивлена и раздосадована, найдя его тут; она была в папильотках, и Жюльен нашел, что у нее жестокий, надменный и почти мужеподобный вид. Дело в том, что она потихоньку таскала книги из библиотеки отца; сегодня же визит ее не удался из-за присутствия Жюльена, и это тем более было ей досадно, что она пришла за вторым томом «Вавилонской Принцессы» Вольтера, книгой, которая достойным образом дополняла высокомонархическое и религиозное воспитание, полученное ею в монастыре Sacré-Coeur. В девятнадцать лет эта бедная девушка уже не могла заинтересоваться романом, если он не был пикантно-остроумным.
Около трех часов в библиотеку явился граф Норбер; он пришел просмотреть газету, чтобы вечером быть в состоянии говорить о политике, и был очень рад увидеть там Жюльена, о существовании которого совсем позабыл. Он был с ним чрезвычайно любезен и предложил ехать кататься верхом.
— Отец отпускает нас до обеда.
Жюльен понял это нас и нашел его очаровательным.
— Боже мой, граф, — воскликнул Жюльен, — если бы дело шло о том, чтобы срубить восьмидесятифутовое дерево, ободрать его и распилить на доски, то смею думать, что я бы отлично с этим справился; но ездить верхом мне пришлось только шесть раз за всю жизнь.
— Ну что ж, так это будет седьмой, — сказал Норбер.
В глубине души Жюльен вспоминал въезд короля *** в Верьер и воображал, что ездит верхом превосходно. Но, возвращаясь из Булонского леса, на самой середине улицы дю Бак, желая разойтись со встречным кабриолетом, он упал и весь выпачкался в грязи. Хорошо еще, что у него было две пары платья. За обедом маркиз, желая заговорить с ним, спросил, хорошо ли прошла прогулка верхом, на что Норбер поспешно ответил в общих выражениях.
— Граф очень добр ко мне, — возразил Жюльен, — и я глубоко ценю его доброту и благодарен ему за нее. Он приказал подать мне самую смирную и самую красивую лошадь; но все-таки он ведь не мог привязать меня к ней, а без этой предосторожности я свалился как раз на середине этой длинной улицы близ моста.
Мадемуазель Матильда напрасно старалась скрыть смех; его спросили о подробностях падения. Жюльен рассказал с большой искренностью; он был очень мил, сам того не подозревая.
— Этот маленький священник мне нравится, — сказа маркиз академику, — настоящий провинциал-простак; даже рассказывает о своей беде при дамах.
Слушатели Жюльена отнеслись так непринужденно к его несчастью, что в конце обеда, когда общий разговор принял другое направление, мадемуазель Матильда спросила брата о подробностях злополучного происшествия. За одним вопросом последовал другой; хотя они и не были обращены к Жюльену, но, встретив несколько раз ее взгляд, он осмелился сам отвечать ей, и в конце конце все трое стали хохотать так, как могут хохотать только трое молодых крестьян где-нибудь в чаще леса.
На другой день Жюльен прослушал две лекции по богословию, а потом, вернувшись, переписал штук двадцать писем. Он нашел в библиотеке какого-то молодого человека, очень изысканно одетого, но с дурными манерами и выражением зависти в лице.
Вошел маркиз.
— Что вы здесь делаете, Танбо? — спросил он пришельца строгим тоном.
— Я полагал… — начал было молодой человек, подобострастно улыбаясь.
— Нет, сударь, вы не полагали. Вы сделали попытку, но неудачно.
Молодой Танбо вскочил взбешенный и исчез. Он был племянник академика, друга госпожи де Ла Моль и готовился к литературной карьере. Академик добился от маркиза обещания сделать его своим секретарем. Танбо работал в отдаленной комнате, но, узнав о преимуществе, которым пользовался Жюльен, работая в библиотеке, захотел разделить его с ним и утром перенес туда же свои бумаги.
В четыре часа Жюльен после некоторого колебания решился явиться к графу Норберу. Тот собирался ехать верхом и пришел в замешательство, как человек в высшей степени учтивый.
— Надеюсь, — сказал он Жюльену, — что вы в скором времени побываете в манеже и что через несколько недель я с величайшим удовольствием буду кататься с вами.
— Я хотел иметь честь поблагодарить вас за оказанное мне внимание; поверьте, граф, — прибавил Жюльен с серьезным видом, — что я чувствую, как я вам обязан. Если ваша лошадь не ушиблась, благодаря моей вчерашней неловкости, и если она свободна, я хотел бы сегодня покататься на ней.
— Ну что ж, делайте это на свой страх, дорогой Сорель! Считайте, что я сделал вам все требуемые благоразумием возражения. Дело в том, что уже четыре часа, и нам нельзя терять времени.
— Что надо делать, чтобы не упасть? — спросил Жюльен у графа, когда они сели.
— Очень многое, — ответил Норбер, покатываясь со смеху. — Например, надо откидывать корпус назад.
Жюльен поехал крупной рысью. Они были на площади Людовика XVI.
— О юный смельчак, — сказал Норбер, — здесь слишком много экипажей, и правят ими бесшабашные люди! Если только вы упадете, их экипажи проедут по вашему телу, потому что они не рискнут разорвать своей лошади рот удилами, останавливая ее на скаку.
Раз двадцать Норбер видел, что Жюльен готов был упасть; но все-таки прогулка закончилась без происшествий. По возвращении домой юный граф сказал сестре:
— Позвольте вам представить лихого наездника.
За обедом, разговаривая с отцом через весь стол, он отдал справедливость отваге Жюльена; вот все, что можно похвалить в его манере ездить. Утром молодой граф слышал, как конюхи, чистившие на дворе лошадей, оскорбительно издевались над Жюльеном за его падение.
Несмотря на все любезности, Жюльен в скором времени почувствовал себя глубоко одиноким в этой семье. Все их обычаи казались ему странными, и он постоянно делал промахи, доставлявшие большую радость лакеям.
Аббат Пирар уехал в свой приход. «Если Жюльен подобен слабому тростнику, пусть он погибнет, — думал он, — если же это человек мужественный, пусть пробивается сам».
