Роман Александра Герцена «Былое и думы»: Часть восьмая. Отрывки (1865–1868). Примечания к восьмой части
Восьмая часть «Былого и дум» была впервые полностью опубликована Герценом в кн. VIII ПЗ, 1869 г., изданной в конце 1868 г. До подготовки журнальной публикации всей этой части в К за 1865–1867 гг. печатались отрывки из главы I («Без связи») с подзаголовком «Отрывки из путешествия». Первый из них появился в К в сентябре 1865 г., второй – почти через год – в августе 1866 г., три – в мае и июне 1867 г. Печатались они в К не в том порядке, в каком их расположил автор в журнальной публикации. Время написания отдельных глав восьмой части устанавливается авторскими отметками в печатном тексте и в рукописи. Главка «Zu deutsch» датирована в К (в ПЗ дата снята): «Генуя, 15 января 1867 г.». Глава II («Venezia la bella») имеет две даты: перед текстом – «Февраль 1867», в конце – «Март 1867 года»; в рукописи: «20–28 февраля 1867» и «2 марта 1867. Ницца». Под текстом главы III («La belle France») значится: «Генуя, 31 декабря 1867», в рукописи этой главы – более ранняя дата, соответствующая времени начала работы над ней: «Ницца 1867 – июнь». Как видно из рукописей «La belle France», Герцен вначале назвал эту главу «Париж через X лет» и намеревался печатать ее с цифрой II в составе главы «Без связи». Не исключено, что он хотел опубликовать всю восьмую часть под общим заглавием «Без связи». Второй раздел главки «С того и этого света» («Живые цветы. – Последняя могиканка») в черновой рукописи имеет другое начало и заглавие («Moralisches»). Отброшенный текст заклеен текстом последней редакции.
Восьмую часть своих мемуаров Герцен датировал 1867–1868 гг., упустив из виду, что один «Отрывок из путешествия» он опубликовал в К 1865 г. В настоящем издании восьмая часть датируется 1865–1868 гг.
Рукописи восьмой части «Былого и дум» хранятся в составе «пражской коллекции» (ЦГАЛИ) и «софийской коллекции» (ЛБ). В «софийской коллекции» наборная рукопись «Venezia la bella» – единственная наборная рукопись во всем собрании автографов «Былого и дум».
Глава «Альпийские виды. – Женева» в настоящем издании, в соответствии с указаниями Герцена, печатается в составе очерков «Скуки ради» (см. комментарий к «Скуки ради», т. XX). В текст восьмой части внесены следующие исправления:
Стр. 459, строка 8: влюбленного в свою Францию вместо: влюбленного на свою Францию (по автографу)
Стр. 462, строка 31: всем вместо: всему
Стр. 480, строка 14: оставил вместо: он оставил
Стр. 487, строка 32: во веки веков вместо: во век веков
Стр. 488, строка 12: – Я забыл одно, – запутавшись в объяснении, сказал мне вместо: – Я забыл одно, запутавшись в объяснении, – сказал мне
Стр. 493, строка 29: в росте вместо: в рост
Стр. 497, строки 20–21: но и прилаженная вместо: но прилаженная (по автографу)
Стр. 498, строка 22: Огюст Конт вместо: Август Конт (по автографу)
Последняя часть «Былого и дум» представляет собой по форме записи путевых впечатлений Герцена, путешествовавшего во второй половине 1860-х годов по Италии, Франции, Швейцарии. Это уже в значительной степени рассказ не о былом, а о настоящем. По своему же содержанию эта часть «Былого и дум», как и предыдущие, ставит острейшие проблемы общественной борьбы и культуры, во многом по-новому освещая их. При этом внимание Герцена сосредоточено здесь не на «эксцентрических», по его собственному определению, людях, то есть наиболее ярких представителях тех или иных общественных течений, а на типических чертах целых поколений, от представителей исторически обреченных господствующих классов, принадлежащих уже «тому свету», до молодых революционеров России и Франции и пролетариев Италии. Своеобразие этой части тесно связано с тем, что вторая половина 60-х годов была для Герцена периодом переоценки ценностей; его внимание, пусть еще не до конца последовательно, было обращено к тому новому, что зарождалось в общественной жизни.
Герцен делает, хотя еще и очень осторожно, оптимистические выводы из опыта 1848–1867 гг.; он отдает себе отчет в том, насколько сам пошел вперед в познании движущих сил действительности.
Сопоставляя идейную, литературную жизнь 1840-х годов с современностью, Герцен отмечает, что ныне передовая мысль стала гораздо ближе к «низменным полям», к «стону современных человеческих трясин».
В главе «Даниилы» он создает многозначительный диалог французского буржуазного демократа с немцем, бывшим эмигрантом, по-видимому, находящимся под влиянием идей Маркса. В отличие от «битых фраз» и «слезливой сентиментальности» француза немец проповедует «разбор дела, внимание, понимание» действительности и необходимость иметь ясную цель перед собою.
Герцен подчеркивает полный крах всех буржуазно-демократических и утопически-социалистических верований и иллюзий, особенно пышно расцветших во Франции, их падение перед лицом надвинувшихся на Европу во второй половине 60-х годов грозных событий политической жизни. Герцен ощущает все яснее приближающееся «безумие, бешенство крови», он предвидит военное столкновение между Францией Наполеона III и «прусским деспотизмом» Бисмарка.
Много иронических и резких штрихов находит Герцен для характеристики западноевропейской буржуазии, он обнажает ее духовную пустоту, неуверенность в будущем, неспособность и нежелание создать общественный порядок, при котором техника и наука служили бы большинству.
Но Герцен все крепче верит в грядущую победу новых, социалистических сил человечества. Буржуазный порядок для него теперь лишь этап развития, через который суждено пройти и России. Свои надежды Герцен возлагает на пролетариат, на передовую, глубоко понимающую действительность и стремление народа, интеллигенцию. Он пристально присматривается, например, к «резкому, как альпийский воздух, виду <…> работничьего населения» Турина.
В главе «Цветы Минервы» Герцен приветствует молодое русское революционное поколение в лице «девушки-студентки, барышни-бурша» 60-х годов: «Эта фаланга – сама революция, суровая, в семнадцать лет…»
