12360 викторин, 1647 кроссвордов, 936 пазлов, 93 курса и многое другое...

Роман Жюля Верна «Таинственный остров»: Часть вторая. Изгнанник. Глава шестая

Оклик Пенкрофа. – Ночь в Гротах. – Стрела Герберта. – План Сайреса Смита. – Неожиданный случай. – Что произошло в Гранитном дворце. – У колонистов новый слуга.

Сайрес Смит остановился, не говоря ни слова. Его спутники принялись в темноте обшаривать стену в надежде, что, может быть, ветром сорвало низ лестницы и отбросило в сторону, – но лестницы не оказалось. Тогда они принялись искать ее на земле, предполагая, что, может быть, она совсем оборвалась… Но лестница исчезла бесследно. Впрочем, может быть, ветер забросил ее на верхнюю площадку, но было так темно, что даже Пенкроф своими зоркими глазами ничего не мог рассмотреть в окружающем мраке.

– Если это шутка, – сердито вскричал Пенкроф, – то очень скверная!.. Спешить домой и не иметь возможности подняться в свою комнату – в этом нет ничего смешного для усталых людей.

Наб в полном отчаянии испускал горестные восклицания.

– Странно! Ведь сегодня не было ветра, – заметил Герберт.

– Я замечаю, что на острове Линкольна начинает твориться что-то странное, – сказал Пенкроф.

– Странное? – повторил Гедеон Спилет. – Не понимаю, что вам тут кажется странным, Пенкроф, а по-моему, все так просто. Кто-то пришел, пока нас не было, занял наше жилище и поднял лестницу.

– Вы говорите «кто-то»! – воскликнул матрос. – Кто же это, позвольте вас спросить?

– Как вам сказать – кто? Да, может быть, тот самый охотник, который попал дробинкой в пекари, – ответил Спилет. – По-моему, случай с дробинкой лучше всего подходит для того, чтобы объяснить исчезновение лестницы…

– Ну, если там наверху есть кто-нибудь, – ответил Пенкроф, сопровождая эту фразу громкими проклятиями и все больше раздражаясь, – я попробую окликнуть его и надеюсь, что он мне ответит!

И моряк во всю силу своих могучих легких заорал громовым голосом протяжное «Э-э-эй!», которое затем еще долго повторяло эхо. Колонисты прислушались, и им показалось, что наверху, в Гранитном дворце, раздался какой-то странный смех. Но никто не ответил на призывные крики Пенкрофа, разносившиеся громовыми раскатами по всему побережью.

Все это было так странно, что даже самые апатичные люди – и те были бы удивлены и невольно вышли бы из своей апатии, а колонисты не были равнодушными и не могли отнестись к этому хладнокровно. В том положении, в котором они находились, любое, даже самое незначительное событие, выходящее за рамки обыденной жизни, имело для них огромное значение. За все семь месяцев их пребывания на острове с ними ни разу не случалось ничего подобного, и кто знает, какие последствия могло иметь в будущем загадочное исчезновение лестницы.

Голод, усталость – все было забыто. Колонисты стояли у подножия Гранитного дворца, подавленные необычным происшествием, не зная, что думать, не зная, что делать, задавая друг другу вопросы и не зная, что отвечать… Наб горевал больше всего о том, что не может попасть в свою кухню и заняться приготовлением ужина. Его сумка с провизией была почти совсем пуста, а все съестные запасы хранились в кладовой, рядом с кухней… И бедняга жалобно причитал, чуть не плача.

– Друзья мои, – сказал наконец Сайрес Смит, – я считаю, что нам нужно дождаться рассвета, и тогда мы будем действовать по обстоятельствам. А пока пойдем в Гроты. Там мы, по крайней мере, проведем ночь под крышей, а если не сможем поужинать, то, надеюсь, хорошо выспимся.

– Хотел бы я знать, кто этот нахальный господин, сыгравший с нами такую скверную штуку? – спросил еще раз Пенкроф, который никак не мог примириться с мыслью, что Гранитный дворец занят чужими.

Кто бы ни был этот бесцеремонный посетитель, но колонистам оставалось только последовать совету инженера, пойти в Гроты и там дожидаться рассвета. Топу было приказано остаться под окнами Гранитного дворца на страже, а когда Топ получал приказ, он выполнял его без возражений. Оставив умную собаку у подножия гранитной стены, ее хозяин вместе со своими товарищами отправился в Гроты.

Сказать, что изнемогавшие от усталости колонисты хорошо спали этой ночью на песчаном ложе в Гротах, значило уклониться от истины. Их беспокоило неожиданное исчезновение лестницы, случайное или умышленное – это они узнают утром, – кроме того, им неудобно было лежать на голом песке, не имея даже подстилки из травы. Но приходилось мириться с этим положением, потому что их дом занят непрошеными гостями и они не только не могли туда вернуться, но даже не знали, с кем имеют дело.

Лишиться Гранитного дворца означало лишиться всего, что они имели. Там были не только спальни, там же хранилось и все их имущество, все их запасы. Там в строгом порядке были сложены самые разнообразные материалы – оружие, инструменты, приборы, запасы продовольствия и прочее. Что, если все это будет разграблено и колонистам придется устраиваться заново, снова делать оружие, инструменты?..

Это было бы большим несчастьем, не говоря уже о том, что многие предметы, доставшиеся им вместе с ящиком, они не могли сделать сами. Вот главная причина, почему им плохо спалось. То один, то другой почти ежеминутно вскакивал и выходил посмотреть, хорошо ли Топ выполняет обязанности сторожа. Только Сайрес Смит с обычным спокойствием терпеливо дожидался разъяснения загадки, хотя был страшно возмущен сознанием, что над ним, над его волей стоит кто-то более сильный, которому невольно приходится подчиняться и которого до сих пор ему не удалось найти. Гедеон Спилет был полностью согласен с инженером, и в эту ночь они несколько раз принимались, конечно шепотом, обсуждать все эти необъяснимые факты, перед которыми были бессильны их проницательность и жизненный опыт. Тут есть какая-то тайна, это несомненно, но где ключ к этой тайне? Кто и почему скрывается от них, играя роль доброго гения заброшенных на уединенный клочок земли колонистов? Герберт не знал, что и думать, и очень хотел получить ответы на интересующие его вопросы от Сайреса Смита, но пока молчал. А Наб после недолгого раздумья пришел к заключению, что все это, в сущности, его не касается и должно быть разъяснено его хозяином. Если бы только негр не боялся обидеть своих товарищей, он проспал бы эту ночь так же хорошо и спокойно, как если бы лежал на своей постели в Гранитном дворце.

Зато Пенкроф негодовал больше всех или, лучше сказать, один за всех. Гнев его не имел пределов.

– Нечего сказать, хорошая шутка! – ворчал он. – Только я не очень-то люблю шутки вроде той, которую с нами сыграли! Ну, да это мы еще посмотрим, кто завтра будет смеяться, а кто плакать!.. Плохо придется этому шутнику, если только он попадется ко мне в руки!..

С первыми проблесками зари колонисты были уже на ногах и, захватив с собой оружие, направились к берегу. Гранитный дворец, обращенный на восток, вскоре должен был осветиться лучами восходящего солнца. И действительно, около пяти часов среди зелени уже можно было рассмотреть окна, закрытые изнутри ставнями.

С этой стороны все было в порядке, но из груди колонистов невольно вырвался крик, когда они увидели настежь открытую дверь, которая – все это прекрасно помнили – была заперта перед уходом.

Кто-то пробрался в Гранитный дворец. В этом не оставалось никаких сомнений.

Верхняя лестница, соединявшая дверь со средней площадкой, была на месте, но нижняя была убрана и приподнята до самого дверного порога. Очевидно, пришельцы хотели обезопасить себя на случай прибытия настоящих хозяев дворца.

Что касается их вида и количества, то определить это пока было нельзя, потому что никто из незнакомцев еще не показывался.

Пенкроф опять крикнул несколько раз.

Никакого ответа.

– Негодяи! – закричал моряк. – Они спят себе спокойно, словно в своем собственном доме!.. Эй, вы!.. Пираты, разбойники, бандиты, отродье Джона Буля!..

По американским понятиям Пенкрофа, назвать кого-нибудь «отродьем Джона Буля» означало самое сильное оскорбление.

Пока Пенкроф так своеобразно изливал свой гнев, совсем рассвело, и фасад Гранитного дворца засверкал под лучами утреннего солнца. Но внутри дворца, как и снаружи, все было тихо и спокойно.

Колонисты начали сомневаться, действительно ли кто-то есть в Гранитном дворце. Однако поднятая лестница красноречиво доказывала, что помещение занято. Было очевидно, что и оккупанты, кто бы они ни были, не могли убежать оттуда. Вопрос только в том, как до них добраться?

Герберту пришла мысль привязать к стреле тоненькую веревку и попытаться пустить стрелу таким образом, чтобы она попала между ступеньками лестницы, болтавшейся как раз у порога. Если бы эта попытка удалась, можно было, потянув за веревку, вытянуть лестницу вниз до самой земли и восстановить сообщение с Гранитным дворцом.

Пока нельзя было придумать ничего другого, а если выстрел будет удачным, попытка сулила почти верный успех. К счастью, луки и стрелы хранились в одном из коридоров Гротов, там же лежало и несколько сот метров тонкой веревки из растительных волокон. Пенкроф размотал веревку и привязал один конец к хорошо оперенной стреле. Теперь наступила очередь Герберта показать свое искусство. Юноша взял стрелу и, став в позицию, натянул лук, целясь в свисающий конец лестницы.

Сайрес Смит, Гедеон Спилет, Пенкроф и Наб отошли немного назад, чтобы лучше видеть полет стрелы и наблюдать за тем, что будет происходить в Гранитном дворце. Журналист, приложив карабин к плечу, целился в дверь.


Герберт еще сильнее натянул тетиву, и стрела с легким свистом полетела вверх, увлекая за собой бечеву, и упала как раз между двумя ступеньками.

Попытка удалась.

Герберт подхватил лежавший на земле конец веревки и начал слегка дергать ее вниз, чтобы опустить лестницу.

Вдруг в дверную щель просунулась рука, схватила лестницу и быстро убрала ее в Гранитный дворец.

– Негодяйка! – заревел моряк. – Тебе, видно, захотелось получить пулю в бок! Что ж, тебе недолго придется ждать.

– Но кто ж это такой? – спросил Наб.

– Кто? Разве ты не узнал?..

– Нет.

– Да ведь это – обезьяна, мартышка, сапажу, орангутанг, бабуин, горилла, сагуин!.. В нашем дворце обезьяны!.. Проклятые твари забрались туда по лестнице во время нашего отсутствия…

В эту минуту, словно желая подтвердить слова моряка, три или четыре обезьяны показались у окон, открыв ставни, и, глядя на стоявших внизу законных владельцев занятого ими жилища, принялись кривляться и гримасничать.

– Я ведь и раньше говорил, что это глупая шутка, – смеясь, сказал Пенкроф. – Но, по крайней мере, один шутник первым поплатится за проделки твоих товарищей!..

С этими словами моряк вскинул к плечу ружье, быстро прицелился и выстрелил. Все обезьяны, кривлявшиеся в окнах, скрылись, и только одна безжизненной массой свалилась вниз.

Убитая обезьяна была огромной и, по-видимому, принадлежала к отряду человекообразных. Все с любопытством ее рассматривали, спрашивая, кто это: шимпанзе, орангутанг, горилла или гиббон? Герберт сразу же удовлетворил общее любопытство и авторитетным тоном ученого объявил, что это орангутанг, а Герберту можно было верить – юноша был сведущ в зоологии.

– Какое великолепное животное! – воскликнул Наб.

– Великолепное?.. Согласен, – ответил Пенкроф, – но меня это вовсе не интересует. Лучше поговорим о том, как бы нам попасть к себе во дворец?

– Герберт – прекрасный стрелок, – сказал Спилет. – Лук при нем. Пусть попробует еще раз…

– Нет, обезьяны – хитрые бестии! Я их хорошо знаю! – возразил Пенкроф. – Поверьте, теперь они уже не подойдут к окнам, и нам не удастся их убить… А подумать только, сколько бед могут они наделать… комнаты… кладовые…

– Потерпите, Пенкроф! – вмешался Сайрес Смит. – Обезьяны не останутся там надолго…

– Этому я поверю только тогда, когда ни одного этого безобразника не останется во дворце, – запальчиво возразил моряк. – Вот скажите, пожалуйста, мистер Смит, знаете ли вы, сколько именно дюжин этих обезьян засело там наверху?


Ответить на вопрос Пенкрофа было нелегко. Герберту повторить свою удачную попытку тоже не удалось, потому что обезьяны совсем убрали лестницу, и, когда он начал снизу сильнее дергать за веревку, она не выдержала и оборвалась.

Осаждающие в самом деле находились в затруднительном положении. Пенкроф кричал и выходил из себя. Вся эта история имела и комическую сторону, но Пенкрофу это нашествие человекообразных совсем не казалось смешным. Колонисты не сомневались, что в конце концов они проникнут в Гранитный дворец и выгонят оттуда непрошеных гостей, но только когда и как? Ответить на такой вопрос в данную минуту никто не мог.

Прошло еще два часа. За все это время ни одна обезьяна не показалась ни у окна, ни у дверей, но они, конечно, были еще там. Несколько раз то в окно, то в дверь на минуту выглядывала любопытная морда или протягивалась рука. Любое появление неприятеля колонисты встречали ружейными выстрелами.

– Знаете что? Попробуем спрятаться, – предложил инженер. – Может быть, обезьяны подумают, что мы ушли, и снова покажутся. Пусть Спилет и Герберт спрячутся за скалами и будут стрелять в первую же физиономию, которая выглянет из окна.

Предложение инженера все одобрили и немедленно привели в исполнение. Гедеон Спилет и Герберт, самые лучшие стрелки колонии, отошли немного в сторону и спрятались, не спуская глаз с Гранитного дворца. Сайрес Смит, Пенкроф и Наб отправились на охоту в лес возле плато Дальнего Вида, потому что они с утра еще ничего не ели и необходимо было раздобыть немного дичи.

Через полчаса охотники вернулись и принесли несколько горных голубей, которых удалось кое-как изжарить. За это время ни одна обезьяна не показывалась.

Оставив Топа сторожить под окнами, Гедеон Спилет и Герберт тихо вышли из засады, чтобы позавтракать. Поев, они снова вернулись на свой пост.

Прошло еще два часа, а положение дела нисколько не изменилось. Обезьяны не подавали больше никаких признаков жизни, и можно было подумать, что во дворце их нет. Но так только казалось, а на самом деле, испуганные выстрелами и, главным образом, смертью одной из товарок, они притаились где-нибудь по углам в комнатах Гранитного дворца и, может быть, забрались даже в кладовую. А как только колонисты вспоминали о кладовой, о тех сокровищах, которые в ней хранились, то даже самые благоразумные из них, несмотря на советы инженера не волноваться и терпеливо ждать, приходили в сильное раздражение, да и было от чего.

– Нет, как хотите, а все это слишком глупо, – сказал наконец журналист. – Я даже представить себе не могу, когда это кончится!

– Надо же, в конце концов, выгнать оттуда этих негодяев! – вскричал Пенкроф. – Мы справились бы с ними, будь их там хоть два десятка, но для этого надо или выманить их сюда или пробраться к ним… Неужели нет никакой возможности добраться до них?

– Есть только один способ, – ответил инженер, которому, по-видимому, пришла в голову новая мысль.

– Только один? – спросил Пенкроф. – Что ж, хорошо и это, если нельзя придумать ничего другого… А можно узнать, в чем заключается этот способ?

– Надо попытаться проникнуть в Гранитный дворец по старому водостоку из озера, – ответил инженер.

– Ах, сто тысяч чертей! – обрадовался моряк. – Ведь как просто, а мне и в голову не приходило!

Это действительно был единственный способ проникнуть в Гранитный дворец, чтобы сразиться с обезьянами и выгнать их. Отверстие водостока, правда, было наглухо заделано каменной перегородкой, но делать нечего, придется, видимо, разрушить ее, но потом можно будет замуровать отверстие точно так же.

К счастью, Сайрес Смит еще не привел в исполнение свой проект, состоявший в том, чтобы поднять уровень воды в озере и таким образом скрыть под водой место бывшего водостока. Будь это сделано, проникнуть в Гранитный дворец было бы гораздо труднее.

Уже за полдень колонисты, хорошо вооруженные, захватив с собой кирки и лопаты, вышли из Гротов и, оставив Топа под окнами Гранитного дворца наблюдать за обезьянами, направились по левому берегу реки Милосердия к плато Дальнего Вида. Но не успели они пройти и пятидесяти шагов, как вдруг послышался яростный лай собаки. Умное животное, не покидая своего поста, отчаянно звало на помощь.

Колонисты остановились.

– Скорей туда! – сказал Пенкроф.

Все побежали обратно. Добежав до угла, они увидели, что положение резко изменилось.

Обезьяны, чем-то или кем-то испуганные, метались во все стороны и, видимо, пытались убежать. Две или три из них выбрались наружу и с ловкостью, которой позавидовал бы самый знаменитый акробат, бегали и прыгали по фасаду от одного окна к другому. Животные, по-видимому, были так испуганы, что забыли про лестницу, которую всего лишь надо было сбросить вниз, чтобы благополучно спуститься на землю. Вскоре пять или шесть обезьян оказались под прицелом, и колонисты, подбежав поближе, начали стрелять. Ни один выстрел не пропал даром; обезьяны в паническом ужасе выскакивали из дворца и гибли под пулями. Некоторые из раненых обезьян с криками падали назад в комнату, другие сваливались вниз, поднимались, пытались уйти, но тут же опять падали и умирали…

Прошло всего минут десять, но уже почти с уверенностью можно было сказать, что в Гранитном дворце не осталось ни одной обезьяны.

– Ура! – закричал Пенкроф, торжествуя победу. – Ура! Ура!

– Не рано ли вы начали кричать «ура»? – заметил Гедеон Спилет.

– А почему? Обезьяны все убиты, – отозвался моряк.

– Так-то оно так, но мы все равно не можем попасть домой…

– Пойдем к водостоку! – возразил Пенкроф.

– Больше ничего не остается, – вмешался в разговор инженер. – Хотя было бы гораздо лучше, если бы…

В эту минуту, словно в ответ на замечание Сайреса Смита, лестница вдруг соскользнула с порога, развернулась и упала на землю.

– Ах, черт возьми! Вот так штука!.. Здорово!.. – вскричал Пенкроф, обращаясь к Сайресу Смиту.

– Слишком здорово! – тихо произнес в ответ инженер, бросившись к лестнице.

– Будьте осторожны, мистер Сайрес! – крикнул ему Пенкроф. – Как бы там не оказалось еще парочки-другой этих орангутангов…

– Там видно будет, – ответил инженер, продолжая подниматься по лестнице.

Примеру инженера последовали остальные колонисты, и через минуту все они были уже у самой двери.

Колонисты осмотрели все помещение. В комнатах никого не было, а в кладовую обезьяны почему-то даже не заходили.

– Вот история! Как же могла свалиться лестница? – повторял моряк. – Кто был так любезен и сбросил нам ее сверху?

В эту минуту послышался крик, и огромная обезьяна вбежала в зал, следом за ней бежал Наб.

– А, разбойник! – заорал Пенкроф.

И, взмахнув топором, он хотел рассечь животному голову, но Сайрес Смит остановил его:

– Пощадите его, Пенкроф.

– Чтобы я пощадил эту образину!

– Да! Это он сбросил нам лестницу.

Инженер сказал это таким странным тоном, что трудно было разобрать, серьезно он говорит или нет.

Так или иначе, но его заступничество достигло своей цели: Пенкроф опустил топор. Затем все дружно набросились на обезьяну и, несмотря на упорное сопротивление, повалили животное на пол и крепко связали веревками.

– Уф!.. И здоров же он!.. – проговорил Пенкроф, поднимаясь. – Ну а что же он будет у нас делать?

– Служить! – ответил Герберт.

Говоря это, юноша совсем не шутил, потому что знал из книг, какую пользу можно извлечь из этих разумных животных.

Колонисты снова подошли к обезьяне и стали внимательно ее рассматривать. Это был настоящий орангутанг, он не обладал ни свирепостью бабуина, ни легкомыслием макаки, ни нечистоплотностью сагуина, ни нетерпением бесхвостой маго, ни дурными инстинктами павиана. Именно этот вид человекообразных отличается всеми характерными признаками, приближающими обезьяну к человеку. Прирученные и воспитанные орангутанги очень быстро приучаются прислуживать за столом, убирать комнаты, чистить одежду и обувь; они привыкают пользоваться ложкой и вилкой и даже пьют вино… и все это они делают не хуже, если не лучше двуногих лакеев.

Известно, что у Бюффона была такая же обезьяна, которая несколько лет была ему верным и усердным слугой.

Пойманный колонистами орангутанг, лежавший связанным в большом зале Гранитного дворца, был огромный, почти шести футов ростом, пропорционально сложенный, с широкой, сильно развитой грудью, средней величины головой, закругленным черепом. Нос у него выдавался вперед, а кожу покрывала гладкая, мягкая и блестящая шерсть. Одним словом, это был один из лучших представителей семейства человекообразных. В его небольших глазах светился разум. Белые, как слоновая кость, зубы сверкали на темном фоне усов, а небольшая курчавая, рыжеватого цвета бородка обрамляла щеки и нижнюю часть лица.


– А ведь красивый парень, черт возьми! – сказал Пенкроф. – Эх, жаль, что мы не знаем их языка, а то с ним можно было бы потолковать.

– Хозяин! – заговорил Наб, обращаясь к инженеру. – Значит, это не шутка?.. Обезьяна и в самом деле будет слугой?

– Да, Наб, – улыбаясь, ответил инженер. – Но только ты не ревнуй!

– Надеюсь, что этот орангутанг будет хорошим слугой, – заметил Герберт. – Он еще молодой, обучить его будет нетрудно, и нам не придется ни бить его, ни вырывать ему клыки, как это обычно делают, когда удается поймать старого, уже заматеревшего орангутанга… Вы увидите, как он привяжется к нам, как он полюбит нас, если только мы сами не будем обращаться с ним жестоко и станем действовать лаской…

– Конечно, так и будет, – ответил за всех Пенкроф, который к этому времени уже успел забыть, как сердился на «шутников». – Ну, приятель?.. Как дела?.. – спросил он орангутанга. – Нравится тебе у нас?..

Орангутанг ответил легким ворчаньем.

– Значит, ты согласен вступить в состав колонии? – спросил моряк. – Давай же, брат, говори!.. Согласен ты поступить на службу к мистеру Сайресу Смиту?

Снова одобрительное ворчанье обезьяны.

– Только, брат, вот что… жалованья ты пока получать не будешь… но за твою работу мы тебя будем кормить, поить, одевать, обувать…

Обезьяна опять заворчала, как бы изъявляя свое согласие.

– Он разговаривает довольно однообразно, – заметил Гедеон Спилет.

– Ничего! – возразил Пенкроф. – Чем меньше слуга разговаривает, тем лучше… К тому же мы не будем платить ему жалованье! Слушай, милейший, первое время ты будешь служить у нас без жалованья, а потом, если мы будем тобой довольны, вознаграждение будет увеличено вдвое.


Таким образом, число колонистов увеличилось еще на одного члена, который со временем должен был оказаться очень полезным. Нужно было дать имя этому новому слуге, и Пенкроф попросил своих товарищей, чтобы его назвали Юпитером в память другой такой же обезьяны, которую он знал. Все, конечно, охотно согласились и орангутангу дали имя Юпитер, которое тотчас же было заменено коротким Юп.

С этого времени мастер Юп мог считать себя законным обитателем Гранитного дворца.