Роман Жюля Верна «Таинственный остров»: Часть вторая. Изгнанник. Глава третья
Отъезд. – Прилив. – Вязы и каркасы. – Различные растения. – Якамар. – Вид леса. – Гигантские эвкалипты. – Почему их называют «лихорадочными деревьями»? – Обезьяны. – Водопад. – Остановка на ночь.
На следующее утро, 30 октября, все было готово для экспедиции, казавшейся совершенно необходимой после недавних событий. Со вчерашнего дня дела приняли такой оборот, что колонисты начали смотреть на себя не как на людей, потерпевших крушение, а как на настоящих колонистов, которые по долгу человеколюбия должны спешить на помощь к бедствующему экипажу или пассажирам прибитого к их острову корабля.
Еще накануне они решили, что будут подниматься вверх по течению реки Милосердия, насколько это окажется возможным. При этом им удастся без особого утомления совершить большую часть пути, и в то же время исследователи не будут нести на себе провизию и оружие, пока не доберутся до самой отдаленной западной части острова.
Отправляясь в путешествие, нужно было подумать не только о том, что колонисты возьмут с собой. Следовало также иметь в виду, что, может быть, им придется, возвращаясь домой, нести на себе немалый груз в Гранитный дворец. Если предположить, что крушение корабля произошло недалеко от побережья острова, то, вероятно, немало вещей, которые очень бы пригодились колонистам, будет прибито волнами и выброшено на берег. На этот случай следовало бы, конечно, прихватить с собой тачку, которая принесла бы гораздо больше пользы, чем хрупкая пирога, но тяжелую и громоздкую тачку пришлось бы тащить на себе, поэтому колонисты отказались от этой мысли. Пенкроф, успевший уже вернуть себе хорошее настроение после вчерашнего разочарования, шутя заметил, что в ящике, кроме табака, к сожалению, не нашлось еще и пары лошадок из Нью-Джерси, которые очень бы пригодились на острове.
Сайрес Смит предполагал пробыть в дороге не более трех дней, и Наб уложил в пирогу необходимый на это время запас провизии, состоявший из сушеного мяса и нескольких галлонов пива и напитка, заменявшего им вино. Впрочем, если бы взятой с собой провизии почему-либо оказалось бы недостаточно, то колонисты могли пополнить свои запасы в дороге. Дичь в лесу водилась в изобилии, и поэтому Наб предусмотрительно положил в пирогу маленькую переносную печку.
Из найденных в ящике плотничьих инструментов колонисты взяли с собой только два больших топора, которыми предстояло прокладывать дорогу в лесной чаще. Сайрес Смит взял с собой подзорную трубу и компас.
Из ассортимента оружия колонисты взяли с собой два кремневых ружья, которые на острове были гораздо полезнее, чем ружья пистонные или центрального боя. Для первых нужны были только кремни, которые легко было заменить, а для вторых необходимы были пистоны, запас которых мог очень скоро истощиться при частой стрельбе. Впрочем, они захватили на всякий случай и один из карабинов с центральным боем и к нему несколько патронов. Им пришлось взять с собой и немного пороха, которого было всего около пятидесяти фунтов, но инженер рассчитывал приготовить взрывчатое вещество, которое могло бы заменить порох. Затем каждый из колонистов заткнул за пояс кортик в кожаном чехле. Вооруженные таким образом, они могли смело углубиться в леса Дальнего Запада, не боясь встречи ни с хищными зверями, ни даже с более опасными врагами – людьми.
Излишне, конечно, говорить, что Пенкроф, Герберт и Наб, так грозно вооруженные, громко выражали свое удовольствие по этому поводу, хотя Сайрес Смит и взял с них торжественное обещание не делать ни одного выстрела без крайней необходимости.
В шесть часов утра пирогу оттолкнули от берега. Колонисты вместе с Топом сели в нее и быстро направились к устью реки Милосердия.
Прилив начался не более получаса назад, и колонисты могли плыть еще несколько часов, пользуясь могучей силой прилива, а затем начнется отлив и плыть против течения будет труднее. Прилив в это утро был сильным, потому что полнолуние – время особенно больших приливов – должно было наступить через три дня, и благодаря этому пирога без помощи весел быстро неслась между крутыми берегами. Пенкроф только управлял кормовым веслом, стараясь удерживать лодку посередине реки.
Через несколько минут исследователи достигли того места, где река Милосердия делала поворот и где семь месяцев назад Пенкроф построил свой первый плот.
За этим довольно крутым поворотом река, закругляясь, текла на юго-запад между высоких вечнозеленых хвойных деревьев.
Вид берегов реки Милосердия был великолепен. Сайрес Смит и его спутники любовались теми чудесными эффектами, которых природа так легко достигает, комбинируя воду и деревья. По мере того как лодка двигалась вверх по течению, характер леса постепенно менялся. На правом берегу реки возвышались громадные, прямые, как стрелы, ильмы, или вязы, которые так высоко ценятся судостроителями, потому что обладают свойством долго сохраняться в воде, не загнивая. За ними виднелись в таком же изобилии группы деревьев того же семейства ильмовых, и среди них, между прочим, каркасы, железные деревья, плоды которых содержат очень полезное масло. Затем Герберт заметил несколько кустарников с гибкими тонкими ветвями, из которых получаются прекрасные канаты, если их вымочить в воде, и два-три эбеновых дерева красивого черного цвета.
Время от времени в таких местах, где можно было пристать к берегу, пирогу останавливали. Гедеон Спилет, Герберт и Пенкроф брали ружья и вместе с Топом обследовали берег. Их влекло в незнакомую часть леса не только желание поохотиться, но и надежда обнаружить какое-нибудь полезное растение. Молодой натуралист нашел многое из того, что хотел. Так, ему удалось разыскать дикий шпинат, множество растений из семейства крестоцветных, которые легко можно было разводить и вблизи Гранитного дворца, кресс-салат, редьку, репу, брюкву, редис и, наконец, растение с ветвистыми опушенными стеблями, высотой около метра, с семенами светло-коричневого цвета.
– Знаешь ли ты, что это за растение? – спросил Герберт моряка.
– Табак! – воскликнул Пенкроф, который видел свое любимое растение только в трубке в виде готового продукта.
– Нет, Пенкроф! – ответил Герберт. – Это не табак, это горчица!
– Хорошо, пусть будет горчица, – разочарованно проговорил моряк, – но, если случайно тебе попадется хоть один листик табака, вспомни тогда, мальчик, обо мне и не проходи мимо него!
– Не горюй, Пенкроф, найдем как-нибудь и табак! – сказал Гедеон Спилет.
– Обещаете? – воскликнул Пенкроф. – Чудесно! Когда это случится, в тот день на нашем острове ни в чем не будет недостатка!
Все полезные растения были осторожно вырыты из земли вместе с корнями и перенесены в лодку, в которой оставался Сайрес Смит, погруженный в свои размышления.
Несколько раз Спилет, Герберт и Пенкроф высаживались то на правый, то на левый берег реки Милосердия. Левый берег был гораздо менее крутым, зато лес на правом берегу был более густым. Инженер все время не выпускал из рук компаса и, внимательно следя за показаниями стрелки, определил, что река, начиная от первого поворота, шла с северо-востока на юго-запад и текла на протяжении почти трех миль по прямой линии. Но были основания предполагать, что выше река еще раз изменит свое направление и потечет на северо-запад к контрфорсам горы Франклина, где, вероятно, должны находиться ее истоки.
Во время одной из этих экскурсий в лес Гедеону Спилету удалось захватить живьем двух птиц, похожих на кур. Пойманные птицы были с длинными тонкими клювами, чуть вытянутыми шеями, короткими крыльями и без всяких признаков хвоста. Герберт, взглянув на птиц, назвал их «тинаму». Колонисты решили сделать пернатых пленников первыми обитателями будущего птичника.
Но ружья до сих пор еще молчали. Первый выстрел, раздавшийся в тот день в лесу Дальнего Запада, был вызван появлением красивой птицы, очень похожей на зимородка.
– Я знаю, что это за птица! Я ее узнал! – вскричал Пенкроф, и в ту же минуту его ружье выстрелило как бы само собой.
– Кого узнали, Пенкроф? – спросил Спилет.
– Это та самая птица, которая ускользнула от нас, когда мы с Гербертом первый раз были в лесу… На память об этом мы и лес назвали ее именем…
– Якамар! – воскликнул Герберт.
Это и в самом деле был якамар, красивая птица, мягкое пушистое оперение которой отливало золотистым блеском. Заряд дроби уложил птицу на землю, и Топ принес ее в лодку вместе с дюжиной турако, лазающих птиц величиной с голубя. У них были зеленые перья, ярко-малиновые крылья и большой хохолок с белой каемкой. Герберт убил этих птичек одним метким выстрелом и очень этим гордился. Турако оказались гораздо вкуснее якамара, мясо которого было жестковато. Но Пенкроф так не считал, и его трудно, если не невозможно, было убедить, что он застрелил не самую лучшую из съедобных птиц.
В десять часов утра лодка достигла второго поворота реки Милосердия, примерно в пяти милях от устья. В этом месте сделали привал, чтобы позавтракать. Отдых под тенью больших и красивых деревьев продолжался полчаса.
Ширина реки в этом месте по-прежнему была шестьдесят-семьдесят футов при глубине от пяти до шести футов. Инженер заметил, что в реку Милосердия впадало с обеих сторон много притоков, но все они были, несмотря на свою многоводность, в сущности узкими и несудоходными ручьями. Леса и справа (лес Дальнего Запада), и слева (лес Якамара) нисколько не меняли своего характера и казались бесконечными. Ни в чаще леса, ни у берегов реки под сенью деревьев исследователи не обнаружили никаких признаков присутствия человека. Было ясно, что никогда еще топор дровосека не стучал в этом лесу, срубая деревья, и ничей нож никогда не прокладывал себе дорогу сквозь густую сеть лиан, переплетавшихся между деревьями и густым кустарником. Если потерпевшие крушение высадились на острове, то они, очевидно, не покидали еще побережья, и следы их следовало искать где угодно на берегу, но только не в лесной чаще.
Поэтому инженер хотел как можно быстрее добраться до западного берега острова Линкольна, до которого от места их стоянки, по его мнению, основанному на строго математическом расчете, было не меньше пяти миль. Желание инженера совпадало с желаниями его спутников, и после завтрака снова тронулись в путь. Река, как было уже замечено, в этом месте делала поворот: вместо того чтобы идти прямо к западному берегу острова, поворачивала на северо-запад, к горе Франклина. Несмотря на это, колонисты решили не покидать лодку до тех пор, пока плыть по реке станет невозможно. Плывя по реке, они экономили и сберегали силы и время, потому что, решив идти напрямик, им пришлось бы прокладывать дорогу топором сквозь густую чащу.
Но вскоре лодка остановилась: видимо, течение совсем замедлилось, – может быть, потому, что в это время начинался отлив, а может быть, на таком расстоянии от устья реки море уже не оказывало своего влияния. Пришлось взяться за весла. Наб и Герберт заняли места на банках, Пенкроф стал работать кормовым веслом, и лодка медленно поплыла вверх по реке.
Лес уже заметно начинал редеть на правом берегу реки, то есть на северной стороне лесов Дальнего Запада. Деревья росли здесь уже не так густо, а местами попадались небольшие прогалины, на которых росли одиночные деревья. Но благодаря простору они могли пользоваться обилием света и воздуха и поражали своими громадными размерами и роскошной листвой.
Какие замечательные представители флоры этого пояса! Ботанику достаточно было бы одного взгляда на эти деревья, чтобы по ним почти безошибочно определить широту, на которой лежит остров Линкольна.
– Эвкалипты! – вскричал Герберт.
Это и в самом деле были эвкалипты, самые крупные представители флоры субтропического пояса, родственники эвкалиптов Австралии и Новой Зеландии – стран, расположенных на той же широте, что и остров Линкольна. Некоторые из этих деревьев достигали высоты двухсот футов. Стволы этих гигантов имели до двадцати футов в окружности у основания, а кора их, покрытая полосками выступившей из-под заболони душистой смолы, была толщиной около пяти дюймов. Трудно представить себе что-нибудь красивее и в то же время оригинальнее этих огромных представителей семейства миртовых, листья которых были обращены ребром к солнцу и свободно пропускали солнечные лучи до самой земли.
У подножия эвкалиптов свежая густая трава точно зеленым ковром покрывала землю, из нее вылетали стайки маленьких птичек, сверкавших на солнце, как драгоценные камни.
– Вот так деревья! – воскликнул Наб. – Но только годятся ли они на что-нибудь?
– Подумаешь! – ответил Пенкроф. – Есть и деревья-великаны точно так же, как существуют люди-великаны, которые только и годятся на то, чтобы их показывать на ярмарках!
– А ведь вы ошибаетесь, Пенкроф, – возразил Гедеон Спилет, – потому что эвкалипты, особенно в последнее время, пользуются большим спросом в столярном деле.
– А я еще добавлю, – вмешался Герберт, – что эвкалипты принадлежат к семейству, включающему очень много полезных деревьев: гуайяву, или индейскую грушу; гвоздичное дерево, доставляющее всем известное гвоздичное масло; гранатное дерево, дающее такие вкусные плоды – гранаты; eugenia caulflora, из плодов которой делают вино; мирт igni, из которого получают очень вкусный ликер; мирт caryophyllis, его кора идет в продажу под названием корицы; eugenia pimenta, дающую ямайский перец; мирт обыкновенный с ягодами, которые могут заменить перец; eucalyptus robusta, дающий превосходную манну; eucalyptus Gunei, из сока которого путем брожения делается напиток вроде пива. Наконец, все деревья, известные под названием «хлебных» или «железных», тоже принадлежат к семейству миртовых, которое насчитывает сорок шесть родов и тысячу триста видов!
Никто ни одним словом не перебил молодого натуралиста, который с увлечением давал своим товарищам урок ботаники. Сайрес Смит слушал его улыбаясь, а Пенкроф – с невыразимым чувством гордости.
– Хорошо, Герберт, – сказал Пенкроф, когда Герберт закончил свою лекцию, – но я готов чем угодно поклясться, что все эти полезные деревья, которые ты нам называл, совсем не такие великаны, как эти эвкалипты!
– Это правда, Пенкроф.
– Значит, это подтверждает то, что я говорил, – все великаны ни на что не годятся!..
– Ошибаетесь, Пенкроф, – возразил инженер, – как раз вот эти самые гигантские эвкалипты, под которыми мы сидим, приносят очень и очень большую пользу…
– Какую же, позвольте спросить?
– Они дезинфицируют воздух и почву той местности, где растут… Знаете ли вы, как их называют в Австралии и Новой Зеландии?
– Нет, не знаю, мистер Сайрес.
– Там их называют лихорадочными деревьями.
– Хорошее название, нечего сказать! Значит, там, где растут эти деревья, вечные лихорадки…
– Вовсе нет! Напротив, они предохраняют от заболевания лихорадкой.
– Вот как! Я этого не знал, – заметил журналист, – и сейчас же запишу для памяти!
– Запишите, дорогой Спилет! По этому поводу немало писали, и, видимо, уже доказано, что эвкалипты нейтрализуют вредное влияние болотных испарений. Эвкалипты уже испробованы в этом отношении в некоторых областях на юге Европы и на севере Африки, где климат, безусловно, вреден, и санитарное состояние этих местностей значительно улучшилось. А там, где эти представители семейства миртовых успели разрастись в целые леса, опасная болотная лихорадка совсем изчезла. Это несомненный факт, чрезвычайно приятный для нас, колонистов острова Линкольна.
– Какой остров! Какой благословенный остров! – воскликнул Пенкроф. – Я ведь говорил вам, что на нем есть все… и если бы только…
– Найдем и это, Пенкроф, непременно найдем, – ответил инженер. – Ну а теперь поплывем дальше и будем плыть до тех пор, пока это будет возможно.
Гребцы налегли на весла, и лодка стала двигаться вперед. Еще около двух миль исследователи плыли между сплошных стен из эвкалиптов, которые, видимо, преобладали в этой части острова. Занятая ими территория простиралась по обоим берегам реки Милосердия и казалась необозримой, русло реки красиво извивалось между высокими зеленеющими берегами. Но чем дальше колонисты поднимались вверх по течению, тем труднее становилось плавание: местами река превращалась в пруд, заросший болотной травой. Кроме того, приходилось объезжать видневшиеся из воды острые вершины камней, которыми было усеяно неровное дно. Грести подчас было невозможно, и Пенкроф отталкивался от дна шестом. Река становилась все мельче, и колонистам, вероятно, вскоре придется остановить свою пирогу, которая иначе сядет на мель. Солнце начинало уже склоняться к горизонту, и тени деревьев становились длиннее. Было очевидно, что в этот день им не удастся достигнуть западного берега, поэтому Сайрес Смит решил ночевать в лесу, избрав для бивуака то место, где очень скоро должна была остановиться лодка. По его расчету, они находились в пяти-шести милях от западного берега – слишком большое расстояние, чтобы рисковать идти ночью в незнакомом лесу.
Решение инженера было одобрено всеми колонистами, и лодка, хотя и медленно, еще двигалась вперед. Раскинувшиеся по берегам заросли становились все более густыми и более населенными обитателями животного царства. Пенкроф уверял даже, что заметил несколько довольно больших стай обезьян, лазающих по деревьям. Зоркие глаза и на этот раз не обманули моряка. Обезьяны вскоре подошли к самому берегу реки и с любопытством смотрели на проходившую мимо них лодку с сидевшими в ней людьми, и при этом они не проявляли ни малейшего страха. Очевидно, четверорукие впервые видели людей и не научились еще их бояться. Легко можно было бы застрелить несколько обезьян, но Сайрес Смит категорически запретил любую попытку бесцельного убийства животных, хотя пылкому Пенкрофу очень хотелось подстрелить парочку-другую обезьян. Кроме того, мирная политика была безопаснее, потому что сильные и ловкие обезьяны могли оказаться серьезными противниками и слишком враждебно ответить на совершенно ненужное нападение.
Пенкроф и в этом случае не изменил себе и рассматривал обезьян исключительно с кулинарной точки зрения, отлично зная, что мясо этих травоядных животных очень вкусное. Но, поскольку запасов провизии им хватало, не стоило зря тратить порох.
Часам к четырем дня плыть по реке Милосердия стало очень трудно, потому что движению препятствовали камни и водяные растения. Берега становились все выше, и русло реки уже проходило между первых контрфорсов горы Франклина. Значит, ее истоки находились уже недалеко, потому что река брала начало на южных склонах горы.
– Не позже чем через четверть часа мы волей-неволей должны будем остановиться, мистер Сайрес, – сказал Пенкроф.
– Значит, придется остановиться. Остановимся и займемся устройством бивуака на ночь.
– Как вы думаете, на каком мы приблизительно расстоянии от Гранитного дворца? – спросил Герберт.
– Милях в семи по прямой линии, – ответил инженер, – а если считать по течению реки, которое отнесло нас к юго-западу, то мы сделали за день гораздо больше.
– Мы, конечно, не останемся тут и пойдем дальше? – спросил Спилет.
– Да, до тех пор, пока это будет возможно, – ответил Сайрес Смит. – Завтра на рассвете мы оставим здесь лодку и, я надеюсь, часа за два доберемся до западного берега. Таким образом, у нас будет почти целый день на исследование побережья.
– Навались! – скомандовал Пенкроф гребцам.
Гребцы работали на славу, лодка поплыла гораздо быстрее, но очень скоро река стала мелкой до такой степени, что слышно было, как дно лодки шуршит по каменистому дну реки, ширина которой в этом месте была не больше двадцати футов. Деревья, сходясь вершинами, образовывали как бы густой зеленый свод, окутывая реку таинственным полумраком. Сверху ясно доносился шум водопада, указывавший на то, что в нескольких сотнях шагов реку запруживала какая-то естественная преграда.
И в самом деле, за последним поворотом реки сквозь зеленую листву показался и сам водопад. Лодка сильно ударилась о дно реки и несколько минут спустя уже была привязана к дереву на правом берегу.
Было около пяти часов. Последние лучи солнца еще проникали под густые ветви и косо освещали маленький водопад, водяная пыль сверкала всеми цветами радуги. Дальше русло исчезало в густых зарослях, где, вероятно, и брала река свое начало из какого-то скрытого источника, а многочисленные ручейки, впадавшие в реку на всем ее протяжении, делали ее полноводной. Но здесь это был неглубокий ручеек с очень чистой, почти прозрачной водой.
Это красивое место так понравилось колонистам, что они решили остановиться здесь на ночь. Привязав лодку, они вышли на берег и развели огонь под развесистым каркасом, в ветвях которого Сайрес Смит и его спутники могли найти надежный приют на ночь.
С ужином покончили очень быстро, потому что все очень проголодались, кроме того, усталость давала себя знать – всем страшно хотелось спать. Но сначала колонисты отправились собирать дрова для костра, который должен был гореть всю ночь, отгоняя хищных животных, потому что не раз слышали в лесу какое-то подозрительное рычание. Наб и Пенкроф решили дежурить по очереди и не жалея подкладывали дрова в огонь. Сторожа, может быть, и не ошибались, когда им казалось, что они видели тени каких-то животных, бродивших вокруг бивуака и среди деревьев, но только ночь прошла спокойно. На следующий день, 31 октября, в пять часов утра все были уже на ногах и собирались в дальнейший путь.
