Рассказ Гарина-Михайловского «Неудачный день»: Страница 5

Зину поднимают и уводят; она хромает. Тёма внимательно следит и остаётся в мучительной неизвестности: действительно ли Зина хромает, или только притворяется.

— Пойдём, Иоська! — говорит он, подавляя вздох.

Но Иоська говорит, что он боится и уйдёт на кухню.

— Иоська, — говорит Тёма, — не бойся; я всё сам расскажу маме.

Но кредит Тёмы в глазах Иоськи подорван. Он молчит, и Тёма чувствует, что Иоська ему не верит. Тёма не может остаться без поддержки друга в такую тяжёлую для себя минуту.

— Иоська, — говорит он взволнованно, — если ты не уйдёшь от меня, я после завтрака принесу тебе сахару.

Это меняет положение вещей.

— Сколько кусков? — спрашивает нерешительно Иоська.

— Два, три, — обещает Тёма.

— А куда пойдём?

— За горку! — отвечает Тёма, выбирая самый дальний угол сада. Он понимает, что Иоська не желал бы теперь встретиться с барышнями.

Они огибают двор, перелезают ограду и идут по самой отдалённой дорожке.

Тёма взволнован и переполнен всевозможными чувствами.

— Иоська, — говорит он, — какой ты счастливый, что у тебя нет сестёр. Я хотел бы, чтобы у меня ни одной сестры не было. Если б они умерли все вдруг, я ни капельки не плакал бы о них. Знаешь: я попросил бы, чтобы тебя сделали моим братом. Хорошо?!

Иоська молчит.

— Иоська, — продолжает Тёма, — я тебя ужасно люблю… так люблю, что, что хочешь, со мной делай…

Тёма напряжённо думает, чем доказать Иоське свою любовь.

— Хочешь, зарой меня в землю… или хочешь, плюнь на меня.

Иоська озадаченно глядит на Тёму.

— Милый, голубчик, плюнь… Милый, дорогой…

Тёма бросается Иоське на шею, целует его, обнимает и умоляет плюнуть.

После долгих колебаний, Иоська осторожно плюёт на кончик Тёминой рубахи.

Край рубахи с плевком Тёма поднимает к лицу и растирает по своей щеке.

Иоська поражённо и сконфуженно смотрит…

Тёма убеждённо говорит:

— Вот… вот, как я тебя люблю!

Друзья подходят к кладбищенской стене, отделяющей дом от старого заброшенного кладбища.

— Иоська, ты боишься мертвецов? — спрашивает Тёма.

— Боюсь, — говорит Иоська.

Тёма предпочёл бы похвастаться тем, что он ничего не боится, потому что его отец ничего не боится, и что он хочет ничего не бояться, но в такую торжественную минуту он чистосердечно признаётся, что тоже боится.

— Кто ж их не боится? — разражается красноречивой тирадой Иоська — Тут хоть самый первый генерал приди, как они ночью повылазят да рассядутся по стенкам, так и тот убежит. Всякий убежит. Тут побежишь, как за ноги да за плечи тебя хватать станет или вскочит на тебя, да и ну колотить ногами, чтобы вёз его, да ещё перегнётся, да зубы и оскалит; у другого половина лица выгнила, глаз нет. Тут забоишься! Хоть какой, и то…

— Артемий Николаич, завтракать! — раздаётся по саду молодой, звонкий голос горничной Тани.

Из-за деревьев мелькает платье Тани.

— Пожалуйте завтракать, — говорит горничная ласково и фамильярно обхватывая Тёму.

Таня любит Тёму. Она в чистом, светлом ситцевом платье; от неё несёт свежестью, густая коса её аккуратно расчёсана, добрые карие глаза смотрят весело и мягко.

Она дружелюбно ведёт за плечи Тёму, наклоняется к его уху и весёлым шёпотом говорит:

— Немка плакала!

Немку, несмотря на её полную безобидность, прислуга не любит.

Тёма вспоминает, что в его столкновении с бонной у него союзники вся дворня — это ему приятно, он чувствует подъём духа.

— Она назвала меня дураком, разве она смеет?

— Конечно, не смеет. Папаша ваш генерал, а она что? Дрянь какая-то. Зазналась.

— Правда, когда я маме скажу всё — меня не накажут?

Таня не хочет огорчать Тёму; она ещё раз наклоняется и ещё раз его целует, гладит его густые золотистые волосы.

За завтраком обычная история. Тёма почти ничего не ест. Перед ним лежит на тарелке котлетка, он косится на неё и лениво пощипывает хлеб. Так как с ним никто не говорит, то обязанность уговаривать его есть добровольно берёт на себя Таня.

— Артемий Николаич, кушайте!

Тёма только сдвигает брови.

В Зине борется гнев к Тёме с желанием, чтобы он ел.

Она смотрит в окошко и, ни к кому особенно не обращаясь, говорит:

— Кажется, мама едет!

— Артемий Николаич, скорей кушайте, — шепчет испуганно Таня.

Тёма в первое мгновение поддаётся на удочку и хватает вилку, но, убедившись, что тревога ложная, опять кладёт вилку на стол.

Зина снова смотрит в окно и замечает:

— После завтрака всем, кто хорошо ел, будет сладкое.

Тёме хочется сладкого, но не хочется котлеты.