Поэма Руставели «Витязь в тигровой шкуре»: Сказ 15. Повесть о Нурадине-Придоне, которого Тариэль встретил на морскрм берегу
Ночь проездив, я увидел на прибрежий сады,
Близость города являли в скалах выбоин ряды.
Избегать людей старался я под бременем беды,
В чаще отдыха искал я, несший тяжкие труды.
Под деревьями уснул я; те рабы вкушали хлеб;
После встал, теряя силы, обращая сердце в склеп.
Не узнал ни лжи, ни правды, от растерянности слеп.
Слезы землю оросили, натиск горести окреп.
Крик послышался, взглянул я: вижу — витязь молодой,
Разъяренный болью раны, объезжает брег морской:
Сабли рдеющий обломок сжав могучею рукой,
Всё кому-то угрожает и врагов зовет на бой.
Моего коня ты видишь; он сидел тогда на нем;
Словно бурный ветер мчался, оглашал поля кругом.
Я раба послал вдогонку в жажде встречи с удальцом;
Поручил спросить героя: «Кто же дерзок был со львом?»
Моего раба не слушал этот бешеный ездок.
Я на лошадь — и вдогонку, хоть он был уже далек.
Крикнул: «Стой! Я тоже буду ко врагам твоим жесток!»
Он взглянул, остановился; вид мой витязя привлек.
Вопросил творца тот витязь: «Как столь стройный тополь взрос?»
После мне сказал: «Отвечу я теперь на твой вопрос.
Бескольчужный, натерпелся я изменничьих угроз,
Львами стали, кто доселе обращались мною в коз».
Я сказал: «Постой, не сетуй, здесь под сень дерев сойдем;
Не попятится отважный от разящего мечом».
Он пошел со мной охотней, чем любимый сын с отцом,
Я дивился, видя нежность в ратоборце молодом.
Раб мой, лекарем служивший, перевязку сделать мог;
Безболезненно из раны острие стрелы извлек.
И спросил героя: «Кто ты? Кто с тобою был жесток?»
Рассказать он согласился, зазвучал речей поток.
«Кто ты будешь? С чем сравню я твой печальный, гордый вид?
Что тебя, о тополь, сушит, или что тебя казнит?
Что покрыло белизною лепестки твоих ланит?
Бог зачем светильник гасит, что, зажженный им, горит?
Недалек отсюда город, где на царство я воссел.
Нурадин-Придон мне имя, Мулгазар мне дан в удел.
Там, где вы остановились, царства нашего предел.
Край наш, малый, но богатый, и теперь не оскудел!
Моего отца и дядю разделил когда-то дед.
Остров на море мне в долю предназначен с давних лет,
Но теперь захвачен дядей, чьи сыны творят мне вред:
Больше места для охоты мне, ограбленному, нет.
Нынче вышел на охоту, увидал морскую гладь;
Не хотел с собой на остров я большую свиту брать,
И войскам своим велел я возвращенья ожидать;
А сокольничьих с собою взял на остров только пять.
Островной косы достигли, берег тронуло весло.
Я своих не остерегся и подумал: что за зло?
Если воины трусливы, безразлично их число.
Хоть кричал я на охоте, к нашим эхо не дошло.
Чада дядины, не помня, что Придон из их семьи,
На отряд мой покусились в безрассудном забытьи
И, меня опережая, обнажив мечи свои,
Чтобы путь мне перерезать, сели в быстрые ладьи.
Увидал я блеск металла, клич военный услыхал.
Быстро прыгнув на галеру, громозвучно я вскричал.
В море встала предо мною вражья рать, как бурный вал,
Повалить меня пытались, но пред ними я не пал.
Сзади войско появилось, больше первого втройне,
Отовсюду обступили, но привычен я к войне.
Все приблизиться боялись и стреляли в спину мне.
Меч могучий мой сломался, и колчан иссяк вполне.
На коне я спрыгнул в волны и уплыл, неудержим.
Неприятели, галеру окружив кольцом сплошным,
Всех людей моих убили, я же тщетно был гоним;
Вспять быстрейших обращал я, обращая взоры к ним.
Да грядет судьба, что людям их создателем дана!
Долг отдам я, коль угрозам будет мощь моя равна;
Станет жизнь их днем и ночью одинаково черна,
Воронье на пир покличу — станет прахом их страна».
Взволновал меня тот юный львиной яростью своей.
Я сказал: «К чему поспешность? Ты сдержать себя сумей!
Я пойду с тобой, те люди не сберут своих костей;
Распадутся в прах, увидя нас, двоих богатырей.
Не сегодня расскажу я повесть мрачную мою;
Если будет время, после ничего не утаю».
Он вскричал: «Ты возвращаешь блеск и радость бытию,
И отныне до кончины жизнь тебе я отдаю».
Мы вошли в его столицу. Город был красив, но мал.
Все войска его встречали, каждый грудь свою терзал,
Обнажал чело и пеплом в знак печали посыпал,
Целовал края одежды и меча его металл.
Я им также полюбился, полюбившийся ему,
И хвалу мне воздавали: «Солнце, ты рассеешь тьму!»
Шло сверканье отовсюду, взор на что ни подыму:
Всё в парче, богатство было там заметно по всему.
