Роман Джека Лондона «Морской волк»: Глава 34

— Как жаль, — сказала Мод, — что «Призрак» потерял свои мачты. А то бы мы могли воспользоваться им и уплыть. Как вы думаете, Хэмфри?

В волнении я вскочил.

— В самом деле! В самом деле! — стал я повторять, шагая взад и вперед.

Глаза Мод с ожиданием следили за мной. Она верила в меня! А это, в свою очередь, придавало мне силы, и я вспомнил изречение Мишле: «Женщина для мужчины — это то же, что земля для ее легендарного сына: ему достаточно было прикоснуться к ней и поцеловать ее, чтобы он вновь почувствовал себя сильным». Первый раз в жизни я ощутил на себе всю правду этого изречения. Да, я теперь переживал это сам. Мод была для меня всем, она была для меня неиссякаемым источником бодрости и силы. Достаточно было для меня взглянуть на нее или подумать о ней — и я снова чувствовал себя сильным.

— Надо попробовать, надо попробовать, — думал я вслух. — Ведь пробуют же другие, почему бы не попробовать и мне? И если это удавалось до сих пор другим, то почему не должно удаться и мне?

— Что? Что именно? — умоляла Мод. — Не мучьте меня. Что должно удаться и вам?

— Мы выполним это! — продолжал я разговаривать сам с собой. — Мы поставим на «Призраке» мачты и уплывем!

— Хэмфри! — воскликнула она.

И я вдруг почувствовал в себе гордость от этой мысли, точно она была уже приведена в исполнение.

— Но неужели это возможно сделать? — спрашивала Мод.

— Не знаю, — ответил я. — Знаю только, что готов приняться за это дело хоть сейчас. — Я самоуверенно улыбнулся ей, так самоуверенно, что она опустила глаза и на минуту смолкла.

— Но ведь там сейчас Волк Ларсен, — возразила она наконец.

— Слепой и беспомощный, — ответил я быстро, отбрасывая это препятствие, точно соломинку.

— Но у него остались его ужасные руки. Его сила! Ведь вы рассказывали, как он уверенно перепрыгнул через люк.

— Я рассказывал вам также и то, как я увертывался от Ларсена и как улизнул от него.

— За что и остались без сапог.

— Да, сапогам не удалось убежать от Волка Ларсена без моего содействия.

Мы оба засмеялись, а потом с серьезным видом принялись за обсуждение плана, как поставить мачты на «Призраке» и как возвратиться на нем в населенный людьми мир. Я стал припоминать то, что учил когда-то по физике в школе. С механикой я уже познакомился на опыте, прослужив столько месяцев на шхуне. Должен сказать при этом, что когда мы оба отправились к «Призраку», чтобы на месте ознакомиться с предстоящим нам делом, то один вид длинных мачт, свесившихся в воду, привел меня в отчаяние. С чего же начать? Другое дело, если бы у нас уцелела хоть одна мачта, к которой мы могли бы прикрепить блок и веревки! Но у нас не было ничего. Это мне напомнило сказку о том человеке, который поднял себя на воздух за шнурок от собственного башмака. Я понимал механику подъемов, но где было взять точку опоры?

Грот-мачта в тупом конце была пятнадцати дюймов в диаметре; длина ее была шестьдесят пять футов, и, по моим расчетам, весить она могла никак не менее трех тысяч фунтов. Фок-мачта была еще тяжелее. Мод в безмолвии стояла рядом со мной, а я все еще старался что-нибудь придумать. Скрестив и связав между собой концы двух бревен и подняв их на воздух в виде перевернутой вверх ногами буквы V, я получил бы над палубой точку, к которой мог прикрепить подъемный блок. К этому блоку, в случае надобности, я мог бы прикрепить еще и второй блок, и таким образом у меня получился бы подъемный кран.

Заметив, что я пришел к определенному решению, Мод ободряюще посмотрела на меня.

— Что же вы собираетесь делать? — спросила она.

— Разобраться сперва во всей этой путанице, — ответил я, указав на целый узел снастей, болтавшихся сбоку корабля в воде.

Ах, с какой решительностью я это сказал и как гордо прозвучали мои слова! «Разобраться в путанице»! Вы только подумайте! Ведь эта самонадеянная фраза слетела с губ самого Хэмфри Ван-Вейдена!

Вероятно, у меня и в голосе и в позе было что-то мелодраматическое, потому что Мод улыбнулась. Способность оценивать смешное была в ней развита в высокой степени, и она безошибочно подмечала все комичное. Это была ее характерная черта, очень важная для нее как литературного критика. Серьезный критик, обладающий чувством юмора и силой выражения, всегда и неизбежно будет направлять жизнь общества, и всегда оно будет прислушиваться к его словам. Так было и с ней: она направляла.

— Я, кажется, слышала это выражение где-то раньше, — весело сказала она. — Или знаю его из книг, — добавила она, улыбаясь.

Я понял, над чем она смеется, и сконфузился.

— Ну, не обижайтесь, — прибавила она.

— Я и не обижаюсь, — ответил я. — Это мне только на пользу. Во мне еще много мальчишеского. Но все это к делу не относится. Нам действительно нужно «разобраться в путанице». Если вы согласны сесть со мною в лодку, то давайте подплывем к снастям и распутаем их.

Весь остаток дня мы провели за работой. Ее обязанностью было удерживать лодку на месте, в то время как я распутывал снасти. И какая это была путаница! Я разрезал только там, где это было крайне необходимо, и, подсовывая длинные веревки под мачты и реи и выбирая их опять из воды, я растягивал их в длину, складывал кругами в лодку и скоро промок до костей.

Мелкие паруса все-таки пришлось отрезать, а большие, отяжелевшие от воды, потребовали крайнего напряжения сил. Но я тем не менее еще до наступления ночи успел снять их все и разостлать для просушки на берегу.

Мы оба страшно устали и почти не могли есть за ужином. За этот день мы выполнили чрезвычайно большую работу, хотя на первый взгляд она и могла показаться незначительной.

На следующее утро с Мод в качестве помощницы я спустился в трюм шхуны, чтобы расчистить там гнездо для грот-мачты. Едва только мы начали работу, как на звуки топора и молотка явился Волк Ларсен.

— Эй, кто там? — крикнул он сверху в открытый люк. Услышав его голос, Мод тотчас же прижалась ко мне, точно ища защиты, и все время, пока я с ним разговаривал, не снимала руки с моего плеча.

— Здравствуйте! — ответил я. — Доброе утро!

— Что вы там делаете? Хотите потопить мою шхуну?

— Наоборот. Я починю ее.

— Но, черт возьми, что вы чините там? — спросил он уже с тревогой в голосе.

— Хочу подготовить все для установки мачт, — ответил я так просто, будто это было самым легким делом на свете.

— Кажется, вы и впрямь встали на ноги, Сутулый! — донесся до нас его голос сверху.

Некоторое время он молчал.

— Вы не сумеете сделать это, Сутулый, — опять послышался его голос. — Слышите?

— Нет, сделаю, — возразил я. — Я уже работаю!

— Но это моя шхуна, моя собственность. Я вам запрещаю!

— Напрасно. Вы уже теперь не прежний большой кусок жизненных дрожжей. Правда, когда-то вы были способны даже «съесть меня», как вы говорили, но с тех пор многое переменилось. Теперь я способен съесть вас. Дрожжи выдохлись.

Он отрывисто и неприятно засмеялся.

— Я вижу, вы собираетесь применить ко мне мою же философию, — сказал он. — Но вам это не удастся: вы ошиблись, недооценив меня. Для вашей же пользы говорю вам: перестаньте!

— С каких это пор вы стали филантропом? — допытывался я. — Сознайтесь, что вы очень непоследовательны, если стараетесь убедить меня для моей же собственной пользы.

Он не обратил внимания на мой сарказм.

— А если я захлопну над вами люк? — крикнул он. — Что тогда? Теперь уж я не буду таким дураком, как тогда, когда вы лазили в кладовую.

— Волк Ларсен, — сказал я грозно, в первый раз за все это время назвав его по имени, — я не могу стрелять в беспомощного, безоружного человека. Вы мне это доказали, к моему и вашему удовольствию. Но я предупреждаю вас — и не столько для вашей пользы, сколько для своей собственной, — что я убью вас немедленно при первой враждебной выходке против меня. Я могу убить вас и теперь, пока вы здесь стоите, и если это вам нравится, то пожалуйста! Можете закрывать люк сколько вам будет угодно!

— Тем не менее я запрещаю вам, категорически запрещаю прикасаться к моей шхуне!

— Перестаньте, — упрекнул я его. — Вы утверждаете, что это судно ваше, точно имеете на это моральное право. А сами-то позабыли, что в отношении ко всем другим вы никогда не считались с этим правом! Неужели же вы воображаете, что я буду церемониться с вами и буду применять это право к вам?

Я подошел к открытому люку, чтобы лучше видеть его. Его лицо страшно изменилось: оно было лишено всякого выражения; немигавшие, уставившиеся в одну точку глаза уродовали его. На него неприятно было смотреть.

— Все перестали меня уважать, — проговорил он насмешливо, — даже Сутулый!

Его голос звучал презрением, но лицо оставалось по-прежнему бесстрастным.

— Как поживаете, мисс Брюстер? — неожиданно проговорил он после паузы.

Я вздрогнул. Она до сих пор не издала ни звука, даже не шевельнулась. Как он мог догадаться, что она была со мной? Неужели в нем еще остались слабые признаки зрения? А может быть, зрение к нему вернулось?

— Здравствуйте, капитан Ларсен! — ответила она. — Как вы узнали, что я здесь?

— Услышал ваше дыхание. А ведь Сутулый сделал большие успехи! Как вы думаете?

— Не знаю, — ответила она с улыбкой. — Я никогда не знала его другим.

— Ну, нет! Посмотрели бы вы, каким он был раньше!

— За это время я принимал Волка Ларсена, — пробурчал я, — и в больших дозах.

— Я предупреждаю вас, Сутулый, — сказал он с угрозой. — Оставьте шхуну в покое!

— А разве вам не хочется выбраться отсюда, как и нам? — спросил я его недоверчиво.

— Нет, — последовал ответ. — Я хочу умереть здесь.

— А мы этого не хотим, — ответил я решительно и снова застучал молотком.