Роман Джека Лондона «Морской волк»: Глава 31

— Она будет попахивать, — сказал я, — но зато не будет пропускать тепла и защитит нас от дождя и снега.

Мы закончили, наконец, крышу из котиковых шкур.

— Она неказиста, но отвечает цели, а это главное, — продолжал я, напрашиваясь на похвалу.

Она захлопала в ладоши и объявила, что крыша ей очень нравится.

— Но внутри темно, — сказала она в следующую минуту, пожав плечами, точно от невольной дрожи.

— Отчего же вы не напомнили мне об окне, когда я выводил стены? — спросил я. — Я строил для вас, и, кажется, вы должны были бы сказать, что окошко необходимо!

— Да, я недогадливая, — усмехнулась она. — Впрочем, вы можете пробить и теперь окно в стене.

— Совершенно верно, я не подумал об этом, — ответил я. — А вы не забыли заказать стекла? Позвоните по телефону фирме Ред, телефон № 44—51, — кажется, так, — и спросите, есть ли у них стекла по вашему вкусу.

— Это значит…

— …Что окна не будет.

В хижине было темно и неприглядно; она была не лучше, чем свинушник в цивилизованной стране. Но для нас, не забывших испытаний, пережитых на море в маленькой лодке, она казалась довольно уютной. Отпраздновав новоселье при ярком освещении с помощью котикового жира, в который были вставлены фитили из шерсти, мы стали усиленно охотиться, чтобы запастись мясом на зиму, и строить другую хижину — для меня. Теперь это было уже легко: мы отправлялись утром и к полудню возвращались с полной лодкой. А затем, пока я строил хижину, Мод топила жир и коптила мясо. Я слышал однажды, как производится копчение ветчины, и наши котики, разрезанные на куски, висели над дымком и отлично прокапчивались.

Вторую хижину было строить гораздо легче, так как я пристраивал ее к первой, и нужно было выводить только три стены, а не четыре. Но все-таки это было не легким делом. Мы с Мод работали не покладая рук, с рассвета и до поздней ночи, до полного изнеможения, и когда доползали до своих постелей, то моментально засыпали мертвым сном. Мод заявила, что никогда не чувствовала себя так хорошо, как в это время. Я знал это по себе, но ведь она была такая слабенькая, что я часто побаивался, как бы она не надорвалась. Очень часто она падала, обессиленная, на спину, на песок, чтобы хоть сколько-нибудь отдохнуть и набраться сил. А затем она снова поднималась и принималась за дело с еще большей энергией. Как у нее хватало сил — было для меня загадкой.

— Будем отдыхать всю зиму, — отвечала она на мои наставления. — Не стоит говорить о таких пустяках.

Второе новоселье мы справили в тот вечер, как была покрыта моя хижина. Только что окончился жесточайший трехдневный шторм, который шел с юго-востока на северо-запад и всей своей тяжестью обрушился на нас. Прибой на песчаном берегу внешней бухты ревел как гром, и даже в нашей совершенно замкнутой бухточке море сильно волновалось. Ни одна скала не защищала нас от ветра, и он свистел и гудел вокруг наших хижин так, что я боялся, как бы они не развалились. Крыша из шкур, натянутая мною, казалось, очень туго, ходила вверх и вниз при каждом порыве ветра. Трещины в стенах, заткнутые мохом не так плотно, как рассчитывала Мод, открылись. Но котиковый жир весело горел, и нам было тепло и уютно.

Это был приятный вечер. Мы чувствовали себя спокойно. Мы могли встретить самую жестокую зиму; были вполне готовы к ней. Котики могли теперь плыть на юг в свой таинственный приют, нас это не страшило, да и штормы уже не пугали нас. Теперь мы не только могли рассчитывать на то, что отныне будем сухи, в тепле и в убежище, но у нас, кроме того, были мягкие постели, сделанные из моха. Это было изобретением Мод, и она сама собирала для них мох. В эту ночь мне предстояло впервые спать крепче и слаще, потому что он был сделан ее руками.

— Что-то должно случиться. Уже надвигается. Я чувствую это. Что-то идет прямо на нас, сюда. И случится скоро. Я не знаю, что именно, но непременно случится.

— Хорошее или дурное? — спросил я.

Она покачала головой.

— Не знаю, — ответила она. — Но оно уже там, идет…

Она указала на море, волновавшееся от ветра.

— Это подветренный берег, — усмехнулся я. — И я предпочел бы быть на нем, чем приближаться к нему в такую ночь. Вы не боитесь? — спросил я, отворяя ей дверь.

Она храбро поглядела на меня.

— Значит, вы боитесь? Вы чувствуете себя хорошо?

— Как нельзя лучше, — ответила она.

Мы поговорили еще немного, и она ушла.

— Спокойной ночи, Мод! — сказал я.

— Спокойной ночи, Хэмфри! — ответила она.

Итак, мы стали звать друг друга по имени, и это случилось само собой, не преднамеренно. В эту минуту я мог бы обнять ее и привлечь к себе. Я сделал бы это, если бы мы находились в обычных для нас условиях жизни. Но здесь я не мог об этом и думать. Оставшись один в моей лачуге, я почувствовал, как меня охватывает радость: теперь я знал, что между мной и Мод появились какие-то связующие нити, которых еще недавно не было.