Роман Джека Лондона «Морской волк»: Глава 30

Мы справедливо назвали наш остров Островом Усилий.

Две недели мы упорно трудились над постройкой хижины. Мод настояла на том, чтобы помогать мне, и я чуть не плакал при виде ее рук, исцарапанных в кровь. Но я гордился ею. Было что-то героическое в этой женщине, получившей изнеженное воспитание и теперь бодро переносившей тяжкие испытания и исполнявшей самую черную работу. Она подавала мне камни, из которых я строил стены, и не хотела слушать моих увещаний не делать этого. Наконец она согласилась взять на себя более легкий труд — варить пищу и собирать на зиму топливо и мох.

Стены, в общем, было выводить нетрудно, и все шло как по маслу до тех пор, пока не встал передо мной вопрос о крыше. Какая польза от стен без крыши? А из чего мы могли ее сделать? Правда, у нас были запасные весла. Они могли служить нам стропилами. Но чем их покрыть? Трава для этого не годилась, мох тоже не годился. Парус нам нужен был для лодки, а брезент весь изорвался.

— Винтерс употреблял для своей крыши шкуры моржей, — сказал я.

— А разве здесь нет котиков? — подсказала она.

На следующий же день мы принялись за охоту. Я совершенно не умел стрелять, но рассчитывал, что научусь. Однако когда я истратил тридцать патронов на трех котиков, то решил, что все наши огнестрельные запасы иссякнут раньше, чем я приобрету необходимый навык. Восемь патронов я уже испортил на добывание огня, прежде чем догадался прикрывать уголья сырым мохом. Таким образом, у меня оставалось не более сотни патронов.

— Мы должны бить котиков дубинками, — объявил я, убедившись в своей неспособности метко стрелять. — Я слышал, как матросы говорили, что их обыкновенно так и бьют.

— Но они такие славные!.. — возразила Мод. — Нет, я и думать об этом не хочу! Это просто зверство. Стрелять — совсем другое дело…

— Но крыша нам нужна! — воскликнул я. — Зима-то на носу! Или мы, или они. Очень жаль, что мы так мало захватили с собой патронов, но не все ли равно, как им придется расставаться с жизнью: от выстрелов или же от ударов дубинкой? Во всяком случае, я отправлюсь бить их дубинкой один.

— Неужели вы способны на это? — спросила она и смутилась.

— Конечно, — ответили. — Но если вы предпочитаете…

— Что же я буду здесь делать одна? — прервала она меня с той мягкостью, перед которой я в бессилии опускал руки.

— Собирать топливо и варить обед, — ответил я быстро.

Она покачала головой.

— Слишком опасно для вас отправляться на охоту одному, — сказала она. — Я знаю, знаю! Вы боитесь, что я слабая женщина и не сумею оказать вам поддержку в минуту опасности.

— Но ведь бить дубинками…

— Конечно, это вы будете делать… я буду визжать, но я буду отворачиваться всякий раз, как…

— Когда это будет опасно, — рассмеялся я.

— Я сама решу, когда смотреть и когда не смотреть, — с важным видом ответила она.

Дело кончилось тем, что на следующее же утро она отправилась со мной. Я направил лодку прямо в соседнюю бухту, на самую отмель. Котики были здесь повсюду, они плавали в воде и тысячами ревели на берегу так громко, что мы должны были кричать, чтобы расслышать друг друга.

— Я знаю, что их бьют дубинками, — сказал я, стараясь подбодрить себя и с сомнением глядя на большого самца, который в тридцати футах от нас поднялся на передние ласты и уставился на меня в упор. — Но вот вопрос: как это делать?

— Нет, уж давайте-ка лучше наберем травы, — предложила Мод, — и сделаем крышу из нее.

Она испугалась так же, как и я, когда вдруг оскалились блестящие зубы, сверкнули глаза и раскрылись пасти котиков.

— А я думал, что они боятся людей! — сказал я. — А впрочем, почему я решил, что они не боятся? — проговорил я, гребя вдоль песчаной отмели. — Может быть, если бы я похрабрее вышел на берег, то они испугались бы, удрали, и все равно я не убил бы ни одного! — И все-таки я медлил.

— Я слышала об одном человеке, — начала Мод, — который сделал набег на гнезда диких гусей, и они заклевали его до смерти.

— Гуси?

— Да, гуси. Мой брат рассказывал мне об этом, когда я была маленькой девочкой.

— Но я знаю, котиков бьют дубинками, — настаивал я.

— Все-таки мне кажется, что из травы вышла бы отличная крыша! — в свою очередь повторила она.

Ее слова подзадорили меня. Ведь не мог же я разыграть труса на ее глазах!

— Ну, за дело! — решил я наконец и, гребя одним веслом, стал причаливать к берегу.

Я высадился и храбро направился к котику-самцу, растянувшемуся среди своих самок. У меня была в руках обыкновенная палка, которой промышленники добивают раненых охотниками котиков на палубе судна. Она была длиной всего в полтора фута, и при своем невежестве я не подозревал, что для охоты за котиками на суше необходимо иметь дубинку данной, по крайней мере, фута в четыре или в пять. Самки тотчас же разбежались при моем появлении, и пространство между мной и самцом все уменьшалось и уменьшалось. Он обозлился и поднялся на передние ласты. Теперь между нами оставалось всего футов двенадцать, не больше. Я продолжал идти, ожидая, что вот-вот он повернется ко мне хвостом и убежит.

В шести футах от него на меня вдруг напал страх: а вдруг он не убежит? «Тогда я его убью!» — ответил я сам себе. В своем страхе я забыл, что пришел сюда, чтобы убить его, а не для того, чтобы спугнуть. В эту минуту он зафыркал, зарычал и бросился ко мне. Глаза его сверкали, пасть была широко открыта, белые зубы оскалены. Позабыв всякий стыд, я бросился со всех ног назад. Он бежал за мной, правда, довольно неуклюже, но все-таки очень быстро. И когда я вскарабкался в лодку, он был всего в двух шагах от меня и злобно ухватился зубами за весло, когда я стал им отпихиваться от берега. Крепкое дерево разлетелось в мелкие щепки, точно яичная скорлупа. Это нас поразило. А затем он нырнул под лодку, ухватился зубами за киль и стал свирепо ее раскачивать.

— Ай какой ужас! — вскрикнула Мод. — Вернемся лучше!

Я покачал головой.

— Я должен делать то, что делали другие, а я знаю, что именно дубинками бьют котиков. Но теперь я не буду нападать на самца.

— Да, лучше не надо, — сказала она.

— Только не говорите этих «пожалуйста, пожалуйста», — с некоторой досадой сказал я.

Она не ответила, и я понял, что ее обидел мой тон.

— Простите меня! — сказал или, вернее, прокричал я, чтобы она расслышала меня, так как котики страшно ревели. — Если вы желаете, мы вернемся сейчас же. Я хотел бы остаться здесь.

— Но только не говорите: «Вот что значит брать с собой женщину», — ответила она.

Она лукаво улыбнулась; очевидно, она простила меня. Проплыв вдоль берега футов двести, чтобы успокоить свои нервы, я снова вышел на берег.

— Будьте осторожны! — крикнула она из лодки.

Я кивнул и побежал, чтобы напасть на первое же стадо самок, которое попадется мне на пути. Все шло хорошо до тех пор, пока я не нацелился в голову одной из них и не нанес ей удара. Она завизжала и бросилась в сторону. Я бежал рядом с ней и наносил ей удары, но попадал не по голове, а по плечу.

— Берегитесь! — взвизгнула Мод.

В своем возбуждении я не заметил, что происходит вокруг. А в это время владыка гарема шел прямо на меня. И опять мне пришлось спасаться бегством от яростного преследования. Но теперь и Мод не хотела возвращаться.

— Мне думается, — сказала она, — что лучше вам не трогать гаремов, а обратить внимание на безобидных одиночек! Что-то такое я читала у доктора Джордана. Одиночки — это молодые животные, не успевшие обзавестись гаремами. Он называет их «холостяками». Если бы нам удалось найти их!

— Кажется, в вас проснулся охотничий инстинкт, — усмехнулся я.

Она мило вспыхнула.

— Я не люблю неудач не менее, чем вы, — ответила она, — хотя мне и противна мысль убивать таких красивых, безобидных животных.

— Ну уж и красивых! — не согласился я. — Я не нахожу ровно ничего красивого в этих слюнявых мордах, которые упорно гоняются за мной.

— Это только ваша точка зрения, — улыбнулась она. — У вас не хватает объективности. Вот если бы и вы тоже глядели на них издали…

— Это верно! Мне нужна более длинная дубинка. Кажется, у нас есть сломанное весло?

— Подождите, я припоминаю что-то… Да, да!.. Капитан Ларсен как-то рассказывал мне, как его матросы охотятся на котиков. Они угоняют их маленькими стадами внутрь острова и там убивают их.

— Я не берусь угнать ни одного из таких гаремов, — возразил я.

— Да, но остаются еще «холостяки». Они держатся особняком, и доктор Джордан говорит, что между гаремами всегда остаются свободные пространства и, пока «холостяки» держатся на этих пространствах, их не трогают владыки гаремов.

— А вот и один из них! — указал я на молодого котика, плывшего мимо нас. — Давайте проследим за ним и узнаем, где он выйдет на сушу.

Он подплыл прямо к отмели и вышел в промежутке между двумя гаремами, владыки которых заворчали, но не тронули его. Мы проследили, как он медленно направился в глубину, ковыляя между другими гаремами по проторенной тропе.

— Вперед! — крикнул я, выскакивая из лодки. Но я должен сознаться, что все-таки испытывал страх при одной мысли, что мне придется идти между этими ужасными гаремами.

— Не лучше ли было бы лодку привязать? — спросила Мод.

Она вышла на берег вслед за мной, и я с изумлением поглядел на нее.

Она решительно кивнула.

— Да, я пойду с вами, — сказала она. — И советовала бы вам подумать о лодке и вооружить меня дубинкой.

— Давайте лучше вернемся назад, — сказал я жалобно. — Можно сделать крышу из травы.

— Вы же сами говорили, что нельзя, — последовал ответ. — Может быть, мне пойти вперед?

Я пожал плечами, но в душе был восхищен смелостью этой женщины. Я вооружил ее обломком весла, а другой обломок оставил себе. Не без некоторой нервной дрожи мы совершили эту нашу первую экспедицию. Один раз Мод вскрикнула от страха, когда самка из любопытства ткнулась носом к ней в ноги. Я тоже несколько раз ускорял шаг по той же причине. Но если не считать некоторого недовольного ворчания, то никаких других признаков вражды котики не проявляли. Это был остров, которого ни разу не посещал ни один охотник, и потому котики на нем были кротки и не боялись человека.

В самом центре стада шум был ужасен. От него кружилась голова. Я остановился и ободряюще улыбнулся Мод, так как освоился с положением скорее, чем она. Мод все еще безумно боялась. Она близко подошла ко мне и прокричала:

— Мне очень страшно!

А мне уже не было страшно. Мирное поведение котиков успокоило мою тревогу. Но Мод дрожала от страха.

— Я боюсь и не боюсь, — бормотала она, стуча зубами. — Виновато мое слабое тело, а сама я не боюсь.

— Ну конечно, — старался я ее ободрить и покровительственно обнял ее.

Я никогда не забуду, какой прилив мужества я ощутил в этот момент. Я почувствовал себя мужчиной, защитником слабых, борющимся самцом. А самое главное, почувствовал себя защитником той, которую я любил. Она опиралась на меня, легкая и хрупкая, и, по мере того как она переставала дрожать, я начинал чувствовать в себе чудовищную силу. Я почувствовал, что готов был немедленно же вступить в бой с самым яростным самцом из всего стада и, напади сейчас такой самец на меня, я бы встретил его совершенно спокойно и в конце концов убил бы его.

— Теперь мне лучше, — сказала она, глядя на меня с благодарностью. — Идем!

Таким образом, моя сила успокоила ее, дала ей уверенность и наполнила меня самого неизъяснимой радостью. Самая ранняя эпоха моей расы вдруг вернулась ко мне, сверхцивилизованному человеку, и я стал жить доисторическими интересами дней, проведенных на охоте, и ночей, изжитых в дремучих лесах, как мои отдаленные и забытые предки. «Мне есть за что благодарить Волка Ларсена», — подумал я, пробираясь по тропинке между стадами котиков.

Четверть мили мы шли внутрь острова за «холостяками» — этими гладкошерстыми молодыми самцами, живущими в одиночку и набиравшими сил, чтобы затем вступить в драку с другими самцами и завоевать себе почетное место в ряду обладателей гаремов.

Все шло как по маслу. Теперь я уже знал, что делать и как делать. Громко крича, угрожающе размахивая дубинкой и даже давая пинка особо ленивым из них, я отбил несколько холостяков от их сотоварищей. Если какой-нибудь из них пытался бежать к воде, то я бил его по голове. Мод принимала деятельное участие в этой охоте, крича и размахивая обломком весла. При этом я заметил, что всякий раз, как она видела, что какой-нибудь котик начинал уставать, она щадила его. Но если какой-нибудь из них скалил зубы, то ее глаза вспыхивали, и она била зверя своей дубинкой.

— Это, оказывается, увлекает! — воскликнула она, остановившись, чтобы перевести дыхание. — Я посижу немного.

Я погнал перед собой небольшое стадо котиков вперед, и, пока она отдыхала, я покончил с ними и стал сдирать с них шкуры. А час спустя мы гордо шли по тропинке между гаремами назад. И дважды мы проходили мимо них, сгибаясь под тяжестью шкур, пока я не нашел, наконец, что на крышу нам достаточно. Тогда я поставил парус, и мы отправились обратно.

— Мы точно возвращаемся к себе домой, — сказала Мод, когда я вытащил лодку на песок.

Я с трепетом услышал ее слова, они были сказаны просто и задушевно.

— Мне кажется, будто я жил здесь всегда, — ответил я. — Все книги и их читатели в сравнении с этой действительностью кажутся мне далеким, туманным сном. Точно я охотился, совершал набеги и сражался всю свою жизнь. И точно вы тоже всегда разделяли эту жизнь со мной. Вы… — и уже готовы были сорваться с моего языка слова «моя жена, моя подруга», но я сдержался и быстро заменил их другими, — вы тоже отлично переносите все трудности.

Но ее ухо почувствовало фальшь. Она поняла, что я не то хотел сказать, и бросила на меня быстрый взгляд.

— Вы хотели сказать что-то другое?

— Что вы, американская миссис Мейнелл, живете жизнью дикарки и отлично приспособились к ней, — ответил я непринужденно.

— О! — сказала она, и я готов был поклясться, что в ее голосе звучала нотка разочарования.

Слова «моя жена, моя подруга» звучали в моих ушах весь остаток этого дня и в следующие дни. Но никогда они не звучали для меня так громко, как в тот вечер, когда она снимала мох с тлеющих угольев, раздувала огонь и готовила ужин. Должно быть, во мне тогда проснулся старый дикарь, с которым я искони был связан целым рядом последовательных рождений, составлявших мою расу. Старые, древние слова «жена, подруга» наполняли меня трепетом, и, тихо повторяя их снова и снова, я блаженно уснул.