Роман Джека Лондона «Морской волк»: Глава 22

Когда мисс Брюстер подошла ко мне, я уже знал, о чем будет разговор. Перед этим она минут десять серьезно разговаривала с механиком. Я дал ей знак молчать и отвел ее от рулевого настолько, чтобы он не мог нас слышать. Ее лицо было бледно и печально, большие глаза, сделавшиеся еще больше от волнения, пристально смотрели на меня. Я чувствовал некоторую робость: ее глаза заглядывали в душу Хэмфри Ван-Вейдена, а Хэмфри Ван-Вейден мало чем мог гордиться с тех пор, как попал на «Призрак».

Мы отправились на корму. Здесь она обернулась и посмотрела мне в лицо. Я огляделся вокруг, чтобы убедиться, что нас не могут слышать.

— В чем дело? — мягко спросил я, но выражение суровости на ее лице не смягчилось.

— Я могу допустить, — начала она, — что это утреннее происшествие было просто несчастным случаем. Но я говорила с мистером Хэскинсом, и он сообщил мне, что в тот день, когда мы были подобраны, в то время, когда я находилась в каюте, двоих утопили, умышленно утопили, то есть попросту убили.

Голос ее дрожал, и она смотрела так, точно обвиняла меня в этом преступлении или, по крайней мере, в соучастии.

— Вам сообщили правду, — ответил я. — Два человека действительно были убиты.

— И вы допустили это? — воскликнула она.

— Вернее было бы сказать, что я не в состоянии был помешать этому, — ответил я все так же мягко.

— Но вы пытались помешать?

Она сделала ударение на слове «пытались», и в голосе ее слышалось желание услышать утвердительный ответ.

— О, я вижу, вы и не пытались, — быстро продолжала она, догадавшись, каков будет мой ответ. — Но почему же?

Я пожал плечами.

— Вы должны помнить, мисс Брюстер, что вы здесь новое лицо и не знаете законов, которые руководят здешней жизнью. Вы явились сюда с определенным запасом понятий о гуманности, мужестве, благородстве, но здесь вы сочтете их неуместными. Я уже убедился в этом, — добавил я с невольным вздохом.

Она недоверчиво покачала головой.

— Так что же вы посоветуете? — спросил я. — Схватить нож, или ружье, или топор и убить этого человека?

Она отступила на один шаг.

— Нет, нет, только не это! — воскликнула она.

— Тогда что же я должен сделать? Убить себя?

— Вы говорите как материалист, — возразила она. — Есть же на свете нравственное мужество, а разве оно может не оказать влияния?

— Ах, — улыбнулся я, — вы советуете не убивать ни его, ни себя, а позволить ему убить меня!

Движением руки я помешал ей возражать.

— Нравственное мужество, — продолжал я, — в этом маленьком плавучем мирке не имеет никакой цены. Лич, один из убитых, обладал этим мужеством в высокой степени. То же можно сказать и о втором, о Джонсоне. Но это не принесло им пользы. Наоборот, это погубило их. То же случится и со мной, если я решусь проявлять даже то маленькое нравственное мужество, которое еще осталось во мне. Вы должны понять, мисс Брюстер, твердо понять, что это не человек, а чудовище. В нем нет совести. Для него нет ничего святого, он способен на все. По его капризу я был задержан на этом судне, и только благодаря тому же капризу я еще жив. Я ничего не предпринимаю и ничего не могу предпринять, потому что я — раб этого чудовища, как и вы теперь его рабыня; потому что я еще хочу жить, так же, как и вы хотите жить; потому что я не могу бороться с ним и победить его, так же, как и вы не можете бороться и победить.

Она ожидала, что я скажу дальше.

— Что же остается? У меня роль слабого. Я молчу и переношу унижения, как будете молчать и переносить их и вы. И это хорошо. Это лучшее, что мы можем сделать, чтобы сохранить жизнь. Победа не всегда остается за сильным. У нас нет сил, чтобы вступить в открытую борьбу с этим человеком, и мы должны притворяться и хитрить, чтобы выиграть. Если вы хотите моего совета, то вам следует поступать именно так. Я знаю, мое положение опасно, но не скрою от вас: ваше — еще опаснее.

Мы должны действовать сообща, не показывая этого; мы должны заключить тайный союз. Я не смогу открыто держать вашу сторону, и, каким бы я ни подвергался унижениям, вы тоже должны молчать. Нужно избегать столкновений с этим человеком и не противоречить его воле. Все время мы должны улыбаться и заискивать, как бы противен он нам ни был.

Она в недоумении провела рукой по лбу.

— И все-таки я не понимаю… — сказала она.

— Вы должны делать так, как я говорю, — властно прервал я ее, потому что заметил, что Волк Ларсен следит за нами, гуляя по палубе с Латимером. — Поступайте, как я говорю, и вы скоро поймете, что я прав.

— Что же я должна делать? — спросила она, заметив тревожный взгляд, брошенный мною на объект нашего разговора, и, по-видимому, — как я не без гордости понял, — побежденная серьезностью моих слов.

— Оставьте мысль о «нравственном мужестве», — быстро заговорил я, — не возбуждайте гнева в этом человеке. Обращайтесь с ним по-дружески, разговаривайте с ним о литературе и искусстве, — он любит это. Вы найдете в нем внимательного и неглупого слушателя. Для вашей же собственной пользы рекомендую вам избегать диких сцен на корабле. Вам тогда будет легче играть свою роль.

— Значит, мне придется лгать? — возмущенно воскликнула она. — Лгать и поступками и словами?

Волк Ларсен отошел от Латимера и направился к нам. Мной овладело отчаяние.

— Прошу вас, поймите же меня, — сказал я, понизив голос. — Весь ваш опыт здесь ничего не стоит. Вам нужно начинать сначала. Я знаю, я вижу это, вы привыкли покорять людей взглядом, побеждать их тем, что вы называете нравственным мужеством. Вы покорили меня. Но не пробуйте этого с Волком Ларсеном. Скорее вы покорите льва. Он только посмеется над вами же… Но вот ион… Я всегда гордился тем, что открыл этого писателя… — сразу переменил я разговор, как только Волк Ларсен подошел к нам. — Издатели боялись его. Но я оценил его сразу. Его гений и моя критика получили должное отмщение, когда он выступил со своей «Кузницей».

— Но ведь это появилось в газете, — без запинки ответила она.

— Да, но это только случайность, что «Кузница» появилась в газете. Он сам не хотел отдавать ее в журнал. Мы говорим о Гаррисе, — сказал я, обращаясь к Ларсену.

— О да, — согласился он. — Я помню его «Кузницу». Много милых сентиментальностей и несокрушимая вера в человеческие иллюзии. Кстати, мистер Ван-Вейден, вы бы навестили нашего повара. Он стонет и не может успокоиться.

Таким образом меня выпроводили с палубы. А Магридж спал глубоким сном от морфия, который я же сам дал ему перед этим. Я не спешил возвращаться на палубу; когда же я вышел, то, к своему удовольствию, увидел, что мисс Брюстер вела с Волком Ларсеном оживленный разговор. Повторяю, я был доволен, что она последовала моему совету. И все-таки мне было грустно и досадно, что она делала именно то, о чем я просил, хотя это и было противно для нее.