Поэма Байрона «Гяур»: Страница 3
Лишь ветер ставней здесь стучит,
Потоки льются дождевые
Сквозь окна в комнаты пустые.
Как рады мы, когда песок
В пустыне след укажет ног.
И здесь, хотя б самой печали
Мы скорбный голос услыхали,
Он нас бы все ж утешить мог.
Сказал бы он: "Не все здесь рок
Унес, не все земле досталось,
И не совсем здесь жизнь прервалась".
Хоть блеск былой внутри дворца
Еще не стерся до конца,
Хотя лишь постепенно тленье
Ведет работу разрушенья,
Но не сулит покой и мир
Его наружный вид: факир,
Усталый путник, дервиш нищий
Бегут жилья, где сытной пищей
С любовью их не угостят,
И мимо вымерших палат
Идут и бедный и богатый.
Исчез хозяин тороватый,
Гостеприимства канул след
С тех пор, как здесь Гассана нет.
Его дворец стал жертвой тленья,
Там не найти отдохновенья,
Там опустел ряд пышных зал,
И скрылся раб освобожденный,
Когда с чалмою рассеченной
Гассан от рук гяура пал.
Вот группа движется в молчанье,
Все ближе... Вижу я блистанье
Их ятаганов дорогих.
Тюрбаны щегольские их
Перед моим пестреют взглядом,
В зеленом платье пред отрядом
Идет поспешно сам эмир.
"Кто ты?" - "С тобой да будет мир,
Салам алейкум! Звук привета
Пусть служит вам взамен ответа!
Я мусульманин... Но с собой
Вы груз несете дорогой?
Там мой баркас готов к услугам".
"Да, да, ты прав... так будь же другом,
Скорее челн свой снаряжай...
Нет, паруса не наставляй,
Возьми весло и чрез пучины
Греби, пока до половины
Ты не доедешь... Надо ж нам
Держать свой путь к тем берегам,
Где море дремлет под скалою
Над бесконечной глубиною.
Теперь ты можешь отдохнуть,
Как быстро кончили мы путь!
Он был, однако, слишком длинен,
Чтобы..."
Над ношей тяжкою вода
Сомкнулась, и по ней тогда
Пошли круги к немому брегу.
И в расступившихся струях,
И в тихо плещущих волнах
Я странную заметил негу...
Ах, нет! То в синеве волны
Дробится робкий луч луны.
А груз все дальше погружался,
Он меньше, меньше мне казался,
В воде блестел он как алмаз
И, наконец, исчез из глаз.
И тайна та лежит глубоко
На дне, от глаз людских далеко,
Лишь духи темные морей
Могли бы рассказать о ней.
Они ж в тиши пещер ютятся,
Среди кораллов, в глубине,
И даже шепотом волне
Поведать тайну не решатся.
Как королева мотыльков
На мягком бархате лугов
Весной восточною порхает
И за собою увлекает
Ребенка от цветка к цветку,
Потом нежданно исчезает,
Оставив слезы и тоску
Неутоленного желанья, -
Так женской красоты блистанье
Ребенка взрослого манит,
Волненье сладкое сулит, -
И он бросается за нею,
Одной надеждой пламенея,
Безумным вихрем поглощен,
Слезой всегда кончает он...
Но коль погоня удается,
То ждет не меньшая тоска
И девушку и мотылька -
Обоим горе достается;
Капризы взрослых и детей
Уносят счастье мирных дней.
Игрушкой хрупкой обладанье
Отгонит прочь очарованье.
Неосторожные персты
Сотрут блеск юной красоты,
Тогда конец: она свободна, -
Ступай, лети, куда угодно,
Иль падай сверху в пыльный прах.
Но где ж они, с тоской в сердцах
Иль с поврежденными крылами,
Найдут покой под небесами?
Иль может бабочка опять
Беспечно по лугам порхать
На крыльях, бурей поврежденных?
Иль вновь средь стен опустошенных
Приют красавица найдет,
Коль рок слепой ее сомнет?
Невинно бабочки резвятся,
Но к бедным жертвам не садятся,
И сердце девичье порой
К беде отзывчиво людской,
Но никогда из сожаленья
Не извинят они паденья, -
И их не трогает позор
Их заблудившихся сестер.
Когда во мраке преступленья
Родятся муки угрызенья,
Мятется дух, как скорпион,
Кольцом горящим окружен.
Со всех сторон огонь пылает,
Его повсюду обжигает,
Он всюду мечется, доколь
Не станет нестерпимой боль...
Тогда ему осталось жало:
Оно доселе расточало
Смертельный яд его врагам,
Но скорпион его вдруг сам
В себя с отчаяньем вонзает.
Так мрачный грешник умирает,
Так темный дух его живет!
Его раскаянье грызет,
Глубокий мрак над головою,
Внизу отчаянье немое,
И пламя жгучее кругом,
И холод смерти в нем самом...
Гарема сладостные пляски,
Красавиц пламенные ласки -
Ничто Гассана не влечет,
Охота в лес его зовет,
В горах он целый день проводит,
Но все ж забвенья не находит.
Иначе жизнь его текла,
Когда Леила с ним жила:
Гарема игры были милы...
Но разве там уж нет Леилы?
Так где ж сна? Об этом нам
Сказать бы мог Гассан лишь сам.
Различно в городе судили.
Она бежала, говорили,
Когда ночная скрыла тень
Последний Рамазана день
И минарет с его огнями
Меж правоверными сынами
Благую весть распространял:
Байрама праздник возвещал.
Она в ту ночь пошла купаться,
Чтобы домой не возвращаться.
Переодетая пажом,
За мусульманским рубежом
Она от мести грозной скрылась
И стать подругой согласилась
Она гяура своего.
Гассан, хотя не знал всего,
Но все ж не чужд был подозренья,
Она же все его сомненья
Умела лаской усыплять.
Рабе привык он доверять
И в час, когда ждала измена,
Пошел в мечеть, чтоб там колена
Перед святыней преклонить
И после кубок осушить
В своем дворце... Так рассказали
Нубийцы. Плохо охраняли
Они бесценнейший алмаз!
Но в этот самый день и час,
Когда по небу разливался
Таинственный Шингари свет,
Гяур вдоль берега промчался...
Но видно было всем, что нет
При всаднике пажа с собою
Иль девы, скрытой за спиною.
