Роман Жюля Верна «Дети капитана Гранта»: Часть третья. Глава VIII. Настоящее той страны, куда попали путешественники

Гленарван, Роберт, Вильсон, Мюльреди бросились в воду. Плот привязали канатами к ближайшим скалам. Женщин перенесли на берег, передавая их с рук на руки, и они не замочили даже подола платья. И вот все путешественники, с оружием и съестными припасами, окончательно высадились на зловещий берег Новой Зеландии.

Гленарвану хотелось немедленно двинуться вдоль побережья к Окленду. Но с самого утра небо стали заволакивать густые тучи, а после высадки на берег, около одиннадцати часов утра, начался ливень. Пуститься в дорогу было невозможно. Пришлось искать убежища.

Вильсон очень удачно нашел пещеру, выдолбленную морем в базальтовых скалах. Путешественники приютились в ней вместе с оружием и провизией. В пещере оказалось множество сухих водорослей, когда-то занесенных сюда морскими волнами. Это были готовые постели, которыми и пришлось удовольствоваться. У входа в пещеру собрали кое-какой хворост, развели костер, и каждый стал обсушиваться.

Джон Манглс надеялся, что чем сильнее ливень, тем скорее он должен прекратиться. Он ошибся. Прошло несколько часов, а дождь все хлестал. Около полудня сильный ветер еще увеличил непогоду. Такая помеха могла кого угодно вывести из себя. Но что же было делать? Пуститься в дорогу в такую грозу пешком было бы безумием. К тому же путь до Окленда должен был занять несколько суток, и задержка в полдня не имела особого значения, если, конечно, не появятся туземцы.

Во время этой вынужденной остановки зашел разговор о войне, происходившей тогда в Новой Зеландии. Но, чтобы понять и оценить, насколько серьезно было положение к моменту высадки потерпевших крушение на «Маккуори», надо знать всю историю той кровавой борьбы, которая разыгралась на острове Те-Ика-а-Мауи.

После появления Абеля Тасмана в проливе Кука в декабре 1642 года здешние берега часто посещались европейскими судами, но это не мешало новозеландцам пользоваться полной свободой на своих независимых островах. Ни одно из европейских государств еще не помышляло о захвате этого архипелага, так выгодно расположенного в Тихом океане. Только обосновавшиеся кое-где миссионеры приобщали эту девственную страну к цивилизации христианских стран. Некоторые из них, особенно англиканские, старались приучить новозеландских вождей к мысли о том, что им необходимо склониться под игом Англии. И ловко одураченные вожди подписали письмо к королеве Виктории, в котором просили ее покровительства. Но наиболее дальновидные понимали глупость такого шага, и один из них, поставив под этим посланием отпечаток своей татуировки, пророчески сказал: «Мы потеряли родину. Отныне она не наша. Скоро ее захватят иноземцы, и мы станем их рабами».

Вождь был прав. 29 января 1840 года в Бей-оф-Айлендс на севере Те-Ика-а-Мауи появился английский корвет «Герольд». Капитан корвета Гобсон высадился у селения Коророрека. Туземцев собрали в протестантскую церковь. Здесь капитан прочел им привезенные от английской королевы грамоты.

5 января 1841 года английский резидент капитан Гобсон вызвал к себе в селение Пайя главных вождей новозеландцев. Он старался убедить вождей подчиниться английской королеве, говоря, что она послала войска и корабли для их защиты, что у них останутся неприкосновенные права и полная свобода. Но их земли будут принадлежать королеве Виктории, которой они и должны продать их.

Большинство вождей, найдя цену королевского покровительства слишком высокой, отказались от него. Но посулы и подарки оказали большее действие на дикарей, чем громкие слова капитана Гобсона, и сделка состоялась.

Что же произошло в Новой Зеландии со знаменательного 1840 года по тот день, когда «Дункан» вышел из залива Клайд?

Все это знал Жак Паганель и готов был сообщить своим Друзьям.

— Сударыня, — обратился он к леди Элен, — я повторяю то, что мне уже приходилось говорить, а именно: что новозеландцы — народ отважный. Уступив в какой-то момент притязаниям Англии, они скоро стали защищать каждую пядь земли. Маорийские племена похожи на шотландские кланы. Каждое из них — целый род, подчиняющийся одному вождю, который не терпит ослушания.

Мужчины Новой Зеландии — люди гордые и храбрые. Одни из них высокого роста, с гладкими волосами, похожи на мальтийцев или багдадских евреев — это высшая раса; другие меньше ростом, коренастые, напоминают мулатов, но все они сильные и воинственные. Некогда был у них знаменитый вождь по имени Хихи. Не удивительно, что на острове Те-Ика-а-Мауи война с англичанами тянется без конца. Ведь здесь обитает неустрашимое племя ваикато, которое вождь Уильям Томсон[*] увлекает на защиту родной земли.

[*] — Маорийское имя этого вождя — Вирему Тамихана.

— Но разве англичанам принадлежат главные пункты Новой Зеландии? — спросил Джон Манглс.

— Конечно, дорогой Джон, — ответил Паганель. — С тех пор как капитан Гобсон захватил Новую Зеландию и стал ее губернатором, на островах возникло к 1862 году девять колоний, и все они занимают самые удобные места. Из этих колоний образовалось девять провинций: четыре на северном острове — Окленд, Таранаки, Уэллингтон, Гаукс-Бей, — и пять на южном острове — Нельсон, Малборо, Кентербери, Отаго и Вестланд. Тридцатого июня 1864 года в этих провинциях насчитывалось сто восемьдесят тысяч триста сорок шесть жителей. Повсюду выросли важные торговые города. Когда мы доберемся до Окленда, вас, я уверен, поразит расположение этого южного Коринфа. Он господствует над узким перешейком, переброшенным, точно мост, через воды Тихого океана. В городе уже двенадцать тысяч жителей. На западном побережье вырос Нью — Плимут, на восточном — Агугири, на южном — Уэллингтон; это все цветущие города с оживленной торговлей. И на Южном острове — Те-Вахи-пуна-му — трудно сказать, какой город лучше: утопающий в садах Нельсон, прославленный своими винами, как во Франции — Монпелье; Пиктон, расположенный у пролива Кука; или Крайстчёрч, Инверкаргилл и Данидин — города богатой провинции Отаго, куда стекаются искатели золота со всего света. И заметьте, это не просто скопления хижин, населенных семействами дикарей, но настоящие города с портами, соборами, банками, доками, ботаническими садами, музеями, обществами акклиматизации, газетами, больницами, благотворительными обществами, философскими институтами, масонскими ложами, клубами, обществами хорового пения, с театрами, дворцами, построенными для всемирной выставки, точь-в-точь как в Париже или Лондоне. И если память не изменяет мне, в текущем, 1865 году, быть может, даже в то время, когда я все это вам рассказываю, промышленные изделия всего земного шара выставлены здесь, в этой стране.

— Как, несмотря на войну с туземцами? — спросила леди Элен.

— Что такое какая-то война для англичан! — ответил Паганель. — Они и сражаются и устраивают выставки в одно и то же время. Их это нисколько не смущает. Они даже строят под выстрелами новозеландцев железные дороги. В провинции Окленд две железнодорожных линии ходят через опорные пункты повстанцев. Я готов биться об заклад, что железнодорожники отстреливаются с паровозов.

— И на каком же сейчас этапе эта бесконечная война? — спросил Джон Манглс.

— Вот уже шесть месяцев, как мы покинули Европу, и я, конечно, не могу знать, что случилось после нашего отплытия, — ответил Паганель, — за исключением разве нескольких происшествий, о которых я прочитал в газетах Мериборо и Симура, еще когда мы были в Австралии. Тогда, помнится, шли бои на Те-Ика-а-Мауи.

— А когда началась война? — спросила Мери Грант.

— Вы, дорогая мисс Грант, верно, хотели сказать: «когда возобновилась», — ответил Паганель, — ибо первое восстание было в 1845 году. Так вот: возобновилась война в конце 1863 года. Но маори задолго до этого начали готовиться к свержению английского владычества. Туземная национальная партия вела деятельную пропаганду за то, чтобы избрать правителем одного из маорийских вождей, Потатау. Она хотела сделать этого старого вождя королем, а его селение, лежащее между реками Уаикато и Уайпа — столицей нового государства. У самого старого Потатау было больше хитрости, чем храбрости, но его премьер-министром был умный и энергичный человек из племени игати-хауа, которое обитало на Оклендском перешейке до захвата его иноземцами. Этот министр, по имени Уильям Томсон, стал вдохновителем освободительной войны. Он очень умело сформировал из маори боевые отряды. Под его влиянием один вождь из Таранаки объединил несколько разрозненных племен. Другой вождь, из провинции Уаикато, основал Земельную лигу, которая убеждала туземцев не продавать своих земель английскому правительству. Перед началом переворота, как и в цивилизованных странах, дали несколько пиров. Английские газеты начали указывать на эти тревожные симптомы; правительство было не на шутку обеспокоено действиями Земельной лиги. Словом, умы возбуждены, бомба готова взорваться. Не хватало только искры, вернее, столкновения интересов, чтобы высечь ее.

— И это столкновение?.. — спросил Гленарван.

— … произошло в 1860 году, — отвечал Паганель, — в провинции Таранаки, на юго-западном побережье острова Те-Ика — а-Мауи. У одного туземца было шестьсот акров земли близ Нью-Плимута. Он продал их английскому правительству. Когда землемеры явились вымерять проданный участок, вождь Кинги стал протестовать, а в марте этого года он выстроил на спорных шестистах акрах лагерь, огороженный высоким частоколом. Через несколько дней полковник Голд со своим отрядом взял укрепление приступом. В тот же день прогремел первый выстрел национальной войны.

— А многочисленны ли маори? — спросил Джон Манглс.

— За последние сто лет их стало меньше, — ответил географ. — В 1769 году Кук определял их число в четыреста тысяч человек. А в 1845 году, по переписи туземного протектората, маорийское население уменьшилось до ста девяти тысяч. Болезни, водка и войны «за просвещение» сократили его, но и сейчас на обоих островах все же насчитывается девяносто тысяч туземцев, в том числе тридцать тысяч воинов, которые еще долго будут наносить поражения европейским войскам.

— И что же, до сих пор восстание шло успешно? — спросила леди Элен.

— Да. И самих англичан не раз приводила в восхищение отвага новозеландцев. Они ведут партизанскую войну, совершают налеты, нападают на небольшие подразделения регулярных войск, грабят усадьбы английских поселенцев. Генералу Камерону пришлось туго в этой войне: опасность таилась за каждым кустом. В 1863 году после долгой борьбы не на жизнь, а на смерть маори занимали у верховий реки Уаикато, в конце цепи крутых холмов, сильную укрепленную позицию, защищенную тремя оборонительными линиями. Местные пророки призывали все население на защиту своей земли, обещая полную победу над «пакекас», то есть белыми. Туземцам противостояли три тысячи английских солдат под командой генерала Камерона; они беспощадно расправлялись с маори, после того как те зверски убили капитана Спрента. Происходили кровопролитные сражения. Иные длились по двенадцать часов, а маори все не отступали под пушечными выстрелами европейцев. Ядром этой свободолюбивой армии было свирепое племя ваикато во главе с Уильямом Томсоном. Этот туземный полководец сначала командовал двумя с половиной тысячами воинов, потом восемью тысячами, когда к нему присоединились со своими подданными два грозных вождя — Хонги и Хеке. Женщины самоотверженно помогали мужчинам в этой освободительной войне. Но сила не всегда на стороне справедливости. После жестоких боев генерал Камерон все же завоевал округ Уаикато, правда, пустой и обезлюдевший, ибо маори покинули его. Во время этой войны совершались удивительные подвиги. Четыреста маори, осажденные в крепости Оракау тысячей англичан под командованием бригадного генерала Кери, без воды и пищи, отказались сдаться. Наконец, среди бела дня, осажденные проложили себе путь оружием сквозь ряды сорокового полка и скрылись в болотах.

— Но с покорением округа Уаикато эта кровавая война окончилась? — спросил Джон Манглс.

— Нет, друг мой, — ответил Паганель. — Англичане решили идти на провинцию Таранаки и осадить там крепость Матантава, где засел Уильям Томсон. Но без больших потерь взять ее им не удастся. Перед самым отъездом из Парижа я прочитал в газетах, что племя тауранга изъявило покорность генералу и губернатору и что туземцам оставили три четверти земель. Говорилось, что и главный вождь восстания, Уильям Томсон, также собирается сдаться. Однако австралийские газеты не только не подтвердили эти слухи, но сообщили обратное. Так что, возможно, новозеландцы с новой энергией готовятся к сопротивлению.

— И по вашему мнению, Паганель, — спросил Гленарван, — арена этой борьбы — Таранаки и Оклендская провинция?

— Думаю, что да.

— Та самая, куда мы заброшены крушением «Маккуори»?

— Вот именно! Мы высадились всего в нескольких милях севернее гавани Кафиа, где и сейчас, должно быть, развевается национальный флаг маори.

— Тогда будет благоразумнее идти на север, — сказал Гленарван.

— Конечно, — согласился Паганель. — Новозеландцы ненавидят европейцев, особенно англичан. Поэтому постараемся не попасть им в руки.

— Быть может, мы встретим какой-нибудь отряд английских войск, — сказала леди Элен. — Это было бы большой удачей.

— Возможно, — ответил географ, — но я на это не надеюсь. Отдельные английские отряды не особенно охотно появляются в здешних местах, где за каждым деревом, каждым кустиком прячется искусный стрелок. Вот почему я не рассчитываю на конвой из солдат сорокового полка. Но на западном побережье, вдоль которого лежит наш путь в Окленд, находится несколько миссий, и мы сможем там остановиться. Хорошо бы нам попасть на дорогу, по которой шел вдоль реки Уаикато Хохштеттер.

— Кто он — путешественник? — спросил Роберт Грант.

— Да, мой мальчик, это член научной экспедиции, совершившей кругосветное путешествие на австрийском фрегате «Новара» в 1858 году.

— Господин Паганель, — не унимался Роберт, глаза которого загорались при мысли о великих географических экспедициях, — в Новой Зеландии тоже были знаменитые путешественники, как Бёрк и Стюарт в Австралии?

— Их было несколько, мой мальчик, например: доктор Хукер, профессор Бризар, естествоиспытатели Диффенбах и Юлиус Гаст. Но хотя некоторые из них поплатились жизнью за свою страсть к приключениям, они не так знамениты, как путешественники по Австралии и Африке.

— А вы знаете что-нибудь о них? — спросил юный Грант.

— Еще бы! И так как я вижу, дружок, что ты горишь нетерпением узнать столько же, я все расскажу тебе.

— Спасибо, господин Паганель, я вас слушаю.

— И мы тоже слушаем, — сказала леди Элен. — Уже не в первый раз мы набираемся знаний благодаря плохой погоде. Господин Паганель, рассказывайте нам всем.

— К вашим услугам, сударыня, — ответил географ. — Но рассказ не будет длинным. Ведь это не то, что отважные исследователи, которые, не щадя сил, пробирались через Австралию, настоящий лабиринт Минотавра[*]. Новая Зеландия слишком мала, чтобы быть недоступной для человека. Поэтому мои герои, собственно говоря, не путешественники, а просто туристы, ставшие жертвой обыкновенных несчастных случаев.

[*] — Минотавр — в греческой мифологии чудовище с телом человека и головой быка; он жил в лабиринте на острове Минос.

— Назовите их, — попросила Мери Грант.

— Геометр Уиткомб и Чарльтон Ховит. Это он нашел останки Бёрка, погибшего во время памятной экспедиции, о которой я вам рассказывал на берегу Уиммеры. Уиткомб и Ховит были во главе двух экспедиций на остров Те-Вахи-пуна-му. Оба они в начале 1863 года отправились из Крайстчёрча с целью найти проходы в горах на севере провинции Кентербери. Ховит, перевалив через горную цепь у северной границы провинции, устроил свою штаб-квартиру на берегах озера Браннер. Уиткомб же нашел в долине реки Ракаиа проход к восточному склону горы Тиндаль. У Уиткомба был спутник, Джекоб Лаупер, впоследствии опубликовавший в газете «Литтлтон Таймс» рассказ об этом путешествии и о катастрофе, которой оно завершилось. Насколько помню, эти два исследователя находились двадцать второго апреля 1863 года у ледника, где берут начало истоки реки Ракаиа. Отсюда они поднялись на вершину горы и стали разыскивать новые горные проходы. На следующий день Уиткомб и Лаупер, измученные усталостью и холодом, сделали привал на снегу на высоте четырех тысяч футов над уровнем моря. Семь дней бродили они среди гор, по ущельям, замкнутым со всех сторон отвесными скалами. Часто дождь мешал им развести огонь, случалось и голодать. Их сахар превратился в сироп, сухари — в мокрое тесто; одежда их была насквозь промочена дождем; их терзали насекомые. В удачные дни они проходили по три мили, но бывали и такие, когда они продвигались всего на каких-нибудь двести ярдов. Наконец двадцать девятого апреля они набрели на маорийскую хижину; в огороде нашлось немного картофеля. Это был последний раз, когда друзья ели вместе. Вечером они добрались до морского берега близ устья реки Тарамакау. Надо было переправиться на правый берег, чтобы потом идти на север, к реке Грей. Тарамакау — широкая и глубокая река. После долгих поисков Лаупер наткнулся на два продырявленных челнока. Он починил их, как смог, а затем связал вместе. Оба путешественника сели в челноки и стали переправляться. Едва успели они добраться до середины реки, как челноки наполнились водой. Уиткомб вернулся вплавь к левому берегу. Джекоб Лаупер не умел плавать и потому уцепился за свой челнок. Это спасло его, но все же ему пришлось пережить немало злоключений. Несчастного понесло к бурунам. Одна волна накрыла его, другая снова выбросила на поверхность. Его ударило о скалы. Наступила непроглядная ночь. Дождь лил как из ведра. Окровавленного, промокшего Лаупера носило несколько часов по волнам. Наконец челнок ударился о берег, и Лаупер, без сознания, очутился на земле. Придя в себя на рассвете, он дополз до ручья и скоро убедился, что его отнесло на целую милю от того места, где они пытались переправиться через реку. Он встал, пошел вдоль берега и вскоре набрел на несчастного Уиткомба — тот был мертв и увяз головой и туловищем в тине. Лаупер руками вырыл в песке яму и похоронил труп товарища. Два дня спустя умирающего от голода Лаупера приютили какие-то гостеприимные маори — бывают среди них и такие, — а четвертого мая он добрался до лагеря Чарльтона Ховита на берегу озера Браннер. А через полтора месяца и сам Ховит погиб так же, как Уиткомб.

— Да, — сказал Джон Манглс, — это какая-то цепь несчастий. Кажется, путешественники связаны какой-то нитью, и когда она рвется, то они погибают один за другим.

— Вы правы, друг Джон, — ответил Паганель. — Мне тоже это часто приходило в голову. В силу какого совпадения Ховит окончил свою жизнь почти при таких же обстоятельствах, что и Уиткомб? Что тут скажешь? Чарльтон Ховит выполнил задание Уайда, начальника правительственных работ, — наметить трассу проезжей дороги от равнины Хурунуи до устья реки Тарамакау. Ховит тронулся в путь первого января 1863 года с пятью спутниками. Он очень удачно справился с поручением: была проложена дорога длиной в сорок миль, до самой реки Тарамакау, но переправиться через нее оказалось невозможным. Ховит вернулся в Крайстчёрч. Несмотря на то что надвигалась зима, он испросил разрешения продолжать работы. Мистер Уайд дал согласие. Ховит, запасшись всем необходимым, отправился обратно в свой лагерь, намереваясь провести там зимний сезон. В ту пору и пришел в лагерь Джекоб Лаупер. Двадцать седьмого июня Ховит с двумя рабочими, Робертом Литлом и Генри Мюлисом, покинул лагерь. Они отплыли в лодке на противоположную сторону озера Браннер. И с тех пор исчезли бесследно. Легкую плоскодонку, на которой они плыли, нашли опрокинутой на берегу. Их тщетно разыскивали целых два месяца. Очевидно, эти несчастные, никто из которых не умел плавать, утонули в озере.

— А может быть, они остались целы и невредимы и попали к какому-нибудь новозеландскому племени, — сказала леди Элен. — Во всяком случае, их смерть не так уж несомненна.

— Увы, сударыня, нет, — ответил Паганель, — в августе 1865 года прошло уже больше года, а эти люди еще не вернулись… — И географ шепотом закончил: — А кто не вернулся из Новой Зеландии за год, тот погиб безвозвратно.