Роман Джека Лондона «День пламенеет» («Время-не-ждёт»): Часть вторая. Глава XXIII
— Но я кое-что знаю о борьбе, которую вы вели, — настаивала Диди. — Если вы остановитесь сейчас — все, чего вы добились, пойдет прахом. Вы не имеете права, вы не можете так поступать.
Пламенный был неумолим. Он покачал головой и улыбнулся.
— Ничто прахом не пойдет, Диди, ничто. Вы не понимаете этой деловой игры. Она делается на бумаге. Разве вы не видите? Где золото, которое я выкопал в Клондайке? Оно — в двадцатидолларовых золотых монетах, в золотых часах, в обручальных кольцах. Что бы со мной ни случилось, двадцатидолларовые монеты, часы и кольца останутся. Допустим, я умер… Золота ни на йоту от этого не убавится. То же самое можно сказать и о настоящем положении. Все мое имущество в бумагах. У меня есть бумаги на тысячи акров земли. Отлично. Сожгите бумаги и меня вместе с ними. Земля останется, не так ли? Дождь на нее льет, прорастают семена, деревья растут, строятся дома, пролетают трамваи. А вот сделки — те на бумаге. Потеряю ли я бумаги или жизнь — одно и то же; это не повредит ни одной песчинки на всей земле, не согнет ни одного стебелька травы. Ничто не будет потеряно, ни одна свая в доках, ни один гвоздь на рельсах, ни одна унция пара на перевозных судах. Трамваи будут продолжать ходить, я или кто-нибудь другой будет держать бумаги. В Окленд началась тяга. Народ стал стекаться. Мы снова распродаем участки. И этого прилива ничто не остановит. Что бы ни случилось со мной или с бумагами, эти триста тысяч человек все равно съедутся. И тут будут трамваи, чтобы возить их, и дома, где они могут жить, и хорошая вода для питья, и электричество, дающее им свет, и все остальное.
К этому времени Хегэн явился на автомобиле. Шум мотора ворвался в открытое окно, и они видели, как машина остановилась рядом с большим красным автомобилем. В ней были Энвин и Гаррисон, а Джонс сидел рядом с шофером.
— Я повидаю Хегэна, — сказал Пламенный, обращаясь к Диди. — Остальных не нужно. Они могут подождать в автомобиле.
— Он пьян? — шепнул Хегэн Диди у дверей.
Она покачала головой и впустила его.
— С добрым утром, Ларри, — приветствовал его Пламенный. — Садитесь и вытяните ноги. Вы как будто спешили.
— Да, — отрезал маленький ирландец. — Гримшоу и Ходжкине вылетят в трубу, если немедленно не будут приняты какие-то меры. Почему вы не пришли в контору? Что же в этом случае вы думаете предпринять?
— Ничего, — лениво протянул Пламенный, — пусть их вылетают в трубу…
— Но…
— У меня не было дел с Гримшоу и Ходжкинсом. Я им ничего не должен. Кроме того, я сам собираюсь вылететь в трубу. Слушайте, Ларри, вы меня знаете. И знаете, если я что решил, я это сделаю. А теперь я решил твердо. Мне надоела вся эта игра. Я хочу от нее избавиться возможно скорее, а банкротство — самый краткий путь.
Хегэн вытаращил глаза на своего патрона, а потом с ужасом перевел взгляд на Диди, та сочувственно кивнула ему.
— И пусть все летит в трубу, Ларри, — продолжал Пламенный. — Все, что вам останется сделать, это защитить себя и всех наших друзей. А теперь слушайте, пока я вам буду говорить, что следует делать. Положение нам благоприятствует. Никто не должен пострадать. Все, что стояли за меня, должны выкарабкаться без потерь. Задержанное жалованье должно быть выплачено всем наличными. Все деньги, какие я брал у Водопроводной компании, Трамвайной и Транспортной, должны быть возвращены. И вы сами никаких потерь не понесете. Все компании, куда вы вложили деньги, выкарабкаются…
— Вы помешались, Пламенный! — вскричал маленький адвокат. — Все это — бессмысленный лепет, безумие! Что такое с вами? Не приняли ли вы какого-нибудь снадобья?
— Принял, — улыбнулся в ответ Пламенный. — А теперь я его выплевываю. Мне надоело жить в городе и вести дела. Я еду в деревню, на зеленую травку — к солнцу. И Диди едет со мной. Вам представляется случай первому меня поздравить.
— К черту поздравления! — выпалил Хегэн. — Не хочу участвовать в таком безумном деле…
— О нет, вы это сделаете. А если не захотите, то крах будет еще больше, и многие, по всей вероятности, пострадают. Вы сами стоите сейчас больше миллиона, а если вы меня послушаете, вы сохраните свою шкуру в целости. Я хочу разориться, и разориться в пух и прах. Вот чего я добиваюсь, и ни один человек не сможет мне помешать. Поняли, Хегэн? Поняли?
— Что вы с ним сделали? — прокричал Хегэн в сторону Диди.
— Стойте, Ларри! — И впервые голос Пламенного прозвучал резко, и лицо его сделалось жестким. — Мисс Мэзон будет моей женой, я ничего не имею против того, чтобы вы ей говорили все, что желаете, но вам придется разговаривать другим тоном, или вы прямо отсюда попадете в госпиталь, а это будет наверняка неожиданным ударом. И позвольте вам сказать еще одну вещь. Все это моих рук дело. Она тоже говорит, что я сумасшедший.
Хегэн в безмолвном отчаянии покачал головой и продолжал таращить глаза.
— Будет, конечно, назначена администрация, — продолжал Пламенный, — но она никому не повредит и долго не протянет… Что вам следует сделать немедленно, это — спасти всех тех, кто оставил у меня свое жалованье, всех кредиторов и всех заинтересованных лиц, помогавших нам. Там есть полоса земли, которую хотела купить компания Нью-Джерси. Если вы на это пойдете, они купят все две тысячи акров и сейчас же подпишут сделку. Участок Фэрмоунт — лакомый кусочек, и за него они дадут по тысяче долларов за акр. Это кое-кому поможет. Вам повезет, если за нижнюю полосу в пятьсот акров они заплатят по двести долларов за акр.
Диди, все время почти не слушавшая, казалось, внезапно на что-то решилась и, выступив вперед, остановилась перед обоими мужчинами. Лицо ее было бледно, но решительно, и Пламенный, глядя на нее, вспомнил тот день, когда она впервые села на Боба.
— Подождите, — сказала она. — Мне нужно кое-что сказать. Элем, если вы совершите этот безумный поступок, я не выйду за вас замуж. Я отказываюсь выйти.
Хегэн, несмотря на свое отчаяние, бросил ей благодарный взгляд.
— А я все-таки рискну… — начал Пламенный.
— Подождите, — снова перебила она. — А если вы этого не сделаете, я выйду за вас.
— Давайте выясним это положение. — Пламенный говорил раздражающе медленно и рассудительно. — Так ли я понял: если я буду продолжать игру, вы за меня выйдете? Вы выйдете за меня, если я в такой работе по-прежнему буду расшибать себе голову и пить коктейль?
После каждого вопроса он останавливался, а она утвердительно кивала головой.
— И вы за меня выйдете без всяких промедлений?
— Да.
— Сегодня? Сейчас?
— Да.
Он на секунду задумался.
— Нет, малютка, я этого не сделаю. Это дело не пойдет, вы сами знаете. Мне нужны вы — вы вся, а чтобы вас получить, я должен отдать вам всего себя, а от меня чертовски мало останется, если я буду продолжать эту деловую игру. Диди, я уверен в вас и в себе — там, вместе с вами на ранчо. И сейчас я в вас уверен. Вы можете говорить — хочу или не хочу — как вам угодно, но все-таки вы наверняка за меня выйдете. А теперь, Ларри, лучше вы уходите. Я скоро вернусь в отель, а так как ноги моей больше в конторе не будет, то вы принесите мне на квартиру все бумаги для подписи и все остальное. По телефону вы можете обращаться ко мне туда в любое время. Этот крах неизбежен. Поняли? Я вышел из игры.
Он встал, давая понять, что Хегэну пора уходить. Тот был совершенно подавлен. Он тоже поднялся и стоял, беспомощно озираясь вокруг.
— Прямое, явное, абсолютное безумие, — бормотал он.
Пламенный опустил руку на его плечо.
— Встряхнитесь, Ларри. Вы всегда говорите о чудесах человеческой природы, и вот я вам даю новый образчик, а вы не умеете его оценить. Я еще больший мечтатель, чем вы, я мечтаю о том, что наверняка сбудется. Это моя самая чудесная мечта, я гонюсь за ней, чтобы ее поймать.
— Теряя все, что у вас есть, — выпалил Хегэн.
— Верно, — теряя все, что у меня есть и что мне не нужно. Но сто сорок волосяных уздечек я все-таки не отдам. А теперь вы лучше проваливайте к Энвину и Гаррисону и поезжайте в город. Я буду в отеле, и вы можете зайти ко мне в любое время.
Как только Хегэн вышел, Пламенный повернулся к Диди и взял ее за руку.
— А теперь, малютка, вам больше не нужно приходить в контору. Считайте себя уволенной. И не забудьте, я был вашим хозяином, так что вам придется обращаться ко мне за рекомендацией, и если вы не будете паинькой, я вам ее не дам. А теперь вы отдохните и подумайте, какие вещи вы хотите уложить, потому что нам придется меблировать дом вашими вещами — во всяком случае, парадную часть дома.
— Но, Элем, я не хочу, не хочу! Если вы совершите это безумие, я никогда за вас не выйду.
Девушка попыталась отнять свою руку, но он бережно удержал ее в своей.
— Хотите быть прямой и честной? Отлично, начнем. Чего вам больше хочется — меня и деньги или — меня и ранчо?
— Но… — начала она.
— Без «но»! Меня или деньги?
Она не отвечала.
— Меня и ранчо?
Снова она ничего не ответила ему, и снова он остался невозмутимым.
— Видите ли, я знаю ваш ответ, Диди, и не о чем больше говорить. Мы с вами выходим из игры и едем в Сонома. Вы подумайте, что бы вам хотелось с собой взять, я через пару дней пришлю людей, которые упакуют вещи. Это будет последняя работа, какую другие за нас сделают. Распаковывать и устраиваться мы будем сами.
Она сделала последнюю попытку:
— Элем, будьте же благоразумны. Есть еще время передумать. Я могу протелефонировать и застать мистера Хегэна, как только он придет в контору…
— Да ведь я сейчас единственный разумный человек во всей компании, — возразил он. — Посмотрите на меня — спокоен и счастлив, как король, а они все суетятся вокруг, словно всполошившиеся куры, которым собираются отрезать головы.
— Я бы заплакала, если бы думала, что это поможет, — пригрозила она.
— В таком случае, думаю, мне пришлось бы еще раз вас обнять и постараться успокоить, — пригрозил он в свою очередь. — А теперь я ухожу. Досадно, что вы продали Мэб. Вы могли бы послать ее туда, на ферму. Но я позабочусь, чтобы у вас была какая-нибудь лошадь для верховой езды.
Когда Пламенный стоял на площадке, собираясь уходить, она сказала:
— Вам не нужно присылать этих людей. Никакой упаковки не будет, потому что я не собираюсь выходить за вас замуж.
— А я ни капельки не боюсь! — ответил он и спустился вниз по лестнице.