Комедия Тургенева «Завтрак у предводителя»: Явление десятое

Те же и Пехтерьев.

Пехтерьев (входя). Здравствуйте, мой любезный Николай Иваныч!

Балагалаев. Мое почтение, Петр Петрович! Что ваша супруга?

Пехтерьев (кланяется всем). Господа… Моя жена здорова, слава богу. Cher Балагалаев! я виноват: опоздал. Вы, я вижу, без меня начали, и хорошо сделали… Как ваше здоровье, Евгений Тихоныч, Ферапонт Ильич, Анна Ильинишна? (Мирволину.) А! и ты тут, убогий?.. Ну, что, подвигается дело?..

Балагалаев. Ну, этого нельзя сказать…

Пехтерьев. Неужели? А я так думал… Эх, господа, господа! это нехорошо. Позвольте старику побранить вас… Надо кончить, надо кончить.

Балагалаев. Не хотите ли закусить?

Пехтерьев. Нет, благодарствуйте… (Отводит в сторону Балагалаева и указывает на Алупкина.) Qui est са?^[1]

Балагалаев. Новый помещик — некто Алупкин. Я вам его представлю… Антон Семеныч! позвольте познакомить вас с почтеннейшим нашим Петром Петровичем… Алупкин, Антон Семеныч, из Тамбова.

Алупкин. Очень рад.

Пехтерьев. Добро пожаловать в наши края… Да извольте… Алупкин? я знавал одного Алупкина в Петербурге. Высокий такой был мужчина, видный, с бельмом на глазу, в карты играл сильно и дома все строил… не родня вам?..

Алупкин. Никак нет-с. У меня нет родственников.

Пехтерьев. Нет родственников?.. Скажите… Что ваши малютки, Анна Ильинишна?

Каурова. Покорно вас благодарю, Петр Петрович! Слава богу.

Пехтерьев. Однако, господа, что ж, давайте, давайте. Мы поболтаем после… На чем я вас прервал?

Балагалаев. Вы нисколько нас не прервали, Петр Петрович! Вы даже очень кстати приехали. Дело вот в чем-с…

Пехтерьев. Что это! планы? (Садится к столу.)

Балагалаев. Да, планы. Вот, видите ли, Петр Петрович, мы никак не можем добиться толку, не можем то есть согласить господина Беспандина с их сестрицей. Я, признаюсь, даже начинаю сомневаться в успехе и готов отказаться.

Пехтерьев. Напрасно, напрасно, Николай Иваныч! немножко терпения. Предводитель! да это должен быть олицетворенное терпение.

Балагалаев. Вот, видите ли, Петр Петрович: с общего согласия господ владельцев, усадьба не разделяется, а к одному участку приписывается; теперь вот в чем затруднение: какое вознаграждение назначить за усадьбу? Я предлагаю всю эту пустошь отдать…

Пехтерьев. Эту пустошь… да, позвольте, да, да…

Балагалаев. Вот над этим мы теперь и бьемся… Они вот согласны, а сестрица их не только не согласна ни на что, но даже вообще не хочет, объявить своего желания.

Алупкин. Как говорится, ни тпру ни ну!

Пехтерьев. Так, так, так! А знаете ли что, Николай Иваныч? конечно, это вам лучше известно, а я бы на вашем месте не так эту дачу разделил.

Балагалаев. А как же-с?

Пехтерьев. Я, может быть, и вздор скажу; но вы извините старика… Savez-vous, cher ami?^[2] мне кажется, я бы вот как разделил… позвольте карандашик.

Мирволин. Вот-с карандаш…

Пехтерьев. Спасибо… Я бы, Николай Иваныч, вот как… посмотрите: отсюда — вот сюда, отсюда — сюда… отсюда вот куда, а отсюда, наконец, сюда.

Балагалаев. Да помилуйте, Петр Петрович! во-первых, эти участки выйдут неровные…

Пехтерьев. Что за беда!

Балагалаев. А во-вторых, в этом участке совсем сенокосов нет.

Пехтерьев. Это ничего не значит: трава везде расти может.

Балагалаев. Да, сверх того, рощу вы, стало быть, предоставляете одному владельцу?

Каурова. Ах, вот этот бы участок я взяла с удовольствием!

Балагалаев. А каково, например, будет мужичкам отсюда вон куда ездить?

Пехтерьев. На все ваши возражения отвечать было бы весьма легко; но, впрочем, конечно, вы должны лучше знать… вы меня извините…

Каурова. А мне эдак очень нравится.

Алупкин. То есть как?

Каурова. А вот как Петр Петрович разделил.

Беспандин. Позвольте взглянуть.

Каурова. Воля ваша, а только я с Петром Петровичем согласна.

Алупкин. Это ужасно… ведь не видела ничего, а туда же толкует!

Каурова. А ты почему знаешь, батюшка, видела я что или нет?..

Алупкин. Ну, коли видели, так скажите, какой вы себе участок берете?

Каурова. Какой? вот этот с рощей, да с сенокосом, да где земли побольше.

Алупкин. Да, все вам однем отдать!

Суслов (Алупкину). Оставь.

Пехтерьев (Беспандину). По-вашему, как?

Беспандин. По-моему, коли правду говорить, эдак неудобно будет. Впрочем, я готов согласиться, если мне этот участок дадут.

Каурова. И я готова согласиться, если мне этот участок дадут.

Алупкин. Какой?

Каурова. А вот что братец мой для себя спрашивает.

Суслов. Вот говорите после этого, что она ни на что не согласна!

Пехтерьев. Однако, позвольте, позвольте… двоим нельзя один и тот же участок определить; надо, чтоб один из вас пожертвовал, оказал великодушие — взял похуже.

Беспандин. А смею спросить, для какого дьявола буду оказывать великодушие?

Пехтерьев. Для какого… какие вы, однако, странные слова употребляете!.. для вашей сестрицы.

Беспандин. Вот тебе на!

Пехтерьев. Ваша сестра, не забудьте, принадлежит к слабому полу; она женщина, а вы мужчина, она ведь женщина, Ферапонт Ильич!

Беспандин. Нет-с, это, я вижу, уж философия пошла…

Пехтерьев. Какую же вы тут философию находите?

Беспандин. Философия!

Пехтерьев. Однако это меня удивляет… Вас это не удивляет, господа?

Алупкин. Меня-с? Меня сегодня ничто удивить не в состоянии-с. Вы мне можете сказать, что вы родного отца своего съели; я не удивлюсь, я поверю.

Балагалаев. Господа, господа! позвольте мне сказать слово. Самое их как бы снова возгоревшее упорство доказывает вам, любезнейший Петр Петрович, что ваше разделение Не совсем удачно…

Пехтерьев. Неудачно! Позвольте… почему же неудачно, это следует доказать… Я не спорю, может быть, ваше предложение прекрасно; но и о моем предложении тоже нельзя судить с первого взгляда. Я провел черту, так сказать, ангро^[3]; конечно, я мог ошибиться в мелочах. Разумеется, нужно уравнять оба участка, сообразить, рассмотреть подробно; но почему же неудачно?..

Алупкин (Суслову.). Какую он это черту провел?..

Суслов. Ангро.

Алупкин. А что значит ангро?

Суслов. А господь его знает! должно быть, немецкое слово.

Балагалаев. Положим, Петр Петрович, что ваше предложение отлично, превосходно; но главное дело, надо поровну разделить. Вот в чем задача.

Пехтерьев. Так-с. Впрочем, конечно, вам лучше знать… Конечно, я в этом случае не могу с вами тягаться. Мое предложение, вы говорите, неудачно…

Балагалаев. Да нет, Петр Петрович…

Каурова. Я понимаю, почему Николай Иваныч так на своем настаивает.

Балагалаев. Что вы хотите сказать, сударыня, объяснитесь…

Каурова. Да уж я знаю!

Балагалаев. Я прошу вас объясниться.

Каурова. Николай Иваныч намерен у Ферапонта Ильича рощу за бесценок купить… Так вот от этого они так и стараются, чтоб она ему досталась.

Балагалаев. Позвольте вам заметить, Анна Ильинишна, что вы забываетесь! Ферапонт Ильич разве дитя? Разве вы не получите вашей половины?.. Да и кто вам сказал, что я намерен купить эту рощу? и разве вы можете запретить вашему братцу продавать свою собственность?

Каурова. Этого я не могу ему запретить, да дело не в этом, а в том, что вы нас не по чистой совести делите, не по справедливости то есть, а как для вас выгоднее.

Балагалаев. О, это слишком!

Алупкин. А, вот и вы теперь то же говорите!

Пехтерьев. Все это запутано, признаюсь, очень темно и запутано.

Балагалаев. Это наконец всякого выведет из терпения… Что тут запутанного? что тут темного? Ну, да! я намерен купить у Ферапонта Ильича рощу; я, может быть, весь его участок намерен приобрести. Что ж из этого следует? позвольте спросить?.. Я не по чистой совести делаю… и повернулся у вас язык это сказать! Анна Ильинишна — женщина, я ее извиняю; но вы, Петр Петрович… запутано! Вы бы сперва посмотрели, верно ли разделено имение… Стало быть, верно, коли им предоставлялся выбор участка.

Пехтерьев. Напрасно вы так горячитесь, Николай Иваныч.

Балагалаев. Помилуйте, когда меня бог знает в чем подозревают, — меня, предводителя, удостоенного лестного внимания дворянства! Помилуйте, еще бы не горячиться, когда задевают мою честь!

Пехтерьев. Вашей чести никто не задевает, да и притом почему ж, если можно безобидно, как говорится, согласить собственную выгоду с выгодой другого, почему ж и не сделать так? А что касается до предводительства, то поверьте, Николай Иваныч, не всегда выбирают самых достойных, и если кого отставили, это еще не значит, что он недостойный. Впрочем, я это, конечно, говорю не для вас…

Балагалаев. Понимаю, Петр Петрович! Я понимаю, это вы на свой счет изволите говорить, да и на мой кстати. Что ж, извольте попытаться! Выборы близко. Может быть, на сей раз дворянство откроет наконец глаза… Может быть, оно наконец оценит настоящие ваши достоинства.

Пехтерьев. Если господа дворяне почтут меня своею доверенностью, я не откажусь, не беспокойтесь.

Каурова. И тогда у нас будет настоящий предводитель!

Балагалаев. О, я не сомневаюсь! Но вы поймете теперь, что после всех этих оскорбительных намеков мне было бы совершенно неприлично вмешиваться более в ваши дела, а потому…

Беспандин. Да зачем же, Николай Иваныч? Пехтерьев. Николай Иваныч! я, право… Балагалаев Нет, уж извините. Вельвицкий, подай сюда все их бумаги. Вот вам ваши письма, ваши планы. Делитесь как знаете, обратитесь, если хотите, к Петру Петровичу. Каурова. С удовольствием, с удовольствием.

Пехтерьев. А я решительно отказываюсь: я вовсе не намерен… Помилуйте!

Беспандин. Николай Иваныч, пожалуйста, сделайте одолжение. Извините нас, то есть эту глупую бабу… ведь она всему причиной…

Балагалаев. И слышать ничего не хочу! Повторяю вам, делитесь как хотите, мне до этого дела нет. Из сил выбился!

Беспандин. А все ты, безмозглая! Ну, что ты тут напутала!.. Как же! уступлю я тебе рощу со всеми лугами да усадьбой… сейчас! да! погоди!

Алупкин. Хорошо, хорошо, хорошо! вот так ее, вот так, вот так!..

Каурова. Петр Петрович, заступись за меня, батюшка; вы его не знаете: он меня зарезать готов, это изверг, батюшка, убийца!.. он меня несколько раз уж стравливал, батюшка мой!..

Беспандин. Молчи, сумасшедшая!.. Николай Иваныч! сделайте одолжение…

Каурова (Пехтерьеву). Батюшка, батюшка!..

Пехтерьев. Позвольте, позвольте!.. да что же это наконец?