Повесть Лидии Чарской «Записки маленькой гимназистки»: Глава XX. Наказанная. В путь-дорогу. Потерянная записка
Серые стены… серые доски… серые окна и серый, ненастный день, заглядывающий в эти окна, не могут, конечно, способствовать хорошему расположению духа. К тому же неизвестность мучает меня: что-то делается там у моих друзей в скромном маленьком домике на окраине города? Жив ли еще добрый Никифор Матвеевич, которого за наши с ним две встречи я успела полюбить, как родного?.. А тут еще сиди и жди условного часа, когда сторож Иваныч придет в класс и объявит мне, что уже шесть часов и что срок наказания кончен. И тогда… тогда…
Но часы идут так медленно, так ужасно медленно… Я сижу около двух часов, я слышала, как било пять за дверьми, а мне кажется, что около суток я провела одна в этом скучном, пустом и неуютном классе.
От нечего делать я начинаю считать квадратики на паркете. Один… два… три… четыре… Но дойдя до двадцатого, спутываюсь; в глазах начинает рябить, и я бросаю это занятие.
А на дворе-то что делается!.. Господи Боже!
Темно, ни зги не видать… Метель так и кружит, так и кружит…
Как-то я дойду?
Если бы у меня были хоть карманные деньги, можно было бы нанять извозчика. Но денег мне не дают на руки, а те, что остались после мамочки, Матильда Францевна велела опустить в копилку.
А что, если за мной придет Дуняша или Бавария? Побоятся такой непогоды и явятся сюда. Тогда прости-прощай всему!
Я даже губы стиснула и застонала, точно от боли, при одной мысли об этом. Но нет; вряд ли кто догадается прийти сюда. В шесть часов у нас в доме обедают, и Дуняше приходится помогать Федору прислуживать за столом, а Бавария… Мы слишком близко живем от гимназии, для того чтобы Бавария могла побеспокоиться на мой счет! Разве я не смогу пройти одна две улицы и переулок?!
Раз… два… три… — раздалось мерными ударами за дверью — четыре… пять… шесть!..
Шесть часов!.. Дождалась… Слава Богу!
Вошел Иваныч.
— Пожалуйте, птичка, из клетки, — ласково улыбаясь, пошутил он. (Иваныч был славный старик, любил нас, маленьких, и всегда жалел наказанных.)
— Не будете проказничать больше, а?
— Не буду, Иваныч, — через силу улыбнулась я и, вся замирая от волнения, спросила прерывающимся голосом: — Что, Иваныч, пришел кто-нибудь за мной?
Ах, каким долгим-долгим показалось мне время, пока добрый старик не ответил:
— Никого, кажись, нет. Никто не приходил.
«Никого нет! Никто не приходил! — запрыгало и заплясало что-то внутри меня. — Хоть в этом удача, слава Богу! Никто не помешает мне тотчас же пуститься в путь!»
Быстро сбежала я с лестницы, надела теплый бурнус, капор и калоши и со всех ног бросилась к дверям.
— Постойте, постойте, барышня! Книжечки-то и забыли! — крикнул мне вслед Иваныч.
— Нет, нет, книг я не возьму сегодня с собою. Я все уроки выучила! — солгала я чуть не в первый раз в моей жизни и тут же густо покраснела до корней волос.
Но старик не заметил ни моей лжи, ни румянца, залившего мои щеки.
— Умница! Умница, что выучила, — похвалил он. — А вот закройтесь-ка да застегнитесь получше… Ишь погода-то какая! Так и рвет! Так и рвет! Да и мороз к тому же злющий. Настоящий крещенский морозец. Потеплее кутайтесь! Долго ли до греха! — заботливо запахивая на мне бурнус, ласково говорил Иваныч.
Но я едва-едва стояла на месте.
Наконец последняя пуговица застегнута, сторож широко распахивает мне дверь… и я на улице.
Ветер, вьюга, метель и хлопья снега — все это разом охватило меня со всех сторон. Я едва удержалась на ногах и, с трудом передвигая их, пошла по панели.
День стоял сумрачный, темный. Несмотря на ранний час вечера, на улице какая-то жуткая полутьма, по дороге попадаются редкие прохожие, зябко прячущие голову в поднятые воротники пальто и шинелей. А мороз назойливо щиплет нос, лоб, щеки и концы пальцев на ногах и руках.
Прежде чем пуститься в путь, надо было взглянуть на адрес, который был очень подробно написан Никифором Матвеевичем на лоскутке бумаги и который, мне хорошо помнится, я сунула, уходя из дома, в карман. Я быстро опустила туда руку.
Но что это? Адреса в кармане не оказалось. Напрасно я раз десять подряд вытаскивала вещи, находившиеся там, — и носовой платок, и игольник, и щеточку для волос, и записную книжку. Записки с адресом не было между ними. Должно быть, я выронила ее как-нибудь.
Сначала я очень испугалась сделанному мною открытию, но через минуту-другую утешила себя на этот счет: Нюрочка так подробно объясняла мне, как найти дорогу к их дому, что я разом перестала волноваться и только прибавила шагу и быстрее зашагала навстречу метели и ненастью, все вперед и вперед.
