Поэма Руставели «Витязь в тигровой шкуре»: Сказ 51. Свадьба Тариэля и Нестан-Дареджан, Придоном устроенная
Для венчаемых поставил достославный царь Придон
Самоцветами покрытый жёлто-красный царский трон.
Для спаспета жёлтый с чёрным повелел поставить он.
Был приходом долгожданных каждый зритель восхищён.
Поспевающих на праздник все услышали певцов.
Раздарив немало мягких, драгоценнейших шелков,
Всех Придон гостелюбивый тешил пышностью пиров.
Солнцеравной шла улыбка и сверкание зубов.
Вот с подарками Придона преступившие порог
Девять царственных жемчужин слуги вынесли в чертог
И ещё бесценный камень, что сверканием обжёг.
С ними ночью живописец написать картину мог.
А ещё по ожерелью щедрый каждому поднёс
Из граненых самоцветов, от которых блеск возрос.
Автандилу же Придоном, величавым, как утёс.
Дан был бережно несомый драгоценнейший поднос.
Тот поднос переполняя, перлы крупные дрожат,
Автандил его приемлет, вознесённый многократ.
Всюду шёлк и аксамиты многоцветные лежат.
Тариэль Придона славил за обилие наград.
Так Придон устроил свадьбу побратиму своему.
Не пришлось давать отдарок за подарок никому.
Восемь суток пели арфы и равняли свет и тьму.
Подходил тот витязь деве, дева — витязю тому.
Тариэль сказал Придону, размягчавшему и сталь:
«Брат родной такую службу сослужил бы мне едва ль;
За тебя погибнуть — мало, и души самой не жаль,
Ибо раненого спас ты, угасив его печаль.
Ради нас арабский витязь не щадил души своей.
Неужели окажусь я бережливей и скупей?
В чем нуждается теперь он, расспросить его сумей;
Он задул моё горнило, я воздать хочу скорей.
Передай: „Ты ради друга грудью встретил лезвия,
Знай, что Богом не забыта дружба верная твоя.
Если сделать не сумею им желаемого я,
То не надо мне ни дома, ни лачуги для жилья.
Изъясни, чего ты хочешь, как помочь твоим делам?
Я решил, поедем ныне мы в Аравию к царям.
Нет преград речам сладчайшим и воинственным мечам,
Если друга не женю я, не женюсь тогда и сам”».
Нурадином Тариэлев пересказан был совет;
Услыхал и улыбнулся ослепительно спаспет,
Объявил: «К чему помощник? У меня несчастий нет,
Далеко моё светило и от каджей и от бед.
Это солнце волей Бога испытало торжество
И на троне восседает, не терпя ни от кого;
Не грозят ему ни каджи, ни другое колдовство.
Что за помощь мне потребна, ваши речи для чего?
День, судьбой определённый, будет милостью чреват,
Небеса пошлют утеху и горнила охладят.
Лишь тогда на это сердце снизойдет лучей каскад,
А дотоле не разрушу на пути моем преград.
Доложи: „Каким бы ни был ты сочувствием влеком,
Но за что платить стремишься, царь, не бывший должником?
Я с утробы материнской вашим должен быть рабом
И да буду прахом вечно перед блещущим царём!”
Ты сказал: „И я желаю, чтобы ваш свершился брак”.
Сострадательное сердце дружбу выказало так.
Но рубить мой меч не будет, там не будет встречен враг.
Лучше буду ждать, доколе небеса мне явят знак.
О своём стремленье давнем, не смущаясь, говорю;
Тариэля на престоле Индостана да узрю,
Чтоб с тобою села рядом излучившая зарю,
Чтобы сдался неприятель всемогущему царю!
Лишь когда осуществятся все желания вполне,
Я в Аравию отправлюсь, поспешу к своей луне.
Исцелить вольна царица истомлённого в огне.
Ничего другого ныне от тебя не надо мне».
Передал Придон герою речь спаспетову сполна.
Тот ответил: «Нет, спаспету воля в этом не дана.
Как душа была собратом мертвецу возвращена,
Так и он пускай увидит, что любовь моя сильна.
Мой ответ ему поведай; не скажу я льстивых слов:
Пусть в Аравии увижу облик ласковый царёв.
Ведь немало в исступленье я убил его рабов;
Без прощенья Ростевана не вернусь под отчий кров.
Ты скажи ему: напрасно начинать со мною спор.
Завтра в путь я отправляюсь, без сомненья буду скор.
Царь слова мои воспримет, не постигнет нас позор.
Умолю его, и выдаст услаждающую взор».
Передал Придон спаспету речь любезного очам:
«Не останется могучий — умолять напрасно нам».
Автандил таким ответом дымным предан был огням.
Но пристало ратоборцу уважение к царям.
Бил челом спаспет индийцу и ронял жемчужный град,
Говорил, целуя ноги, опуская долу взгляд:
«Я и так царя обидел и раскаяньем объят;
О вторичном вероломстве не проси, высокий брат.
Бог не даст на то согласья, — пылко вымолвил араб, —
Как наставнику изменой отплатить душа могла б,
Как я злом тому отвечу, кто, скорбя по мне, ослаб,
Как на сердце господина сможет меч обрушить раб?
Омрачит её поступок необдуманный такой,
Опечалится царевна и ответит мне враждой,
Не покажется и станет на известия скупой,
И не вымолвит прощенья для меня никто живой».
Тариэль, улыбкой солнца золотящий высоту,
Поднял верного спаспета, молвив: «Зла не обрету;
Я, твою неоднократно испытавший доброту,
Наших радостей слиянье разделенью предпочту.
Смелым, ясным, откровенным надо быть в любви своей,
Не терплю я вечно хмурых и задумчивых людей;
Кто любить меня желает, пусть приблизится скорей,
А не то разлука будет этой страсти веселей.
Знаю, ты владеешь сердцем озаряющей парчу,
Вряд ли этим посещеньем я царицу огорчу,
Никогда обиняками я царя не омрачу,
Я хочу лишь поклониться их блестящему лучу.
Знай, почтительно владыку попрошу я без угроз,
Чтоб тебе своею волей дар желанный преподнёс.
Как печальную разлуку ты без стона перенёс?
Украшайте же друг друга, не теряйте цвета роз».
Увидав, что Тариэля не совлечь с дороги той,
Согласился и оставил пререкания герой.
Нурадин, пересчитавший им же избранный конвой,
В путь отправился с друзьями, восхваленными молвой.
