- Главная
- Библиотека
- Книги
- Темы
- Литературные произведения по формам
- Романы
- Романы по авторам
- Романы авторов на букву Л
- Романы Лескова
Роман Лескова «Соборяне»: Часть четвёртая. Глава десятая
Животрепещущая дама, вооруженная большим кухонным ножом, засучив правый рукав своей кофты, прямо направилась к двери конторы и еще раз приложила ухо к створу. И сомнения никакого не было, что злосчастная пара наслаждается сном безмятежным; так и слышно, как один, более сильный субъект гудет гусаком, а другой, нежнейший, выпускает придыханием протяжные «пхэ».
Почтмейстерша завела нож в дверной створ, приподняла крючок, и легкая тесовая дверка без всяких затруднений тихо скрипнула и отворилась.
Рассвет еще был далеко, и в комнате только чуть видны были едва сереющие окна, но привычный глаз различил здесь и стол с почтовыми весками, и другой длинный стол в углу, и диван.
Держась левою рукой около стены, негодующая почтмейстерша направилась прямо к дивану и, щупая впотьмах руками, без больших затруднений отыскала храпуна, который лежал на самом краю и, немножко свесив голову, играл во всю носовую завертку. Спящий ничего не слыхал и, при приближении почтмейстерши, храпнул даже с некоторым особенным удовольствием, как будто чувствовал, что всему этому скоро конец, что этим удовольствием ему уже более сегодня не наслаждаться.
Это так и случилось.
Не успел спящий сделать последней фиоритуры, как левая рука почтмейстерши сильно приподняла его за волосы, а правая, выбросив нож, дала ему нестерпимую оплеуху,
— Ммм... зачем же! зачем!— заговорил пробужденный храпун, но вместо ответа получил другую пощечину, потом третью, пятую, десятую, и все одна другой громче, одна другой сильнее и оглушительней.
— Ай, ай, ай, ай!— восклицал он, уклоняясь от сыпавшихся на него из непроглядной тьмы затрещин, которые вдруг сменились беззвучною, отчаянною трепкой и поволочкой.
— Мамчик! Что ты это, мамчик! ведь это не я, а Варнава Васильевич,— воззвал вдруг в это время со стола разбуженный и испуганный почтмейстер.
Почтмейстерша оторопела, выпустила из рук гривку Варнавы и, вскрикнув: «Да что же это вы, разбойник, со мною делаете!», кинулась к мужу.
— Да; вот это я... это я!— услышал Варнава голос почтмейстера и, ничего не соображая в эту минуту, кроме необходимости бежать, быстро сорвался с дивана и, отыскав выходную дверь, выскочил в одном белье на улицу.
Он был избит очень серьезно и, обтерши себе рукавом лицо, заметил, что у него идет из носу кровь.
В это же время дверь тихо приотворилась, и почтмейстер тихо назвал Препотенского по имени.
— Здесь,— отвечал глухо Препотенский.
— Ваше платье, и извините.
Дверь снова захлопнулась, а на землю упало платье. Учитель стал подбирать его. Минуту спустя к его ногам через забор шлепнулись сапоги.
Варнава сел на землю и надел сапоги; потом вздел кое-как свое одеяние и побрел к дому.
На дворе начинало немножко светать, а когда Препотенский постучал в кольцо у калитки своего дома, стало даже и совсем видно.
— Боже, кто это тебя, Варначок, так изувечил?— вскрикнула, встретив запоздалого сына, просвирня.
— Никто-с, никто меня не изувечил. Ложитесь спать. Это на меня впотьмах что-то накинулось.
— Накинулось!
Ну да, да, да, впотьмах что-то накинулось, и только.
Старушка просвирня зарыдала.
— Чего вы визжите! Не до вас мне.
— Это они, они тебя мучат!.. — заговорила, всхлипывая, старушка. — Да; теперь тебе уж не жить здесь больше, Варнаша.
— Кто они?— вскрикнул недовольный Препотенский.
Старушка указала рукой по направлению к пустым подставкам, на которых до недавнего времени висел скелет, и, прошептав: «Мертвецы!», она убежала, крестясь, в свою каморку.
Через день учитель Препотенский с отпуском и бедными грошами в кармане бежал из города, оставив причину своего внезапного бегства для всех вечною загадкой.