Роман Жюля Верна «Путешествие к центру Земли»: Глава 36
На этом заканчиваются записи моего, как я его назвал, 'корабельного журнала', который мне удалось спасти во время крушения. Буду продолжать свой рассказ.
Что произошло во время крушения плота, наскочившего на подводные камни, я не могу сказать. Я почувствовал, что упал в воду; и если я избежал смерти, если тело мое не было разбито об острые утесы, то этим я обязан Гансу, который вытащил меня своей сильной рукой из пучины.
Мужественный исландец отнес меня подальше от набегавших волн на горячий песок, где я очутился рядом с дядюшкой.
Потом он вернулся обратно на скалистый берег, о который бились разъяренные волны, чтобы спасти что-нибудь из нашего имущества, уцелевшего от катастрофы. Я не мог говорить; я был разбит от волнения и усталости; мне понадобился целый час, чтобы прийти в себя.
Дождь лил как из ведра; дождь припустил еще пуще, но это последнее усилие предвещало конец грозы. Казалось, хляби небесные разверзлись, но мы укрылись от ливня под выступом скалы. Ганс приготовил обед, до которого я не дотронулся, потом мы все, измученные трехдневной бессонницей, погрузились в мучительный сон.
На следующий день погода была великолепная. Небо и море слились воедино. Не осталось и следов бури. Профессор радостно приветствовал меня, когда я проснулся. Он был необыкновенно весел.
— Ну, мой мальчик, — воскликнул он, — хорошо ли ты спал?
Как было не вообразить, что мы находимся в доме на Королевской улице, что я, как обычно, спускаюсь к завтраку, что нынче будет сыграна моя свадьба с Гретхен?
Ах, если бы буря унесла плот на запад, мы прошли бы под Германией, под моим родным городом Гамбургом, под той улицей, где живет самое дорогое для меня существо! Сорок лье, не более, разделяли бы нас тогда! Но сорок лье только в вертикальном направлении, сквозь толщу гранита, а в действительности свыше тысячи лье!
Все эти мучительные мысли пронеслись в моем уме прежде, чем я ответил на вопрос дядюшки.
— Ну, что же, — снова заговорил он, — у тебя как будто нет охоты ответить мне, хорошо ли ты спал?
— Очень хорошо, — ответил я, — я еще разбит, но это пустяки!
— Конечно, пустяки, небольшое утомление, вот и все!
— Но вы, кажется, очень веселы сегодня, дядюшка?
— Я в восторге, мой мальчик, в восторге! Мы достигли…
— Цели нашего путешествия?
— Нет, конца этого моря, казавшегося бескрайним. Теперь мы снова пойдем сухим путем и действительно углубимся в недра Земли.
— Дядюшка, позвольте мне задать вам один вопрос.
— Пожалуйста, Аксель, спрашивай!
— А как же с возвращением?
— С возвращением? Ты думаешь о возвращении, когда мы еще не достигли цели!
— Нет, я хочу только спросить, каким способом мы вернемся?
— Простейшим способом, какой только может быть! Стоит нам дойти до центра сфероида, и мы или найдем новую дорогу, чтобы вернуться на поверхность Земли, или же преспокойно пойдем назад по пройденному уже пути. Надеюсь, что он не закроется за нами.
— В таком случае надо исправить плот.
— Безусловно необходимо.
— Но хватит ли съестных припасов для выполнения этого столь грандиозного плана?
— Да, несомненно. Ганс дельный малый и, наверно, спас большую часть груза. Впрочем, удостоверимся в этом сами.
Мы покинули грот, открытый всем ветрам. Я питал надежду, переходившую в тревогу: мне казалось невозможным, чтобы при страшном ударе плота о скалы наш груз не пошел прахом. Но я ошибался. Подойдя к берегу, я увидел Ганса среди груды вещей, разложенных по порядку. Дядюшка пожал ему руку с выражением живейшей благодарности. Этот человек, в своей, возможно беспримерной, сверхчеловеческой преданности, работал, пока мы спали, и, рискуя своей жизнью, спас самые ценные предметы.
Нет слов, мы понесли довольно значительные потери; короче сказать, погибло наше оружие; но в конце концов можно было обойтись и без него! Запас пороха уцелел во время грозы, а ведь был момент, когда мы, по его милости, чуть не взлетели на воздух!
— Что же! — воскликнул профессор. — Раз нет ружей, придется отказаться от охоты.
— Хорошо, а приборы?
— Вот манометр! Он больше всего необходим, я отдал бы за него все остальное! Манометром я могу определять глубину. А без него мы рискуем прозевать центр Земли и вынырнуть нежданно-негаданно где-нибудь на южном полушарии.
Дядюшкины шутки были несносны.
— А компас? — спросил я.
— Вот он тут, на скале, в полном порядке, так же как хронометр и термометр. Наш охотник прямо-таки драгоценный человек!
С этим пришлось согласиться; что же касается приборов, все было налицо. Что касается инструментов и утвари, то я заметил разложенные на песке лестницы, веревки, кирки и прочее.
Однако надо было выяснить также вопрос о съестных припасах.
— А провизия? — спросил я.
— Давай посмотрим, — ответил дядя.
Ящики с съестными припасами находились на берегу в полной исправности; море пощадило большую часть из них, и в общем, располагая запасом сухарей, мяса, водки и рыбы, можно было прожить еще целых четыре месяца.
— Четыре месяца! — воскликнул профессор. — Времени достаточно, чтобы вновь повторить этот путь. А из остатков провизии я дам торжественный обед моим коллегам по Иоганнеуму!
Я уже давно мог бы свыкнуться с темпераментом дядюшки, и все же этот человек постоянно удивлял меня.
— А теперь, — сказал он, — запасемся на всякий случай дождевой водой, наполнившей во время грозы все гранитные водоемы, и тогда нам нечего будет опасаться жажды. Что касается плота, то пусть Ганс починит его, хотя я думаю, что он нам больше не понадобится!
— Как так? — воскликнул я.
— Мне так думается, мой мальчик! Я полагаю, что мы вернемся не той дорогой, какою пришли сюда.
Я посмотрел на профессора с некоторым недоверием. Я спросил себя, уж не сошел ли он с ума? И однако: 'Он сам не знал, насколько был прав!'
— А теперь позавтракаем, — предложил он.
Я вскарабкался вслед за ним на высокий мыс, куда он направился, отдав нужные указания охотнику. Здесь мы отлично подкрепились сушеным мясом, сухарями и чаем, и я должен сознаться, что это был один из вкуснейших завтраков в моей жизни. Потребность в пище, свежий воздух, отдых после пережитых потрясений — все это способствовало возбуждению аппетита.
Во время завтрака я спросил дядюшку, где мы находимся в настоящую минуту.
— Мне кажется, — оказал я, — это трудно вычислить.
— Вычислить точно, — отвечал он, — пожалуй, даже невозможно, так как во время трехдневной грозы я не мог отмечать скорости движения и направления плота: но мы можем приблизительно определить место нашего нахождения.
— Действительно, последнее наблюдение было произведено нами на острове Гейзера…
— На острове Акселя, мой мальчик. Не отказывайся от чести дать свое имя первому острову, открытому в недрах земного шара.
— Пусть будет так! До острова Акселя мы сделали по морю приблизительно двести семьдесят лье и находились на расстоянии шестисот с лишним лье от Исландии.
— Пожалуй! Исходя из этого и считая четыре дня бури, во время которой скорость нашего движения не могла быть менее восьмидесяти лье в сутки…
— Значит, это составит еще триста лье.
— Да, а ширина моря Лиденброка от одного берега до другого достигает, стало быть, шестисот лье, что ты скажешь, Аксель? Ведь оно может, пожалуй, поспорить по своей величине со Средиземным морем?
— Да, в особенности если мы переплыли его в ширину!
— Это вполне возможно!
— И вот что интересно, — прибавил я, — если наши расчеты верны, то над нашими головами лежит теперь это самое Средиземное море.
— В самом деле?
— В самом деле! Ведь мы находимся в девятистах лье от Рейкьявика!
— Недурное путешествие, мой мальчик! Но утверждать, что мы находимся теперь под Средиземным морем, а не под Турцией или Атлантическим океаном, можно только в том случае, если мы не уклонились от взятого раньше направления.
— Но ведь ветер, кажется, не менялся, и я думаю поэтому, что этот берег лежит к юго-востоку от бухты Гретхен.
— Хорошо, в этом легко убедиться, взглянув на компас. Посмотрим, что он указывает!
Профессор направился к скале, на которой Ганс разложил приборы. Он был весел, шутлив, потирал руки! Он совсем помолодел! Я последовал за ним, любопытствуя поскорее узнать, не ошибся ли я в своем предположении.
Когда мы дошли до скалы, дядюшка взял компас, положил его горизонтально и взглянул на магнитную стрелку, которая, качнувшись, остановилась неподвижно. Дядюшка поглядел, потом протер глаза и снова поглядел. Наконец, он с изумлением повернулся ко мне.
— Что случилось? — спросил я.
Он предложил мне посмотреть на прибор. У меня вырвался крик удивления. Стрелка показывала север там, где мы предполагали юг! Она поворачивалась в сторону берега, вместо того чтобы указывать в открытое море!
Я встряхнул компас, осмотрел его; прибор был в полной исправности. Но в какое бы положение мы ни приводили стрелку, она упорно указывала непредвиденное нами направление.
Таким образом, не оставалось никакого сомнения, что во время бури ветер незаметно для нас переменился и пригнал плот обратно к тому самому берегу, который дядюшка считал оставленным далеко позади.
