Роман Жюля Верна «Путешествие к центру Земли»: Глава 29
Когда я снова пришел в себя, вокруг стояла полутьма, я лежал на земле, на мягких одеялах. Дядюшка сидел возле меня, стараясь уловить в моем лице признаки жизни. Услыхав мой вздох, он схватил меня за руку. Поймав мой взгляд, он вскрикнул от радости.
— Он жив! Он жив! — закричал дядюшка.
— Да, — произнес я слабым голосом.
— Дитя мое, — сказал дядюшка, прижимая меня к своей груди, — вот ты и спасен!
Тон, каким он произнес эти слова, глубоко тронул меня, а еще более меня растрогали его заботы. Но какие же понадобились испытания, чтобы вызвать у профессора такое излияние чувств!
Подошел Ганс. Когда он увидел, что дядюшка держит мою руку в своих руках, смею утверждать, что в его глазах мелькнуло выражение живейшей радости.
— God dag, — сказал он.
— Здравствуй, Ганс, здравствуй, — прошептал я. — А теперь, дорогой дядюшка, объясните мне, где мы находимся.
— Завтра, Аксель, завтра! Сегодня ты еще слишком слаб. Я обложил твою голову компрессами, лежи спокойно! Усни, мой мальчик, а завтра ты все узнаешь.
— Но скажите хотя бы, — продолжал я, — который час и какое сегодня число?
— Одиннадцать часов вечера; сегодня воскресенье, девятое августа, а теперь я запрещаю тебе говорить до завтрашнего дня.
Действительно, я был очень слаб, и глаза мои закрывались сами собой. Мне нужно было хорошенько выспаться, и я заснул с той мыслью, что моя разлука со спутниками продолжалась четыре долгих дня.
Проснувшись на следующее утро, я стал осматриваться. Мое ложе, устроенное из наших дорожных одеял, помещалось в гроте, украшенном великолепными сталактитами и усыпанном мелким песком. В гроте царил полумрак. Ни лампы, ни факелы не были зажжены, а все же извне, сквозь узкое отверстие, в грот проникал откуда-то слабый свет. До меня доносился плеск воды, точно волны во время прибоя набегали на берег, а порою я слышал свист ветра.
Я спрашивал себя, действительно ли я проснулся, не грежу ли я во сне, не пострадал ли мой мозг при падении, не начинаются ли у меня слуховые галлюцинации? Но нет! Зрение и слух не могли обманывать меня!
'Да ведь это луч дневного света проникает через расщелину в скале! — думал я. — А плеск волн? А ветер? Неужели я ошибаюсь? Неужели мы снова вышли на поверхность Земли? Неужели дядюшка отказался от своей затеи, или он довел дело благополучно до конца?'
В моем мозгу теснилось множество вопросов, но тут подошел профессор.
— Здравствуй, Аксель, — сказал он весело. — Я готов держать пари, что ты хорошо себя чувствуешь!
— О да, — сказал я, приподнимаясь.
— Так и должно быть, потому что ты спал спокойно. Ганс и я поочередно дежурили ночью подле тебя и видели, что дело заметно идет на поправку.
— Верно, я чувствую себя вполне здоровым и в доказательство окажу честь завтраку, которым вы накормите меня.
— Тебе следует поесть, мой мальчик! Лихорадка у тебя уже прошла. Ганс натер твои раны какой-то мазью, составляющей тайну исландцев, и они необыкновенно быстро затянулись. Что за молодчина наш охотник!
Разговаривая со мною, дядюшка приготовил для меня кое-какую пищу; я накинулся на нее с жадностью, несмотря на его увещания быть осторожнее. Я забрасывал дядюшку вопросами, на которые он охотно отвечал.
И тут я узнал, что упал я как раз в конце почти отвесной галереи; а поскольку меня нашли лежащим среди груды камней, из которых даже самый маленький мог раздавить меня, то, значит, часть скалы оборвалась вместе со мною, и я скатился прямо в объятия дядюшки, окровавленный и без чувств.
— Право, — сказал он, — достойно удивления, что ты не убился. Но, ради бога, не будем впредь разлучаться, иначе мы потеряем друг друга.
'Не будем больше разлучаться!' Так, значит, путешествие еще не кончилось? Я вытаращил глаза от удивления.
Дядюшка тотчас же спросил:
— Что с тобой, Аксель?
— Я желал бы предложить вам вопрос. Вы говорите, что я здоров и невредим?
— Без сомнения!
— Мои руки и ноги в порядке?
— Конечно!
— А моя голова?
— Голова, не считая нескольких ушибов, цела и невредима!
— Я опасаюсь, что пострадал мой мозг.
— Пострадал?
— Да! Мы разве не на поверхности Земли?
— Нет, конечно!
— Значит, я сошел с ума! Ведь я вижу дневной свет, слышу шум ветра и плеск волн.
— Ну и что же?
— Вы можете объяснить мне это явление?
— Нет, не объясню! Явление это необъяснимо. Но ведь геология еще не сказала своего последнего слова. Ты в этом убедишься на опыте.
— Так выйдем же отсюда! — воскликнул я, вскакивая.
— Нет, Аксель, нет! Свежий воздух повредит тебе.
— Свежий воздух?
— Да, ветер довольно сильный. Ты можешь простудиться.
— Но, уверяю вас, что я чувствую себя превосходно.
— Немного терпения, мой мальчик! Рецидив болезни задержит нас, а времени терять нельзя, потому что переправа может оказаться продолжительной.
— Переправа?
— Да. Отдохни еще сегодня, а завтра мы поплывем.
— Поплывем?
Последнее слово совсем взбудоражило меня.
Как? Поплывем? Неужели к нашим услугам река, озеро или море? Неужели какое-нибудь судно стоит на якоре у пристани?
Мое любопытство было возбуждено до крайности. Дядюшка напрасно старался удержать меня. Когда он увидел, что его упорство причинит мне больше вреда, чем удовлетворение моего желания, он уступил. Я быстро оделся. Из предосторожности я закутался в одеяло и вышел из грота.
