- Главная
- Библиотека
- Книги
- Темы
- Литературные произведения по формам
- Рассказы
- Рассказы по авторам
- Рассказы авторов на букву Т
- Рассказы Тургенева
- «Записки охотника» Тургенева
Рассказ Тургенева «Пётр Петрович Каратаев»: Страница 4
— Как не помнить, как не помнить, — торопливо перервал он меня, — дело прошлое… дело прошлое…
— Ну, что вы здесь поделываете, любезный Петр Петрович?
— Живу, как изволите видеть. Здесь житье хорошее, парод здесь радушный. Здесь я успокоился.
И он вздохнул и поднял глаза к небу.
— Служите?
— Нет-с, еще не служу, а думаю скоро определиться. Да что служба?.. Люди — вот главное. С какими я здесь людьми познакомился!..
Мальчик вошел с бутылкой шампанского на черном подносе.
— Вот и это хороший человек… Не правда ли, Вася, ты хороший человек? На твое здоровье!
Мальчик постоял, прилично тряхнул головкой, улыбнулся и вышел.
— Да, хорошие здесь люди, — продолжал Петр Петрович, — с чувством, с душой… Хотите, я вас познакомлю? Такие славные ребята… Они все вам будут ради. Я скажу… Бобров умер, вот горе.
— Какой Бобров?
— Сергей Бобров. Славный был человек; призрел было меня, невежу, степняка. И Горностаев Пантелей умер. Все умерли, все!
— Вы всё время в Москве прожили? Не съездили в деревню?
— В деревню… мою деревню продали.
— Продали?
— Сукциона… Вот, напрасно вы не купили!
— Че́м же вы жить будете, Петр Петрович?
— А не умру с голоду, бог даст! Денег не будет, друзья будут. Да что деньги? — прах! Золото — прах!
Он зажмурился, пошарил рукой в кармане и поднес ко мне на ладони два пятиалтынных и гривенник.
— Что это? ведь прах! (И деньги полетели на пол.) А вы лучше скажите мне, читали ли вы Полежаева?
— Читал.
— Видали ли Мочалова в Гамлете?
— Нет; не видал.
— Не видали, не видали… (И лицо Каратаева побледнело, глаза беспокойно забегали; он отвернулся; легкие судороги пробежали по его губам.) Ах, Мочалов, Мочалов! «Окончить жизнь — уснуть», — проговорил он глухим голосом.
Не более! и знать, что этот сон
Окончит грусть и тысячи ударов,
Удел живых… Такой конец достоин
Желаний жарких! Умереть… уснуть…
— Уснуть, уснуть! — пробормотал он несколько раз.
— Скажите, пожалуйста, — начал было я; но он продолжал с жаром:
Кто снес бы бич и посмеянье века,
Бессилье прав, тиранов притесненье,
Обиды гордого, забытую любовь,
Презренных душ презрение к заслугам,
Когда бы мог нас подарить покоем
Один удар… О, помяни
Мои грехи в твоей святой молитве!
И он уронил голову на стол. Он начинал заикаться и завираться.
— «И через месяц!» — произнес он с новой силой.
Один короткий, быстротечный месяц!
И башмаков еще не износила,
В которых шла, в слезах,
За бедным прахом моего отца!
О небо! Зверь без разума, без слова
Грустил бы долее…
Он поднес рюмку шампанского к губам, но не выпил вина и продолжал:
Из-за Гекубы?
Что он Гекубе, что она ему,
Что плачет он об ной?..
А я… презренный, малодушный раб, —
Я трус! Кто назовет меня негодным?
Кто скажет мне: ты лжешь?
А я обиду перенес бы… Да!
Я голубь мужеством: во мне нет желчи,
И мне обида не горька…
Каратаев уронил рюмку и схватил себя за голову. Мне показалось, что я его понял.
— Ну, да что, — проговорил он наконец, — кто старое помянет, тому глаз вон… Не правда ли? (И он засмеялся.) На ваше здоровье!
— Вы останетесь в Москве? — спросил я его.
— Умру в Москве!
— Каратаев! — раздалось в соседней комнате. — Каратаев, где ты? Поди сюда, любезный че-а-эк!
— Меня зовут, — проговорил он, тяжело поднимаясь с места. — Прощайте; зайдите ко мне, если можете, я живу в***.
Но на другой же день, по непредвиденным обстоятельствам, я должен был выехать из Москвы и не видался более с Петром Петровичем Каратаевым.