Рассказ Горького «Мой спутник»: Страница 6

Мне надоели его рассуждения, которые я, не понимая, принимал за издевательство над нами.

- Да вот слушаю тебя! - сказал я довольно сердито.

- Ну, и что ж? - поинтересовался старик.

- Ну, и ничего.

- А чего ж ты дразнишься? Разве то порядок дразнить старшего, чем сам ты?

Я промолчал.

- А есть ты не хочешь ещё? - продолжал старик.

- Не хочу.

- Ну, не ешь. Не хочешь - и не ешь. А может, на дорогу взял бы хлеба?

Я вздрогнул от радости, но не выдал себя.

- На дорогу взял бы... - спокойно сказал я.

- Эге!.. Так дайте ж им на дорогу хлеба и сала там... А может, ещё что есть? то и этого дайте.

- А разве ж они пойдут? - спросил Михал.

Остальные двое подняли глаза на старика.

- А чего ж бы им с нами делать?

- Да ведь к атаману мы их хотели... а то - к таможенным... - разочарованно заявил Михал.

Шакро завозился около костра и любопытно высунул голову из чекменя. Он был спокоен.

- Что ж им делать у атамана? Нечего, пожалуй, им у него делать. После уж они пойдут к нему... коли захотят.

- А лодка как же? - не уступал Михал.

- Лодка? - переспросил старик. - Что ж лодка? Стоит она там?

- Стоит... - ответил Михал.

- Ну, и пусть её стоит. А утром Ивашка сгонит её к пристани... там её возьмут до Керчи. Больше и нечего делать с лодкой.

Я пристально смотрел на старого чабана и не мог уловить ни малейшего движения на его флегматичном, загорелом и обветренном лице, по которому прыгали тени от костра.

- А не вышло бы греха какого часом... - начал сдаваться Михал.

- Коли ты не дашь воли языку, то греха не должно бы, пожалуй, выйти. А если их довести до атамана, то это, думаю я, беспокойно будет и нам и им. Нам надо своё дело делать, им - идти. - Эй! Далеко ещё вам идти? - спросил старик, хотя я уже говорил ему, как далеко.

- До Тифлиса...

- Много пути! Вот видишь, а - атаман задержит их; а коли он задержит, когда они придут? Так уж пусть же они идут себе, куда им дорога. А?

- А что ж? Пускай идут! - согласились товарищи старика, когда он, кончив свои медленные речи, плотно сжал губы и вопросительно оглянул всех их, крутя пальцами свою сивую бороду.

- Ну, так идите же к богу, ребята! - махнул рукой старик. - А лодку мы отправим на место. Так ли?

- Спасибо тебе, дед! - скинул я шапку.

- А за что ж спасибо?

- Спасибо, брат, спасибо! - взволнованно повторил я.

- Да за что ж спасибо? Вот чудно! Я говорю - идите к богу, а он мне - спасибо! Разве ты боялся, что я к дьяволу тебя пошлю, э?

- Был грех, боялся!.. - сказал я.

- О!.. - и старик поднял брови. - Зачем же мне направлять человека по дурному пути? Уж лучше я его по тому пошлю, которым сам иду. Может быть, ещё встретимся, так уж - знакомы будем. Часом помочь друг другу придется... До свидки!..

Он снял свою мохнатую баранью шапку и поклонился нам. Поклонились и его товарищи. Мы спросили дорогу на Анапу и пошли. Шакро смеялся над чем-то...

VI

- Ты что смеёшься? - спросил я его.

Я был в восхищении от старого чабана и его жизненной морали, я был в восхищении и от свежего предрассветного ветерка, веявшего прямо нам в грудь, и оттого, что небо очистилось от туч, скоро на ясное небо выйдет солнце и родится блестящий красавец-день...

Шакро хитро подмигнул мне глазом и расхохотался ещё сильней. Я тоже улыбался, слыша его весёлый, здоровый смех. Два-три часа, проведённые нами у костра чабанов, и вкусный хлеб с салом оставили от утомительного путешествия только лёгонькую ломоту в костях; но это ощущение не мешало нашей радости.

- Ну, чего ж ты смеёшься? Рад, что жив остался, да? Жив, да ещё и сыт?

Шакро отрицательно мотнул головой, толкнул меня локтем в бок, сделал мне гримасу, снова расхохотался и, наконец, заговорил своим ломаным языком:

- Нэ панымаишь, почэму смэшно? Нэт? Сэчас будишь знать! Знаишь, что я сдэлал бы, когда бы нас павэли к этому атаману-таможану? Нэ знаишь? Я бы сказал про тэбя: он мэня утопить хотэл! И стал бы плакать. Тогда бы мэня стали жалэть и не посадыли бы в турму! Панымаишь?

Я хотел сначала понять это как шутку, но - увы! - он сумел меня убедить в серьёзности своего намерения. Он так основательно и ясно убеждал меня в этом, что я, вместо того чтобы взбеситься на него за этот наивный цинизм, преисполнился к нему чувством глубокой жалости. Что иное можно чувствовать к человеку, который с светлейшей улыбкой и самым искренним тоном рассказывает тебе о своём намерении убить тебя? Что с ним делать, если он смотрит на этот поступок как на милую, остроумную шутку?

Я с жаром пустился доказывать Шакро всю безнравственность его намерения. Он очень просто возражал мне, что я не понимаю его выгод, забываю о проживании по чужому билету и о том, что за это - не хвалят...

Вдруг у меня блеснула одна жестокая мысль...

- Погоди, - сказал я, - да ты веришь в то, что я действительно хотел топить тебя?

- Нэт!.. Когда ты мэня в воду толкал - вэрил, когда сам ты пошёл - нэ вэрил!

- Слава богу! - воскликнул я. - Ну, и за это спасибо!