Роман Стендаля «Красное и чёрное»: Часть I. Глава XIV. Английские ножницы
Что касается Жюльена, предложение Фуке действительно лишило его всякой радости; он не мог ни на чем остановиться.
«Увы! Быть может, у меня не хватает характера; я был бы плохим воином у Наполеона. По крайней мере, — прибавил он, — маленькая интрижка с хозяйкою дома хоть немножко меня развлечет».
К счастью для него, даже в этом незначительном инциденте состояние его души мало соответствовало его развязной манере говорить. Госпожа де Реналь напугала его своим прекрасным платьем. Это платье казалось Жюльену каким-то преддверием Парижа. Его гордость не хотела отнести ничего на счет случайности и вдохновения минуты. Основываясь на признаниях Фуке и тому немногому, что он читал о любви в Библии, он составил себе весьма подробный план кампании. Так как он был чрезвычайно взволнован, почти того не сознавая, он записал этот план на бумаге.
На другой день утром госпожа де Реналь на минуту очутилась с ним в гостиной наедине.
— У вас нет никакого другого имени, кроме Жюльена? — спросила она его.
На этот столь соблазнительный вопрос наш герой не знал, что ответить. Это обстоятельство не предвиделось в его плане. Не будь у него этого дурацкого плана, живой ум Жюльена выручил бы его, — неожиданность только увеличивала его остроумие.
Он не нашелся, отчего его замешательство только возросло. Госпожа де Реналь, впрочем, скоро простила его. Она увидела в этом проявление очаровательного простодушия. А именно простодушия недоставало этому человеку, которого все находили таким умным.
— Твой юный наставник внушает мне большое недоверие, — говорила ей иногда госпожа Дервиль. — Я нахожу, что у него всегда что-то на уме и поступает он всегда с расчетом. Это расчетливый тихоня.
Жюльен чувствовал себя униженным оттого, что не нашелся, как ответить госпоже де Реналь.
«Такой человек, как он, обязан исправить этот промах!» И, улучив момент, когда переходили из одной комнаты в другую, он счел своим долгом поцеловать госпожу де Реналь.
Ничто не могло быть менее уместным, менее приятным и для него, и для нее и более неосторожным. Их едва не заметили. Госпожа де Реналь сочла его сумасшедшим. Она была напугана и возмущена. Эта глупая выходка напомнила ей господина Вально.
«Что бы случилось со мною, если бы я осталась с ним наедине?» Вся ее добродетель вернулась к ней, ибо любовь омрачилась.
Она постаралась так устроить, чтобы постоянно при ней оставался кто-нибудь из детей.
День тянулся скучно для Жюльена. Он провел его стараясь осуществить, и весьма неуклюже, свой план обольщения. Каждый раз, как он смотрел на госпожу де Реналь, его взгляд был многозначителен; однако он не был настолько глуп, чтобы не заметить, что ему совершенно не удавалось быть любезным, а еще менее — обольстительным.
Госпожа де Реналь не могла прийти в себя от изумления, увидав его таким неловким и вместе с тем таким дерзким. «Это любовная застенчивость умного человека! — сказала она себе наконец с неизъяснимой радостью. — Возможно ли, что он никогда не был любим моей соперницею?»
После завтрака госпожа де Реналь отправилась в гостиную — принять господина Шарко де Можирона, супрефекта в Брэ. Она вышивала что-то на пяльцах. Госпожа Дервиль сидела рядом с нею. В таком положении, средь белого дня, наш герой нашел уместным придвинуть свой сапог и пожать хорошенькую ножку госпожи де Реналь, ажурные чулочки и парижские туфельки которой заметно привлекали взоры галантного супрефекта. Госпожа де Реналь безумно испугалась; она уронила ножницы, моток шерсти, иголки, и движение Жюльена могло сойти за неловкую попытку помешать падению ножниц, соскользнувших на его глазах. К счастью, маленькие стальные ножницы сломались, и госпожа де Реналь не поскупилась на сожаления по поводу того, что Жюльен не оказался ближе к ней.
— Вы заметили прежде меня их падение, вы могли их удержать, вместо того ваше усердие повело только к тому, что вы меня сильно толкнули ногою.
Все это обмануло супрефекта, но не госпожу Дервиль. «У этого милого юноши весьма глупые замашки!» — подумала она. Провинциальная мораль не прощает подобных промахов. Госпожа де Реналь улучила момент и шепнула Жюльену:
— Будьте осторожны, я вам это приказываю.
Жюльен сознавал свою неловкость; ему стало досадно. Он долго раздумывал, следует ли ему рассердиться на слова: «я вам это приказываю». Он был настолько глуп, что подумал: "Она могла бы мне сказать: «я приказываю», если бы дело шло о чем-нибудь касающемся воспитания детей; но, отвечая на мою любовь, она должна была предполагать равенство отношений. Любить нельзя без равенства; и он напрягал весь свой ум, стараясь припомнить общие места о равенстве. Он повторял со злостью стих Корнеля, которому его научила несколько дней тому назад госпожа Дервиль:
«. . . . . . . . . . . . . . . . .L’amour
Fait les égalités et ne les cherche pas».
Жюльен, упорствуя в своей роли Дон-Жуана, несмотря на то, что никогда не имел возлюбленной, вел себя весь день невероятно глупо. У него явилась только одна разумная мысль; он так надоел самому себе и так ему надоела госпожа де Реналь, что с ужасом думал о приближении вечера, когда ему придется сидеть рядом с нею во мраке сада. Он заявил господину де Реналю, что отправится в Верьер повидаться со священником, и, уйдя тотчас после обеда, вернулся только к ночи.
В Верьере Жюльен застал господина Шелана занятым переездом: его наконец сместили, викарий Малон занял его место. Жюльен помог доброму священнику, и ему пришло в голову написать Фуке, что непреодолимое влечение к духовному сану помешало ему принять сначала его любезное предложение, но что он только что был свидетелем такого примера несправедливости, что, пожалуй, для спасения души будет более выгодно не вступать в священнослужители. Жюльен пришел в восторг от своей хитрости — извлечь пользу из смещения верьерского священника для того, чтобы оставить себе лазейку и заняться торговлей, если прискорбное благоразумие одержит в нем верх над героизмом.
