Эпос Элиаса Лённрота «Калевала»: Руна 20. Варят пиво и готовят кушанья.

Средь покоев Сариолы
Был один большой, широкий,
В девять сажен он длиною,
В семь он сажен шириною:
Закричит петух на крыше,
А внизу его не слышно,
В глубине щенок залает
Не слыхать его у двери.
И хозяйка Сариолы
Все там по полу ходила.
Средь покоев хлопотала,
Поразмыслила, подумав:
«Где же я достану пива,
Как питье я приготовлю
При устройстве этой свадьбы,
При заботах о пирушке?
Варки пива я не знаю,
Ни его возникновенья».
На печи сидел там старый,
И промолвил старый с печи:
"Ведь ячмень для пива служит,
Также хмель идет в напиток,
И вода нужна для пива,
И огонь с ужасной силой.
Хмель от Ремунен родился,
Малым он был брошен в землю
Как змея, туда прополз он,
Муравьем пролез он малым
Близ ручья той Калевалы,
Около поляны Осмо.
Так подрос младой отросток,
Поднялся зеленый прутик,
Потянулся по деревьям,
Поспешил к вершине прямо.
А ячмень посеял старец,
Старец счастья в поле Осмо;
Хорошо ячмень родился,
В вышину прекрасно вырос
На конце поляны Осмо,
На полянах Калевалы.
Мало времени проходит,
Хмель воскликнул на деревьях,
Говорит ячмень на поле,
Калевы ручья водица::
«Так когда же мы сойдемся
И пойдем один к другому?
В одиночестве жить скучно,
Двум, троим жить вместе лучше»
Осмотар, что пиво варит,
Капо, что готовит брагу,
С ячменя срывает зерна,
С ячменя берет шесть зерен,
Семь концов берет у хмеля,
У водицы восемь кружек,
На огонь котел там ставит,
Чтоб сильнее смесь кипела.
Поместила это пиво
В жаркий день однажды летом
На мысочке, скрытом мглою,
На туманном островочке,
Там, на дне сосудов новых,
Там, в березовых ушатах.
Вот она сварила пиво.
Все же в пиве нет броженья.
Пораздумала и молвит,
Говорит слова такие:
«Что сюда еще подбавить,
Что прибавить к этой смеси,
Чтобы пиво забродило,
Чтоб поспело молодое?»
Вот дочь Калевы, девица,
Дева с ручкою прекрасной,
Та, что всюду быстро ходит,
Что всегда легко обута,
То идет по краю пола,
То пойдет по середине,
То одно в котел положит,
То кладет в котел другое,
Вдруг увидела там щепку,
Поднимает щепку с пола.
Повернула эту щепку:
«Что из щепки может выйти
На руках прекрасных девы,
Между пальцами девицы,
Если щепку в руки Капо
Положу меж пальцев девы?»
Отдает ту щепку Капо
И кладет меж пальцев девы.
Вот потерла Капо руки,
Обе руки потирает
По своим обоим бедрам:
Белка белая явилась.
Так она сказала белке,
Так советовала дочке:
«Белка, золото в высотах,
Цвет холмов, земли веселье!
Побеги, куда пошлю я.
А пошлю тебя, отправлю
В Метсолу твою родную,
В дорогую Тапиолу.
Полезай там на деревья,
Влезь умно на ель густую,
Чтоб орел тебя не тронул,
Не схватила б птица неба;
Принеси еловых шишек,
Нежных почечек сосновых,
И отдай их в руки Капо,
Дай на пиво дочке Осмо!»
Белка быстро побежала,
Машет хвостиком пушистым,
Пробегает по дороге
Чрез широкое пространство.
Вдоль и вширь бежит лесами:
Поперек их пробегает
В Метсолу свою родную,
В дорогую Тапиолу.
Видит, там стоят три ели,
Там сосны четыре славных;
И на ель в низине влезла,
На ту сосну на равнине;
И орел ее не тронул,
Не схватила птица неба.
Набрала сосновых игол,
Набрала еловых шишек,
Прячет иглы меж когтями,
Их зяпрятывает в лапки,
Принесла их в руки Капо
И кладет у ней меж пальцев.
Капо их бросает в пиво,
Осмотар кладет их в брагу;
Все же пиво не бродило,
Не хотело подниматься.
Осмотар, что варит пиво,
Капо, что готовит брагу,
Пообдумала и мыслит:
«Что сюда еще добавить,
Чтобы пиво забродило,
Чтоб поспело молодое?»
Калеватар, та девица,
Дева с нежными руками,
Что повсюду быстро ходит,
Что всегда легко обута,
То пойдет по краю пола,
То пойдет по середине,
То одно в котел положит,
То кладет в котел другое,
Вдруг увидела лучинку,
Подняла лучинку с пола.
Повернула ту лучинку:
«Что-то выйдет из лучинки
На руках прекрасных Капо,
Между пальцами девицы,
Коль лучинку в руки Капо
Положу меж пальцев девы?»
Отдает лучинку Капо
И кладет меж пальцев девы.
Вот потерла Капо руки,
Обе руки потирает
По своим обоим бедрам:
Вышла желтая куница.
Так она кунице молвит,
Так советовала дочке:
«Птичка ты, моя куница,
Ты, красотка с ценным мехом!
Побеги, куда пошлю я;
Я пошлю тебя, отправлю
На скалу, в медвежьи норы,
К ворчунам, в берлоги леса,
Где спасаются медведи,
Где их жизнь идет сурово.
Собери дрожжей там лапкой,
Почерпни ты ножкой пену,
Положи на руки Капо,
На ладони дочке Осмо!»
Побежала тут куница,
Златогрудая помчалась.
Пробегает по дороге,
Чрез широкое пространство,
Через реки мчится быстро,
Через них нашла дорогу
На утес, в медвежьи норы,
К ворчунам, в берлоги леса,
Где медведи лишь дерутся,
Где их жизнь идет сурово,
На скалах, железом полных,
На горах, обильных сталью.
Каплет пена с губ медведя,
Дрожжи — из свирепой пасти.
Пену лапками схватила,
Собрала когтями дрожжи,
Принесла их в руки Капо
И кладет на пальцы девы.
Капо их бросает в брагу,
Осмотар кладет их в пиво.
Все же пиво не бродило,
Не шипит мужей напиток.
Осмотар, что варит пиво,
Капо, что готовит брагу,
Пообдумала и мыслит:
«Что ж сюда еще подбавить,
Чтобы пиво забродило,
Чтоб поспело молодое?»
Вот дочь Калевы, девица,
Дева с нежными руками,
Что повсюду быстро ходит,
Что всегда легко обута,
То идет по краю пола,
То пойдет по середине,
То одно в котел положит,
То кладет в котел другое,
На полу стручочек видит,
Подняла стручочек с полу.
Повернула тот стручочек:
«Что отсюда может выйти
На руках прекрасных Капо,
Между пальцами девицы,
Коль стручок я в руки Капо
Положу меж пальцев девы?»
Отдает стручочек Капо
И кладет меж пальцев девы.
Вот потерла руки Капо,
Обе руки потирает
По своим обоим бедрам:
И оттуда вышла пчелка.
Так она сказала пчелке,
Так советовала птичке:
«Пчелка, быстренькая птичка,
Луговых цветов царица!
Полети, куда пошлю я;
Я пошлю тебя, отправлю
К островам на море синем,
На утесы средь потоков.
Там девица почивает,
У нее свалился пояс,
Сбоку много трав медовых,
Злаки сладкие в подоле.
Принеси на крыльях сотов,
На свою возьми покрышку
Из верхов прекрасных злаков,
Из златых цветочных чашек,
Положи на руки Капо,
На ладони дочке Осмо!»
Пчелка, быстренькая птичка,
Уж летит и поспешает,
Пролетает всю дорогу,
Сокращает путь далекий,
Мчится морем, вдоль второго,
Пролетает третье море,
К островам на море синем,
На утесы средь потоков.
Видит: дева тихо дремлет
В оловянных украшеньях,
На лужайке безыменной,
На краю полей медовых;
На бедре трава златая,
Из сребра трава на чреслах.
Пчелка медом мажет крылья,
Погружает перья в сладость
На верху прекрасных злаков,
В золотых цветочных чашках
И приносит в руки Капо
И кладет меж пальцев девы.
Капо мед бросает в брагу,
Осмотар кидает в пиво:
Наконец-то пиво бродит,
Молодой напиток всходит
Там, на новом дне сосуда,
Там, в березовом ушате.
Пиво пенится до ручек,
Через край оно стекает,
Убежать на землю хочет
И утечь стремится на пол.
Мало времени проходит,
Протекло едва мгновенье,
Вот бегут к питью герои,
Раньше прочих Лемминкяйнен
Опьянел Каукомъели,
Весельчак напился пьяным
Этим пивом дочки Осмо,
Брагой девы Калевалы.
Осмотар, что варит пиво,
Капо, что готовит брагу,
Говорит слова такие:
«Горе мне с моею жизнью!
Ведь я дурно поместила,
Не как надо, это пиво,
И течет оно из кадки
И на землю вытекает».
Дрозд на дереве высоком
Распевает краснохвостый:
«Не дурной напиток пиво,
А напиток превосходный:
Надо бочки им наполнить,
Отнести его на погреб,
Поместить в дубовых бочках,
Что кругом обиты медью».
Вот как пиво появилось,
Пиво Калевы хмельное,
Оттого и имя славно,
Хорошо прозванье пива,
Что оно возникло дивно,
Что мужам оно приятно,
Что на смех наводит женщин.
А мужам дает веселье,
Храбрым радость доставляет,
А глупцов на драку гонит.
Тут хозяйка Сариолы,
Услыхав начало пива,
Собрала воды в кадушку,
Налила до половины,
Ячменя туда наклала, '
Хмелевых головок много,
Начала готовить пиво
И кругом мешает воду,
Там, на новом дне сосуда,
Средь березовой кадушки.
Целый месяц греют камни,
Кипятят все лето воду,
На дрова деревья рубят,
Из колодцев воду носят;
И леса все поредели,
В родниках вода иссякла:
В пиво все употребили,
Положили все для браги
На богатую пирушку,
На веселье в Сариоле.
Дым на острове поднялся,
Запылал огонь на мысе;
Дым густым выходит клубом,
Он густой поднялся тучей,
Там, где был огонь ужасный,
Там, где пламя распростерлось,
Дым пол-Похъёлы наполнил,
Всю Карелию окутал.
Весь народ на небо смотрит,
Боязливо смотрит в выси:
«Дым откуда мог подняться,
Протянуться мог до неба?
На войне бывает больше,
Пастухи сжигают меньше».
Лемминкяйнена старушка
К роднику выходит утром
Зачерпнуть себе водицы,
Увидала тучу дыма
Там, над Похъёлой туманной,
Говорит слова такие:
«Это — дым войны, конечно,
От огня вражды ужасной».
Ахти, тот Островитянин,
Молодец тот, Лемминкяйнен,
Посмотрел кругом по небу,
Поразмысливши, подумал:
«Я хотел бы видеть ясно,
Там поблизости разведать,
Где берет тот дым начало,
Где на воздух дым выходит?
Это — дым войны, быть может,
От огня вражды ужасной».
Кауко вдаль глядит прилежно
На места густого дыма;
Это не был дым сраженья,
От огня вражды ужасной.
Это был огонь от пива,
Пламя было там от браги
У пролива Сариолы,
Близ утеса при заливе.
Кауко смотрит вдаль прилежно
Покосился молча глазом,
А потом другим косится,
Искривил немного рот он,
Наконец, сказал он слово,
Так через пролив промолвил:
«Теща Похъёлы родная,
Ты, разумная хозяйка!
Ты вари получше пиво,
Чтобы брага пригодилась,
Как питье толпе великой,
Лемминкяйнену всех больше,
На моей на свадьбе пышной
С милой дочерью твоею».
Уж готово было пиво,
Уж поспел мужей напиток,
Пиво красное убрали,
Отнесли младую брагу,
Чтоб в земле започивало,
В крепком погребе из камня,
В бочках, сделанных из дуба,
Там, за втулками из меди.
И хозяйка Сариолы
Стала кушанье готовить;
Все котлы заклокотали,
Сковородки зашипели.
Испекла большие хлебы,
Много толокна сварила,
Чтоб кормить народ хороший,
Напитать толпу большую
В Похъёле на пышной свадьбе,
На попойке в Сариоле.