Поэма Гомера «Илиада»: Песнь двадцать третья. Погребение Патрокла. Игры

Так сокрушались трояне по граду. В то время ахейцы,
К черным своим кораблям возвратяся, на брег Геллеспонта,
Быстро рассеялись все по широкому ратному стану.
Но мирмидонцам своим расходиться Пелид не позволил;
Став посредине дружин их воинственных, он говорил им:
"Быстрые конники, верные други мои, мирмидонцы!
Мы от ярма отрешать не станем коней звуконогих;
Мы на конях, в колесницах, приближимся все и оплачем
Друга Патрокла: почтим подобающей мертвого честью.
Но, когда мы сердца удовольствуем горестным плачем,
Здесь, отрешивши коней, вечерять неразлучные будем".

Рек - и рыдание начал; и все зарыдали дружины.
Трижды вкруг тела они долгогривых коней обогнали
С воплем плачевным: Фетида их чувства на плач возбуждала.
Вкруг орошался песок, орошались слезами доспехи
Каждого воина; так был оплакиван вождь их могучий.
Царь Ахиллес между ними рыдание горькое начал,
Грозные руки на грудь положив бездыханного друга:
"Радуйся, храбрый Патрокл! и в Аидовом радуйся доме!
Все для тебя совершаю я, что совершить обрекался:
Гектор сюда привлечен и повергнется псам на терзанье;
Окрест костра твоего обезглавлю двенадцать славнейших
Юных троянских сынов, за смерть твою отомщая! "

Рек,- и на Гектора он недостойное дело замыслил:
Ниц пред Патрокла одром распростер Дарданиона в прахе.
Тою порой мирмидонцы с рамен светозарные брони
Сняли; от ярм отрешили гремящих копытами коней
И, неисчетные, близ корабля Ахиллеса героя
Сели; а он учреждал им блистательный пир похоронный.
Множество сильных тельцов под ударом железа ревело,
Вкруг поражаемых; множество коз и агнцев блеющих;
Множество туком цветущих закланных свиней белоклыких
Окрест разложено было на ярком огне обжигаться:
Кровь как из чанов лилася вокруг Менетидова тела.
Но царя Эакида, Пелеева быстрого сына,
К сыну Атрея царю повели воеводы ахеян,
С многим трудом убедив, огорченного гневом за друга.
Сонму пришедшему к сени Атреева мощного сына,
Царь повелел немедленно вестникам звонкоголосым
Медный треножник поставить к огню, не преклонится ль к просьбе
Царь Ахиллес, чтоб омыться от бранного праха и крови.
Он отрекался решительно, клятвою он заклинался:
"Нет, Зевесом клянусь, божеством высочайшим, сильнейшим!
Нет, моей головы не коснется сосуд омовений
Прежде, чем друга огню не предам, не насыплю могилы
И власов не обрежу! Другая подобная горесть
Сердца уже не пройдет мне, пока средь живых я скитаюсь!
Но поспешим и приступим немедля к ужасному пиру.
Ты, владыка мужей, повели, Агамемнон, заутра
Леса к костру навозить и на береге все уготовить,
Что мертвецу подобает, сходящему в мрачные сени.
Пусть Менетида скорее священное пламя Гефеста
Скроет от взоров моих, и воинство к делу приступит".

Так говорил,- и, внимательно слушав, ему покорились.
Скоро под сенью Атридовой вечерю им предложили;
Все наслаждались, довольствуя сердце обилием равным;
И, когда питием и пищею глад утолили,
Все разошлись успокоиться, каждый под сень уклонился.

Только Пелид на брегу неумолкношумящего моря
Тяжко стенящий лежал, окруженный толпой мирмидонян,
Ниц на поляне, где волны лишь мутные билися в берег.
Там над Пелидом сон, сердечных тревог укротитель,
Сладкий разлился: герой истомил благородные члены,
Гектора быстро гоня пред высокой стеной Илиона.
Там Ахиллесу явилась душа несчастливца Патрокла,
Призрак, величием с ним и очами прекрасными сходный;
Та ж и одежда, и голос тот самый, сердцу знакомый.
Стала душа над главой и такие слова говорила:
"Спишь, Ахиллес! неужели меня ты забвению предал?
Не был ко мне равнодушен к живому ты, к мертвому ль будешь?
О! погреби ты меня, да войду я в обитель Аида!
Души, тени умерших, меня от ворот его гонят
И к теням приобщиться к себе за реку не пускают;
Тщетно скитаюся я пред широковоротным Аидом.
Дай мне, печальному, руку: вовеки уже пред живущих
Я не приду из Аида, тобою огню приобщенный!
Больше с тобой, как бывало, вдали от друзей мирмидонских
Сидя, не будем советы советовать: рок ненавистный,
Мне предназначенный с жизнью, меня поглотил невозвратно.
Рок - и тебе самому, Ахиллес, бессмертным подобный,
Здесь, под высокой стеною троян благородных, погибнуть!
Слово еще я реку, завещанью внимай и исполни.
Кости мои, Ахиллес, да не будут розно с твоими;
Вместе пусть лягут, как вместе от юности мы возрастали
В ваших чертогах. Младого меня из Опунта Менетий
В дом ваш привел, по причине печального смертоубийства,
В день злополучный, когда, маломысленный, я ненарочно
Амфидамасова сына убил, за лодыги поссорясь.
В дом свой приняв благосклонно меня, твой отец благородный
Нежно с тобой воспитал и твоим товарищем назвал.
Пусть же и кости наши гробница одна сокрывает,
Урна златая, Фетиды матери дар драгоценный! "

Быстро к нему простираясь, воскликнул Пелид благородный:
"Ты ли, друг мой любезнейший, мертвый меня посещаешь?
Ты ль полагаешь заветы мне крепкие? Я совершу их,
Радостно все совершу и исполню, как ты завещаешь.
Но приближься ко мне, хоть на миг обоймемся с любовью
И взаимно с тобой насладимся рыданием горьким! "

Рек,- и жадные руки любимца обнять распростер он;
Тщетно: душа Менетида, как облако дыма, сквозь землю
С воем ушла. И вскочил Ахиллес, пораженный виденьем,
И руками всплеснул, и печальный так говорил он:
"Боги! так подлинно есть и в Аидовом доме подземном
Дух человека и образ, но он совершенно бесплотный!
Целую ночь, я видел, душа несчастливца Патрокла
Все надо мною стояла, стенающий, плачущий призрак;
Все мне заветы твердила, ему совершенно подобясь! "

Так говорил - и во всех возбудил он желание плакать.
В плаче нашла их Заря, розоперстая вестница утра,
Около тела печального. Царь Агамемнон с зарею
Месков яремных и ратников многих к свезению леса
Выслал из стана ахейского; с ними пошел и почтенный
Муж Мерион, Девкалида героя служитель разумный.
Взяв топоры древорубные в руки и верви крутые,
Воины к рощам пускаются; мулы идут перед ними,
Часто с крутизн на крутизны, то вкось их, то вдоль переходят.
К холмам пришедши лесистым обильной потоками Иды,
Все изощренною медью высоковершинные дубы
Дружно рубить начинают; кругом они с треском ужасным
Падают; быстро древа, рассекая на бревна, данаи
К мулам вяжут; и мулы, землю копытами роя,
Рвутся на поле ровное выйти сквозь частый кустарник.
Все древосеки несли совокупно тяжелые бревна:
Так Мерион повелел, Девкалидов служитель разумный;
Кучей сложили на берег, где Ахиллес указал им,
Где и Патроклу великий курган и себе он назначил.

Страшную леса громаду сложив на брегу Геллеспонта,
Там аргивяне остались и сели кругом. Ахиллес же
Дал повеленье своим мирмидонянам бранолюбивым
Медью скорей препоясаться всем и коней в колесницы
Впрячь; поднялися они и оружием быстро покрылись;
Все на свои колесницы взошли, и боец и возница;
Начали шествие, спереди конные, пешие сзади,
Тучей; друзья посредине несли Менетида Патрокла,
Все посвященными мертвому тело покрыв волосами.
Голову сзади поддерживал сам Ахиллес благородный,
Горестный: друга он верного в дом провожал Аидеса.

К месту пришедши, которое сам Ахиллес им назначил,
Одр опустили и быстро костер наметали из леса.
Думу иную тогда Пелейон быстроногий замыслил:
Став при костре, у себя он обрезал русые кудри,-
Волосы, кои Сперхию с младости нежной растил он;
Очи на темное море возвел и, вздохнувши, воскликнул:
"Сперхий! напрасно отец мой, моляся тебе, обрекался,
Там, когда я возвращуся в любезную землю родную,
Кудри обрезать мои и тебе принести с гекатомбой
И тебе ж посвятить пятьдесят овнов плодородных,
Возле истоков, где роща твоя и алтарь благовонный.
Так обрекался Пелей, но его ты мольбы не исполнил.
Я никогда не увижу драгого отечества! Пусть же
Храбрый Патрокл унесет Ахиллесовы кудри в могилу!"

Рек - и, обрезавши волосы, в руки любезному другу
Сам положил, и у всех он исторгнул обильные слезы.
Плачущих их над Патроклом оставило б, верно, и солнце,
Если бы скоро Пелид не простер к Агамемнону слова:
"Царь Агамемнон, твоим повеленьям скорей покорятся
Мужи ахейские: плачем и после насытиться можно.
Всех отошли от костра и вели, да по стану готовят
Вечерю; мы ж озаботимся делом, которого больше
Требует мертвый. Ахеян вожди да останутся с нами".

Выслушав речи его, повелитель мужей Агамемнон
Весь немедля народ отпустил к кораблям мореходным.
С ними остались одни погребатели: лес наваливши,
Быстро сложили костер, в ширину и длину стоступенный;
Сверху костра положили мертвого, скорбные сердцем;
Множество тучных овец и великих волов криворогих,
Подле костра заколов, обрядили; и туком, от всех их
Собранным, тело Патрокла покрыл Ахиллес благодушный
С ног до главы; а кругом разбросал обнаженные туши;
Там же расставил он с медом и с светлым елеем кувшины,
Все их к одру прислонив; четырех он коней гордовыйных
С страшною силой поверг на костер, глубоко стеная.
Девять псов у царя, при столе его вскормленных, было;
Двух и из них заколол и на сруб обезглавенных бросил;
Бросил туда ж и двенадцать троянских юношей славных,
Медью убив их: жестокие в сердце дела замышлял он.
После, костер предоставивши огненной силе железной,
Громко Пелид возопил, именуя любезного друга:
"Радуйся, храбрый Патрокл, и в Аидовом радуйся доме!
Все для тебя совершаю я, что совершить обрекался:
Пленных двенадцать юношей, Трои сынов знаменитых,
Всех с тобою огонь истребит; но Приамова сына,
Гектора, нет! не огню на пожрание - псам я оставлю! "

Так угрожал он; но к мертвому Гектору псы не касались:
Их от него удаляла и денно и нощно Киприда;
Зевсова дочь умастила его амброзическим маслом
Роз благовонных, да будет без язв, Ахиллесом влачимый.
Облако темное бог Аполлон преклонил над героем
С неба до самой земли и пространство, покрытое телом,
Тению все осенил, да от силы палящего солнца
Прежде на нем не иссохнут телесные жилы и члены.

Но костер между тем не горел под мертвым Патроклом.
Сердцем иное тогда Пелейон быстроногий замыслил:
Став от костра в отдалении, начал молиться он ветрам,
Ветру Борею и Зефиру, жертвы для них обещая.
Часто кубком златым возливал он вино и молил их
К полю скорей принестися и, пламенем сруб воспаливши,
Тело скорее сожечь. Златокрылая дева Ирида,
Слыша молитвы его, устремилася вестницей к ветрам,
Кои в то время, собравшись у Зефира шумного в доме,
Весело все пировали. Ирида, принесшися быстро,
Стала на каменном праге; и ветры, увидев богиню,
Все торопливо вскочили, и каждый к себе ее кликал.
С ними сидеть отказалась богиня и так говорила:
"Некогда, ветры; еще полечу я к волнам Океана,
В край эфиопов далекий; они гекатомбы приносят
Жителям неба, и я приношений участницей буду.
Мощный Борей и Зефир звучащий! вас призывает
Быстрый ногами Пелид, обещая прекрасные жертвы,
Если возжечь поспешите костер Менетида Патрокла,
Где он лежит и об нем сокрушаются все аргивяне".

Так говоря, от порога взвилася. Воздвиглися ветры,
С шумом ужасным несяся и тучи клубя пред собою.
К понту примчались, неистово дуя, и пенные волны
Встали под звонким дыханием; Трои холмистой достигли,
Все на костер налегли,- и огонь загремел, пожиратель.
Ветры всю ночь волновали высоко крутящеесь пламя,
Шумно дыша на костер; и всю ночь Ахиллес быстроногий,
Черпая кубком двудонным вино из сосуда златого,
Окрест костра возливал и лицо орошал им земное,
Душу еще вызывая бедного друга Патрокла.
Словно отец сокрушается, кости сжигающий сына,
В гроб женихом нисходящего, к скорби родителей бедных,-
Так сокрушался Пелид, сожигающий кости Патрокла,
Окрест костра пресмыкаясь и сердцем глубоко стеная.

В час, как утро земле возвестить Светоносец выходит,
И над морем заря расстилается ризой златистой,
Сруб под Патроклом истлел, и багряное пламя потухло.
Ветры назад устремились, к вертепам своим полетели
Морем Фракийским; и море шумело, высоко бушуя.
Грустный Пелид наконец, от костра уклонясь недалеко,
Лег изнуренный; и сладостный сон посетил Пелейона.
Тою порой собиралися многие к сыну Атрея;
Топот и шум приходящих нарушили сон его краткий;
Сел Ахиллес, приподнявшись, и так говорил воеводам:
"Царь Агамемнон, и вы, предводители воинств ахейских!
Время костер угасить; вином оросите багряным
Все пространство, где пламень пылал, и на пепле костерном
Сына Менетия мы соберем драгоценные кости,
Тщательно их отделив от других; распознать же удобно.
Друг наш лежал на средине костра; но далеко другие
С краю горели, набросаны кучей, и люди и кони.
Кости в фиале златом, двойным покрывши их туком,
В гроб положите, доколе я сам не сойду к Аидесу.
Гроба над другом моим не хочу я великого видеть,
Так, лишь пристойный курган; но широкий над ним и высокий
Вы сотворите, ахеяне, вы, которые в Трое
После меня при судах мореходных останетесь живы".

Так говорил; и они покорились герою Пелиду.
Сруб угасили, багряным вином поливая пространство
Все, где пламень ходил; и обрушился пепел глубокий;
Слезы лиющие, друга любезного белые кости
В чашу златую собрали и туком двойным обложили;
Чашу под кущу внеся, пеленою тонкой покрыли;
Кругом означили место могилы и, бросив основы
Около сруба, поспешно насыпали рыхлую землю.
Свежий насыпав курган, разошлися они. Ахиллес же
Там народ удержал и, в обширном кругу посадивши,
Вынес награды подвижникам: светлые блюда, треноги;
Месков представил, и быстрых коней, и волов крепкочелых,
И красноопоясанных жен, и седое железо.

Первые быстрым возницам богатые бега награды
Он предложил: в рукодельях искусная дева младая,
Медный, ушатый с боков, двадцатидвухмерный треножник
Первому дар; кобылица второму шестигодовая,
Неукрощенная, гордая, в недрах носящая меска;
Третьему мздою - не бывший в огне умывальник прекрасный,
Новый еще, сребровидный, четыре вмещающий меры;
Мздою четвертому золота два предложил он таланта;
Пятому новый, не бывший в огне фиал двусторонный.
Стал наконец Ахиллес и так говорил меж ахеян:
"Царь Агамемнон и пышнопоножные мужи ахейцы!
Быстрых возниц ожидают сии среди круга награды.
Если бы в память другого, ахеяне, вы подвизались,
Я, без сомнения, первые в подвигах взял бы награды.
Знаете, сколь превосходны мои благородные кони,
Дети породы бессмертной: отцу моему их, Пелею,
Сам Посидон даровал; а отец мой мне подарил их.
Но не вступаю я в спор, ни мои звуконогие кони.
О! потеряли они знаменитого их властелина,
Друга, который, бывало, сам их волнистые гривы
Чистой водой омывал и умащивал светлым елеем.
Ныне они по вознице тоскуют; стоят, разостлавши
Гривы по праху, стоят неподвижно, унылые сердцем.
К играм другие устройтеся, каждый из воев ахейских,
Кто лишь на быстрых коней и свою колесницу надежен".

Так Ахиллес говорил им,- и быстрые встали возницы:
Первый поднялся Эвмел, повелитель мужей знаменитый,
Сын скиптроносца Адмета, искусством возничества славный.
После него укротитель коней Диомед нестрашимый;
Тросских коней он подвел под ярмо, у Энея которых
В брани отбил; а Энея тогда Аполлон лишь избавил.
Третий восстал копьеносный Атрид, Менелай светлокудрый,
Зевсова отрасль; коней под ярем он подвел быстролетных:
Эфу царя Агамемнона с собственным верным Подаргом,
Эфу, которую в дар Эхепол Анхизид Атрейону
Дал, чтоб ему не идти на войну под ветристую Трою,
Но наслаждаться спокойствием дома: богатством от Зевса
Был одарен он великим и жил в Сикионе обширном;
Эфу сию запрягал он, дрожащую, рвущуюсь к бегу.
Вслед и младой Антилох снарядил коней пышногривых,
Сын знаменитый Нелида, высокого духом владыки,
Нестора старца; пилосские кони его колесницу
Быстрые мчали. Отец приступил и советы благие
Начал советовать, опытный старец разумному сыну:
"Сын Антилох! тебя от юности боги любили,
Зевс и благой Посидон, и в ристательной хитрости всякой
Сами наставили; много тебя наставлять мне не нужно.
Мастер ты коней ворочать вкруг мет; но пилосские наши
Кони в бегу тяжелы; опасаюсь, беды б не случилось.
Всех соискателей кони резвее; но сами возницы
Меньше искусны, чем ты, в изобретенье быстром пособий.
Так не робей; приготовься, любезный: душою искусство
Все обойми, да из рук не упустишь наград знаменитых.
Плотник тебя превосходит искусством своим, а не силой;
Кормщик таким же искусством по бурному черному понту
Легкий правит корабль, игралище буйного ветра:
Так и возница искусством одним побеждает возницу.
Слишком иной положась на свою колесницу и коней,
Гонит, безумец, сюда и туда беспрестанно виляя;
Кони по поприщу носятся, он и сдержать их бессилен.
Но возница разумный, коней управляя и худших,
Смотрит на цель беспрестанно, вблизи лишь ворочает, знает,
Как от начала ристания конскими править браздами:
Держит их крепко и зорко вперед уходящего смотрит.
Цель я тебе укажу; просмотреть берегися: ты видишь,
Столп деревянный стоит, от земли, как сажень маховая,
Сосна сухая иль дуб, под дождями не скоро гниющий;
Справа и слева при цели той врыты два белые камня,
В самой теснине дороги; кругом же ристалище гладко.
То - иль надгробный столп давно погребенного мужа,
Или подобная ж цель у старинных была человеков;
Столп сей и ныне метою избрал Ахиллес быстроногий.
К оной ты близко примчась, на бегу заворачивай коней;
Сам же, крепко держась в колеснице красивоплетеной,
Влево легко наклонись, а коня, что под правой рукою,
Криком гони и бичом и бразды попусти совершенно,
Левый же конь твой пускай подле самой меты обогнется
Так, чтоб, казалось, поверхность ее колесо очертило
Ступицей жаркою. Но берегись, не ударься о камень:
Можешь коней изувечить или раздробить колесницу,
В радость ристателям всем, а тебе одному в посрамленье!
Будь, мой сын, рассудителен, будь осторожен, любезный!
Если уже близ меты возьмешь ты перед и погонишь,
Верь - ни один из возниц ни догонит тебя, ни обскачет,
Даже хоть следом бы он на ужасном летел Арейоне,
Бурном Адраста коне, порождении крови бессмертной,
Иль на конях Лаомедона, славных Троады питомцах! "

Так произнесши, Нелид, знаменитый конник геренский,
Сел на месте, важнейшее все изъяснив Антилоху.

Пятый - герой Мерион снарядил коней пышногривых.
Все в колесницы взошли и бросили жребии; в шлем их
Принял Пелид и сотряс; и вылетел вдруг Антилоху,
Нестора сыну; второй выпадает Эвмелу владыке;
Третий Атрееву сыну, царю аргивян Менелаю;
Выпал за ним Мериону вождю; но последнему жребий
Сыну Тидееву храброму гнать колесницы достался.
Стали порядком; мету им далекую на поле чистом
Царь Ахиллес указал; но вперед повелел, да при оной
Старец божественный Феникс, отеческий оруженосец,
Сядет и бег наблюдает, и после им истину скажет.

Разом возницы на коней бичи занесли для ударов;
Разом браздами хлестнули и голосом крикнули грозным,
Полные рвенья; и разом помчалися по полю кони
Вдаль от судов с быстротою ужасною: пыль из-под стоп их
Стала, взвиваясь на воздух, как туча, как сумрачный вихорь.
Длинные гривы коней развеваются веяньем ветра;
Их колесницы летящие то до земли прикоснутся,
То высоко, отраженные, взбросятся; гордо возницы
В пышных стоят колесницах; трепещет у каждого сердце,
Жадное славы; каждый коней ободрительным криком
Гонит; и кони летят, по ристалищу пыль подымая.

Но, когда уже кони в последний конец обратились,
К морю седому, тогда-то ристателя каждого доблесть
Вдруг обнаружилась; конская прыть ускорилась, и быстро
Легкие вымчались вдаль кобылицы Эвмела героя.
Вслед кобылиц выносились вперед жеребцы Диомеда,
Тросские кони, и, чуть лишь отставшие, мчалися близко,
Так что, казалось, хотят на Эвмела вскочить колесницу;
Жарким дыханьем широкий хребет нагревали герою
И, на плечах Адметида лежа головами, летели.
Он, Диомед, обскакал бы иль равною б сделал победу,
Если б Тидееву сыну не Феб враждовал раздраженный;
Феб из руки побеждавшего бич блистательный вышиб.
Слезы из глаз Диомедовых брызнули, слезы от гнева:
Видел он - боле еще уходили вперед кобылицы;
Кони ж его отставали, ударов бича не бояся.
Но от Афины очей Аполлон не укрылся, вредящий
Сыну Тидея: настигла богиня царя Диомеда,
Бич подала и новую рьяность коням вдохнула;
К сыну ж Адмета она устремившися, полная гнева,
Конский разбила ярем, и его кобылицы лихие
Бросились дико с дороги, и выпало дышло на землю;
Сам, с колесницы сорвавшись, чрез обод он грянулся оземь,
До крови локти осаднил, изранил и губы и ноздри,
Сильно разбил над бровями чело; у него от удара
Брызнули слезы из глаз и поднявшийся голос прервался.
Мимо его Диомед проскакал на конях звуконогих
И далеко впереди заблистал перед всеми: Афина
Крепость вдохнула коням и ему торжество даровала.
После Тидида скакал Атрейон, Менелай светлокудрый.
Но Антилох настигал и кричал на отеческих коней:
"О, выноситесь вперед, расстилайтеся, кони, быстрее!
Я не насилую вас быстротой состязаться с конями
Сына Тидеева храброго, коим Паллада богиня
Легкость сама даровала и славой возницу покрыла.
Нет, лишь коней Менелая догоним, друзья, не отстанем!
Быстро вперед! чтобы вас всенародно стыдом не покрыла
Эфа: она кобылица, а вы, дорогие, отстали!
Вам говорю я, и слово мое совершится сегодня:
Более неги себе от владыки народов Нелида
Дома не ждите: убьет вас сегодня же острою медью,
Если по лености вашей награду последнюю снищем.
О, настигайте скорее, как можно скорее скачите!
Я ж постараюся сам и искусно выгадывать буду,
Как обскакать нам на узкой дороге; в обман я не вдамся".

Так говорил Антилох,- и, страшася угроз властелина,
Кони резвее скакали, но время не долгое: скоро
Тесной дороги ухаб Антилох, бранолюбец, приметил:
Рытвина там пролегала; вода, накопляясь зимою,
Там чрез дорогу прорвалась и место кругом углубила.
Правил туда Менелай, колесниц опасаяся сшибки.
Но Антилох, своротивши, направил коней звуконогих
Мимо дороги и, близко держась, догонял Менелая.
Царь Менелай устрашился и к Нестора сыну воскликнул:
"Правишь без разума, Несторов сын! Удержи колесницу!
Видишь, дорога тесна; впереди обгоняй, по широкой;
Здесь лишь и мне и себе повредишь: колесницы сшибутся! "

Так говорил он; но Несторов сын обскакать горячился;
Коней стрекалом колол, Менелая как будто не слыша.
Сколько пространства, с плеча повергаемый, диск пробегает,
Брошенный мужем младым, испытующим юную силу,-
Столько вперед ускакал Антилох; кобылицы отстали
Сына Атреева; их запускать и сам перестал он
В страхе, что узкой дорогой бегущие кони столкнутся,
Их колесницы, сшибясь, опрокинутся, и среди поля
Сами слетят на прах, за победой риставшие оба.
Гневный меж тем Несторида ругал Менелай светлокудрый:
"Нет, Антилох, человека вреднее тебя зломышленьем!
Мчись! недостойно тебя называют разумным ахейцы!
Средством, однако ж, таким не получишь ты мзды без присяги! "

Так произнес он и громким голосом крикнул на коней:
"Что у меня отстаете и что унываете, кони?
Прежде пилосских коней истомятся колена и силы,
Нежели ваши: давно их обоих покинула младость! "

Так восклицал,- и они, устрашася угроз властелина,
Прытче пустились бежать и скоро передних догнали.

Тою порою ахейцы, на площади сидя, смотрели
Коней, которые по полю, пыль подымая, летели.
Первый Идоменей распознал приближавшихся коней;
Ибо сидел не в кругу, но высоко, на холме подзорном;
Крик на коней колесничника он и далекий услышав,
Мужа узнал и приметил коня в обгоняющей паре,
Сильно отличного: весь багряногнедый, на челе лишь
Признак имел он родимый, как месяц, и светлый и круглый.
Идоменей приподнялся и так говорил к аргивянам:
"Други любезные, ратей ахейских вожди и владыки!
Я ли один примечаю коней, или видите все вы?
Чьи-то другие, мне кажется, скачут передними кони?
Кто-то другой и возница? Но те, кобылицы Эвмела,
Чем-то задержаны в поле; а прежде они отличались;
Первые, видел я сам, кобылицы мету обогнули;
Ныне же видеть нигде не могу их, куда ни бросаю
Вкруг по троянскому полю моих испытательных взоров.
Верно, из рук Адметида бразды убежали; не мог он
Бега сдержать у меты и коней повернул неудачно:
Там он, быть может, упал, колесница его сокрушилась,
И умчались с дороги его обуялые кони.
Но подымитесь, друзья, и всмотритесь вы сами: быть может,
Вижу не ясно, но кажется мне, что ристатель передний -
Муж этолийский, воинственный царь ополчений аргосских,
Сын конеборца Тидея, герой Диомед благородный".

Грубо ему отвечал быстроногий Аякс Оилеев:
"Что наперед, Девкалион, болтаешь ты? Те ж кобылицы
Всех впереди, звуконогие, по полю чистому скачут!
Ты между нами, ахейцами, вовсе не младший годами!
Очи твоей головы не острее других проницают!
Но и всегда ты лишь праздно болтаешь! Тебе неприлично
Здесь пустословить: и лучше тебя здесь присутствуют мужи!
Те ж впереди кобылицы, которые были и прежде,
Сына Адметова; сам он и едет и правит браздами".

Вспыхнувши гневом, Аяксу ответствовал Крита властитель:
"Спорщик первейший, Аякс злоречивый! но в прочем последний
Между ахейских мужей: человек необузданно грубый!
Спорь, и положим в заклад умывальницу или треножник;
Спора свидетелем мы изберем Агамемнона оба:
Кони чьи впереди, ты узнаешь, заклад заплатив мне! "

Так говорил он,- и быстро поднялся Аякс Оилеев,
Пышущий гневом, готовый ответствовать речью суровой.
И зашла бы далеко меж ними обидная распря,
Если бы сам Ахиллес не восстал, говоря воеводам:
"Идоменей, Оилид, говорить перестаньте в народе
Злые, обидные речи: вас недостойное дело!
Сами осудите вы и других, начинающих то же.
Сядьте, друзья, и на месте спокойно смотрите на коней;
Скоро и сами они, распаленные жаждой победы,
К нам принесутся; тогда вы без спора узнаете каждый,
Чьи впереди и чьи позади между коней ахейских".

Он говорил,- как летящий к концу Диомед показался.
Хлещет сплеча он бичом по коням: а дымящиесь кони
Скачут высоко и с скоростью дивной летят по дороге;
Брызги песка от копыт беспрерывные прыщут в возницу;
Пышная оловом, златом нарядная вкруг колесница
Быстро за бурными конями катится; след за собою
Шины колесные, тяжкие медью, по тонкому праху
Чуть оставляют: с такою горячностью кони летели!
Стал среди круга ристатель торжественный; с пламенных коней
Пот и от вый и от персей потоками лился на землю.
Быстро на дол Диомед с колесницы сияющей прянул,
Бич к ярму прислонил; и не медлил сподвижник героя,
Сильный Сфенел: прибежал и с веселием взял он награду;
Но служителям храбрым жену и треножник ушатый
К куще представить велел он, а сам распрягал колесницу.

После Тидида младой Антилох пригнал колесницу,
Хитростью только, не скоростью, взявши перед у Атрида;
Но Атрид от него не отстал на конях быстроногих;
Близко летел, как от обода конь, в колесницу впряженный
И во весь свой опор по полям властелина несущий;
Хвост у него медноблещущей шины касается краем;
Так он близко бежит и таким расстоянием малым
Он отделен от колес, по широкому полю бегущий,-
Столько же мало отстал от Нелеева славного внука
Царь Менелай: на вержение диска сперва оставался;
После он скоро догнал: возрастала в бегу беспрестанно
Крепость и жар кобылицы Атридовой, пламенной Эфы,
Так что, когда бы еще обоих продолжилось ристанье,
Верно б, Атрид обскакал и победы не сделал бы спорной.
Но Мерион, предводителя критян могучий сподвижник,
Гнал, на полет копия от царя Менелая отставши:
Медленны были его долгогривые критские кони;
Мало искусен и сам управлять колесницей в ристаньях.
Сын же Адмета явился последним, гоня пред собою
Быстрых коней и прекрасную сзади влача колесницу.
В жалость пришел, Адметида увидев, Пелид благородный;
Встал, и к ахейским царям устремил он крылатые речи:
"Первый ристатель последним гонит коней звуконогих!
Но, аргивяне, дадим, как достойно, вторую награду
Сыну Адмета; а первая следует сыну Тидея".

Так говорил,- и одобрили все Ахиллесово слово;
Отдал бы он кобылицу, с согласия сонма, Эвмелу,
Если б почтенного Нестора сын, Антилох, оскорбленный,
Быстро не встал; справедливо герой возразил Ахиллесу:
"Царь Ахиллес, огорчуся я жестоко, если исполнишь
Слово твое! Награду отнять у меня побужден ты
Тем, что постигла беда колесницу и коней Эвмела?
И что возница он славный? Почто же богов всемогущих
Он не молил: никогда не пришел бы возницей последним.
Если Эвмела жалеешь и столько тебе он любезен,-
Есть у тебя в кораблях изобильно и злата и меди;
Есть и рабыни, и овцы, и твердокопытные кони:
Выбрав из них, отличи ты его хоть и большей наградой
После, и даже теперь, чтоб тебя похвалили данаи;
Сей же из рук я не выдам,- а кто из ахеян желает,
Пусть подойдет и со мной за нее рукопашно сразится! "

Так говорил; улыбнулся божественный внук Эакидов,
Радуясь другом младым: Антилоха любил он, как друга.
Юноше он отвечая, крылатую речь устремляет:
"Требуешь ты, Антилох, чтоб из собственной сени другую
Дал я награду Эвмелу: охотно и то я исполню.
Дам ему латы, которые добыл я с Астеропея,
Медные; их оконечность литая струн окружает
Олова светлого; будет сей дар Эвмела достоин".

Так произнесши, Пелид повелел Автомедону другу
Вынесть из кущи; и тот, устремившися, вынес и отдал
В руки Адметова сына; и он их, радуясь, принял.

Тут Менелай светлокудрый поднялся, душой огорченный,
Жестоко гневный на сына Нелидова. Вестник Атридов
Скиптр властелину представил, безмолвствовать знак аргивянам
Подал; и стал говорить воинственник, богу подобный:
"Что, Антилох, ты сделал, всегда рассудительным слывший?
Славу мою помрачил и коней у меня ты расстроил,
Хитростью взявший перед на конях, несравненно слабейших!
Но рассудите, ахеян владыки и мужи совета,
Нас обоих наравне рассудите вы, но без потворства.
Пусть обо мне ни один меднобронный ахеец не скажет:
- Царь Менелай, Антилоха одной пересиля неправдой,
Юноши мздою, конем завладел: Менелаевы кони
Были слабее, лишь сам он могучее властью и силой.-
Слушайте, други; я сам рассужу, и меня, я надеюсь,
В сонме не будет никто укорять: справедлив приговор мой.
Несторов сын благородный, приближься сюда и, как должно,
Стань пред своими конями; возьми, как следует, в руки
Бич тот гибкий, с которым сегодня ристал, и бичом ты
Коней касаясь, клянись Посидаоном, землю держащим,
Что неумышленной хитростью ты мне запнул колесницу"

Умный младой Антилох отвечал Менелаю Атриду:
"Светлый Атрид, укротися; юноша я пред тобою.
Ты, о царь Менелай, и летами и доблестью выше;
Ведаешь, как легко в заблуждения младость впадает:
Ум молодой опрометчив, короток рассудок незрелый.
Сердце смягчи, Менелай; а награду мою, кобылицу,
Сам я тебе отдаю; и когда б из моих достояний
Боле чего ты потребовал, с радостью я и теперь же
Выдал бы, нежели мне у тебя, питомец Кронида,
Выйти из сердца навеки и быть пред богами виновным! "

Рек,- и, подведши коня, младой Несторид благородный
В руки отдал Менелаю герою; и в персях Атрида
Сердце растаяло с радости, словно роса по колосьям
Зреющей нивы, когда цепенеют от зноя долины,-
Так у тебя, Менелай, растаяло с радости сердце.
К юноше он возгласил, устремляя крылатые речи:
"Ныне я сам, невзирая на гнев мой, тебе уступаю,
Несторов сын! Никогда безрассуден, ниже легкомыслен
Ты не бывал: победила рассудок единая младость.
После сего, Антилох, опасайся обманывать старших.
Нет, не легко бы меня укротил другой из данаев;
Но довольно терпел и довольно под Троею сделал
Сам ты, и храбрый отец твой, и брат, за меня подвизаясь.
К просьбе твоей снисхожу и награду мою, кобылицу,
Я уступаю тебе: пускай и другие с тобою
Помнят, что я никогда ни надмен, ни немилостив не был".

Так произнес - и коня Менелай Антилохову другу
Отдал Ноемону; сам же избрал рукомойник блестящий.
Злато, четвертую мзду, получил Мерион по заслуге,
Коней четвертым пригнавши. Но пятая мзда оставалась,
Круглый фиал двусторонный: его Ахиллес быстроногий,
Сонмом данаев пронесши, Нестору подал, вещая:
"Дар сей тебе, божественный старец! и ты сохрани сей
Памятник грустный Патрокловых похорон: между живыми
Больше его не увидишь! Тебе же награду победы
Так я даю; ни в борьбу ты, Нелид, ни в кулачную битву,
Верно, не вступишь; ни в меткой стрельбе ты, ни в легкости бега
Спорить не будешь: тебя удручает тяжелая старость".

Рек - и фиал ему подал; и старец приял, веселяся;
Быстрые речи крылатые он устремил к Ахиллесу:
"Истину, сын, говоришь, и все ты разумно вещаешь.
Члены мои ослабели; ни ноги, любезный, ни руки
Так на моих раменах, как бывало, не движутся быстро.
Если бы молод я был! и если бы силой блистал я
Оных годов, как эпейцы в Вупрасе царю Амаринку
Тризны творили, а дети царя предложили награды!
Там не сравнился со мной ни один человек из эпеян,
Даже из храбрых пилосцев и духом высоких этолян.
Там я кулачною битвой бойца одолел Клитомеда;
Трудной борьбою борца ниспроверг плевронийца Анкея;
Ног быстротой превзошел знаменитого бегом Ификла;
Дротиком двух победил: Полидора и мужа Филея.
Только одними конями меня премогли Акториды;
Но числом одолели, завидуя в сей мне победе;
Ибо славнейшая всех за нее оставалась награда;
Стали вдвоем на меня, и как первый лишь правил конями,
Только лишь правил, другой их, гоня, бичевал без пощады.
Прежде таков я бывал! Но теперь молодым оставляю
Трудные подвиги славы; пора, пора уступить мне
Старости скорбной: в чреду я свою блистал меж героев!
Но продолжай и друга усопшего играми чествуй.
Дар благодарно приемлю и радуюсь сердцем, что столько
Помнишь меня ты, старца смиренного, что не забыл ты
Честью приличной почтить и его пред народом ахейским.
Боги тебе за сие воздадут воздаяньем желанным! "

Так произнес,- и Пелид сквозь великие сонмы ахеян
Вновь возвратился, приветствие выслушав Нестора старца.
Тут предложил он награды кулачного страшного боя:
Выслав пред круг, привязал шестилетнего, сильного меска;
Игом еще не смиренный, жесток для смирения был он.
Меск - победителю мзда; побежденному - кубок двудонный.
Стал наконец среди сонма и так говорил аргивянам:
"Чада Атрея, и вы, меднолатные мужи ахейцы!
Ныне подвижников двух призываем, которые сильны,
Руки поднять на кулачную битву. Кому стреловержец
Даст устоять и кого победителем все мы признаем,
Тот к своему кораблю поведет терпеливого меска;
Кубок же сей двоедонный боец побежденный получит".

Рек он,- и быстро восстал человек и огромный и мощный,
Славный кулачный боец, Панопеева отрасль, Эпеос.
Меска рукой жиловатой за гриву схватил и кричал он:
"Выступи тот, кто намерен кубок унесть двоедонный.
Меска ж, надеюся я, не отвяжет никто из ахеян,
В битве кулачной победный: горжуся, боец я здесь первый!
Будет того, что меж вами я воин не лучший,- что делать:
Смертному в каждом деянии быть невозможно отличным.
Что до битвы, объявляю при всех, и исполнено будет:
Плоть до костей прошибу я и кости врагу изломаю.
Пусть за моим сопротивником все попечители выйдут,
Чтоб из битвы унесть укрощенного силой моею".

Так говорил он,- и все, онемевши, молчанье хранили.
Богу подобный один Эвриал на него подымался,
Внук скиптроносца Талая, сын Мекистея героя,
Некогда в Фивы ходившего, к играм надгробным Эдипу,
Падшему в оное время, и всех победившего кадмян.
К битве его снаряжал Диомед, копьеборец могучий,
Дружеской речью бодря и сердечно желая победы:
Бросил он запон ему, и красиво кроенные после
Подал ремни из степного вола, убитого силой.
Так опоясавшись оба, выходят бойцы на средину.
Разом один на другого могучие руки заносят,
Сшиблись; смешалися быстро подвижников тяжкие руки.
Стук кулаков раздается по челюстям; пот по их телу
Льется ручьями; как вдруг приподнялся могучий Эпеос,
Резко врага оглянувшегось грянул в лицо,- и не мог он
Больше стоять; подломившися, рухнулись крепкие члены.
Словно с порывом Бореевым прядает рыба из моря
На берег мшистый и вдруг покрывается мутной волною,-
Так пораженный упал Эвриал. Добродушный Эпеос
За руку поднял его; а усердные други, представши,
С поприща в стан повели, по земле волочащего ноги,
Кровь извергавшего ртом и бросавшего голову набок.
В омрак он впал; и его меж своими друзья посадивши,
Сами пошли и на поприще подняли кубок двудонный.

Сын же Пелеев немедленно новые, третьи, награды
Выставил сонму, награды борьбы, изнурительной силам:
Мздой победителю вынес огонный треножник, огромный,
Медный,- в двенадцать волов оценили его аргивяне;
Мздой побежденному он рукодельницу юную вывел,
Пленную деву,- в четыре вола и ее оценили.
Стал наконец перед сонмом и так говорил аргивянам:
"Встаньте, которым угодно и сей еще подвиг изведать!"
Он произнес,- и немедленно встал Теламонид великий;
Встал и герой Одиссей, вымышлятель хитростей умный.
Чресла свои опоясав, борцы на средину выходят;
Крепко руками они под бока подхватили друг друга,
Словно стропила, которые в кровле высокого дома
Умный строитель смыкает, в отпору насильственных ветров.
Сильно хребты захрустели, могучестью стиснутых рук их.
Круто влекомые; крупный пот заструился по телу;
Частые полосы вкруг по бокам и хребтам их широким
Вышли багровые; с ревностью в гордых сердцах одинакой
Оба алкали они и победы, и славной награды.
Долго ни царь Одиссей не смогал опрокинуть Аякса,
Ни Аякс не смогал одолеть Одиссеевой силы.
И когда, уж соскучив, ахеян сыны зароптали,
Вскрикнул к царю Одиссею великий Аякс Теламонид:
"Сын благородный Лаэртов, герой Одиссей многоумный,
Ты подымай, или я подыму; а решит Олимпиец!"

Так произнес и поднял; Одиссей не забыл ухищренья:
Вдруг в подколенок ударил пятой и подшиб ему ноги,
Навзничь его опрокинул; но сам он Аяксу на перси
Пал. Удивился народ, изумилися все аргивяне.
После пытал и Аякса поднять Одиссей терпеливый;
Вновь обхватил и лишь несколько сдвинул с земли, но не поднял:
Ноги его подогнулись, и на землю рухнулись оба;
Пали один близ другого и прахом покрылися темным.
Встали, и в третий бы раз устремились подвижники спорить,
Если бы сам Ахиллес не воздвигнулся; он удержал их:
"Кончите вашу борьбу и трудом не томитесь жестоким.
Ваша победа равна; и, награды вы равные взявши,
С поля сойдите: пускай и другие в подвиги вступят".

Рек,- и, почтительно выслушав, оба они покорились:
С полн сошли и, от праха очистясь, надели хитоны.

Сын же Пелеев другие за бег предлагает награды:
Первая - сребряный, пышный сосуд, шестимерная чаша,
Чудной своей красотой помрачавшая в целой вселенной
Славные чаши, сидонян искусных изящное дело.
Мужи ее финикийцы, по мглистому плавая понту,
В Лемнос продать привезли, но как дар предложили Фоасу;
Царь же Эвней Язонид, выкупая Приамова сына,
Падшего в плен Ликаона, отдал Менетиду Патроклу.
Царь Ахиллес и ту чашу выставил, чествуя друга,
Мздою тому, что быстрейшим окажется в беге ногами;
Мздою второму - тельца откормленного, тяжкого туком;
Но последнему золота он полталанта назначил.
Стал наконец среди сонма и так говорил аргивянам:
"Встаньте, которым угодно и сей еще подвиг изведать! "
Рек, - и немедленно встал Оилеев Аякс быстроногий;
Встал Одиссей многоумный, и Несторов сын знаменитый
Встал Антилох: побеждал он юношей всех быстротою.
Стали порядком; Пелид указал им далекую мету.
Бег их сперва от черты начинался; и первый всех дальше
Быстрый умчался Аякс; но за ним Одиссей знаменитый
Близко бежал, как у женщины ткущей с пряжею ходит
Цевка у персей, которую ловко руками бросает,
Нить за уток пропуская, и близко пред персями держит,-
Так Одиссей за Аяксом близко бежал; беспрестанно
Следом в следы ударял он, прежде чем прах с них ссыпался,
И дыханье свое изливал на главу Оилида,
Быстро и ровно бежа; восклицали кругом аргивяне,
Жажду его победить в ревновавшем еще умножая.
Но когда приближались к концу уже бега, взмолился
В сердце герой Одиссей светлоокий Палладе богине:
"Дочь Эгиоха, услышь! убыстри, милосердая, ноги!"
Так он, молясь, произнес,- и услышала дочь Эгиоха;
Члены ему сотворила легкими, ноги и руки.
И уже добегали, чтоб только им прянуть к награде,-
Вдруг на бегу поскользнулся Аякс: повредила Афина -
В влажный ступил он помет, из волов убиенных разлитый,
Коих Патроклу в честь закалал Пелейон благородный;
Тельчим пометом наполнились ноздри и рот у Аякса.
Чашу, награду свою, подхватил Одиссей терпеливый,
Первый примчась; а вола захватил Оилид знаменитый;
Стал и, рукою держася за роги вола полевого,
Он выплевывал кал и так говорил аргивянам:
"Дочь громовержца, друзья, повредила мне ноги, Афина!
Вечно, как матерь, она Одиссею на помощь приходит! "

Так произнес он,- и смех по собранью веселый раздался.
Несторов сын получил последнюю бега награду;
Взял и к ахейским мужам, улыбаяся, так говорил он:
"Знающим всем говорю вам, друзья, что всегда, как и ныне,
Боги бессмертные чествуют смертных, старейших летами.
Сын Оилеев меня годами немногими старше;
Сей же из прежнего рода, от прежнего племени отрасль;
Но зелена, говорят, Одисеева старость; и трудно
В беге с ним спорить ахейским героям, кроме Ахиллеса".

Так говорил, прославляя Пелеева быстрого сына.
Но Ахиллес немедленно сам отвечал Антилоху:
"Друг Антилох! твоя похвала не бесплодною будет:
Злата к награде твоей полталанта еще прибавляю".

Так произнес - и вручил; и юноша, радуясь, принял.
Тут Ахиллес быстроногий, копье длиннотенное взявши,
Вынес на поприще, вынес и щит, и шелом светозарный,
Весь Сарпедонов доспех, с пораженного взятый Патроклом.
Стал наконец перед сонмом и так говорил аргивянам:
"Ныне подвижников двух вызываем, отлично могучих,
В бранный облекшись доспех, ополчившись пронзительной медью,
Выйти один на один и измерить их мощь пред народом.
Кто у другого скорее пронзит благородное тело
И сквозь доспехи коснется и членов и крови багряной,
Тот победитель,- тому подарю я сей нож среброгвоздный,
Славный, фракийский, который похитил я с Астеропея;
Что до оружий, подвижники оба их вместе получат;
Вместе под сенью моей и блистательный пир им устрою".

Так говорил,- и поднялся великий Аякс Теламонид;
Быстро по нем и Тидид восстал, Диомед нестрашимый.
Скоро, в концах отдаленных народной толпы ополчася,
Оба они на средину выходят, пылая сразиться;
Грозно друг на друга смотрят; страх обымает ахеян.
Быстро сошедшись, они, устремленные друг против друга,
Трижды бросались и врукопашь трижды оружием сшиблись.
Сын Теламонов копье сопротивнику в щит круговидный
Вбил, но тела не тронул: оно защищалося броней.
Сын же Тидеев поверх семикожного круга щитного
Вые Аякса грозил беспрестанно сверкающим жалом.
Все, трепеща за Аякса, вскричали ахейские мужи,
Бой прекратить и равные ваять им велели награды.
Но Ахиллес Диомеда ножом наградил среброгвоздным,
Вместе с ножнами его и с ремнем красиво кроенным.

Тут Ахиллес предложил им круг самородный железа;
Прежде метала его Этионова крепкая сила;
Но когда Этиона убил Ахиллес градоборец,
Круг на своих кораблях он с другими корыстями вывез.
Стал наконец он пред сонмом и так говорил аргивянам:
"Встаньте, которым угодно и сей еще подвиг изведать!
Сколько бы кто ни имел и далеких полей и широких,-
На пять круглых годов и тому на потребы достанет
Глыбы такой; у него никогда оскуделый в железе
В град не пойдет ни оратай, ни пастырь, но дома добудет".

Так говорил он, - и встал Полипет, бранодышащий воин;
Встала и грозная мощь Леонтея, подобного богу;
Встал и Аякс Теламонид, и сильный Эпеос огромный.
Стали порядком; и первый тот круг подымает Эпеос;
Долго махал он и бросил; и хохот раздался по сонму.
После поверг Леонтей, благородная отрасль Арея;
Третий, сын Теламонов, схвативши железную тягость,
Бросил могучей рукой, и за знаки он всех перекинул.
Но, когда тот круг подхватил Полипет браноносный,
Так далеко, как пастух свой закривленный посох бросает,
Он же вертится кругом и летит через тельчее стадо,-
Так далеко перекинул за круг он; вскричали данаи.
Быстро толпой набежавши, друзья Полипета героя
Радостно к черным судам понесли награду владыки.

Сын же Пелеев для лучников темное вынес железо:
Десять секир двуострых и десять простых им наградой.
Выставил целью стрельбы - корабля черноносого мачту
В дальнем конце, на песке; а на самой вершине голубку
За ногу тонким снуром привязал; и по птице велел он
Метить стрелкам: "Который уметит по робкой голубке,
Все топоры двуострые в сень понесет победитель;
Кто же улучит по снуру одному, не уметивши птицы,
Тот, как стрелок побежденный, секиры простые получит".

Так говорил,- и восстало могущество Тевкра владыки;
Встал и герой Мерион, повелителя критян сподвижник.
Бросили жребии в медный шелом, сотрясли их, и Тевкру
Вылетел первому жребий стрелять; и немедля стрелу он
С страшною силой послал, но не сделал обета владыке
Фебу в жертву принесть первородных овнов гекатомбу.
В птицу герой не попал: воспрепятствовал Феб раздраженный;
В снур близ ноги он уметил, которым привязана птица:
Привязь у самой ноги пересекла стрела; встрепенулась,
К небу взвилась голубица свободная; привязь по ветру
На землю вся опустилася; громко вскричали данаи.
Быстро тогда Мерион у печального Тевкра из длани
Выхватил лук, а стрелу наготове держал, чтоб направить;
В сердце обет сотворил метателю стрел Аполлону
Первенцев агнцев ему в благодарность принесть гекатомбу;
И, высоко под облаком робкую птицу завидев,
Быстро кружащуюсь, в бок под крыло угодил он стрелою:
Вверх сквозь крыло пролетела стрела и, обратно на землю
Пав, пред ногой Мериона вонзилася в дол; а голубка,
С выси лазурной на мачту спустясь черноносого судна,
Выю к груди преклонила, густые развесила крылья,
Быстро из персей дух испустила и с мачты далеко
Пала на прах; удивился народ и кругом изумлялся.
Все топоры двуострые взял Мерион победитель;
Тевкр, побежденный, простые понес к кораблям мореходным.

Сын же Пелеев огромный дрот и сосуд рукомойный,
Чистый, в огне не бывалый, ценою в вола, расцвеченный,
Вынес пред сонм; и восстали могучие два копьеборца:
Первый пространнодержавный восстал Атрейон Агамемнон,
После герой Мерион, предводителя критян сподвижник;
Но, между храбрыми став, говорил Ахиллес благородный:
"Царь Агамемнон, мы ведаем, сколько ты всех превосходишь,
Сколько и мощью твоей и метанием копий отличен.
Но прими ты награду и с нею, Атрид, возвратися
К быстрым судам; а копье отдадим Мериону герою,
Если твоей то приятно душе; но так бы я думал".

Рек,- и ему не противился сын скиптроносный Атрея.
Дрот Ахиллес Мериону вручил; а герой Агамемнон
В руки Талфибия вестника пышную отдал награду.