Роман Беляева «Голова профессора Доуэля»: Жертва Керна
В то время как Ларе был всецело поглощён заботами о Брике, Артур Доуэль собирал сведения о доме Керна. От времени до времени друзья совещались с Брике, которая сообщила им всё, что знала о доме и людях, населявших его.
Артур Доуэль решил действовать очень осторожно. С момента исчезновения Брике Керн должен быть настороже. Застать его врасплох едва ли удастся. Необходимо вести дело так, чтобы до последнего момента Керн не подозревал, что на него уже ведётся атака.
— Мы будем действовать как можно хитрей, — сказал он Ларе. — Прежде всего нужно узнать, где живёт мадемуазель Лоран. Если она не заодно с Керном, то во многом нам поможет, — гораздо больше, чем Брике.
Разузнать адрес Лоран не представляло большого труда. Но когда Доуэль посетил квартиру, его ждало разочарование. Вместо Лоран он застал только её мать, чистенько одетую благообразную старушку, заплаканную, недоверчивую, убитую горем.
— Могу я видеть мадемуазель Лоран? — спросил он.
Старуха с недоумением посмотрела на него:
— Мою дочь? Разве вы её знаете?.. А с кем я имею честь говорить и зачем вам нужна моя дочь?
— Если разрешите…
— Прошу вас. — И мать Лоран впустила посетителя в маленькую гостиную, уставленную мягкой старинной мебелью в белых чехлах с кружевными накидками на спинках. На стене большой портрет. «Интересная девушка», — подумал Артур.
— Моя фамилия Радье, — сказал он. — Я медик из провинции, вчера только приехал из Тулона. Когда-то я был знаком с одной из подруг мадемуазель Лоран по университету. Уже здесь, в Париже, я случайно встретил эту подругу и узнал от неё, что мадемуазель Лоран работает у профессора Керна.
— А как фамилия университетской подруги моей дочери?
— Фамилия? Риш!
— Риш! Риш!.. Не слыхала такой, — заметила Лоран и уже с явным недоверием спросила: — А вы не от Керна?
— Нет, я не от Керна, — с улыбкой ответил Артур. — Но очень хотел бы познакомиться с ним. Дело в том, что он работает в той области, которой я очень интересуюсь. Мне известно, что ряд опытов, и самых интересных, он производит на дому. Но он очень замкнутый человек и никого не желает пускать в своё святая святых.
Старушка Лоран решила, что это похоже на правду: поступив на работу к профессору Керну, дочь говорила, что он живет очень замкнуто и никого не принимает. «Чем же он занимается?» — спросила она у дочери и получила неопределенный ответ: «Всякими научными опытами».
— И вот, — продолжал Доуэль, — я решил познакомиться сначала с мадемуазель Лоран и посоветоваться с нею, как мне вернее достигнуть цели. Она могла бы подготовить почву, предварительно поговорить с профессором Керном, познакомить меня с ним и ввести в дом.
Вид молодого человека располагал к доверию, но все, что было связано с именем Керна, возбуждало в душе мадам Лоран такое беспокойство и тревогу, что она не знала, как вести дальше разговор. Она тяжело вздохнула и, сдерживая себя, чтобы не заплакать, сказала:
— Моей дочери нет дома. Она в больнице.
— В больнице? В какой больнице?
Мадам Лоран не стерпела. Она слишком долго оставалась одна со своим горем и теперь, забыв о всякой осторожности, рассказала своему гостю всё: как ее дочь неожиданно прислала письмо о том, что работа заставляет ее остаться некоторое время в доме Керна для ухода за тяжелобольными; как она, мать, делала бесплодные попытки повидаться с дочерью в доме Керна; как волновалась; как, наконец Керн сообщил ей, что её дочь заболела нервным расстройством и отвезена в больницу для душевнобольных.
— Я ненавижу этого Керна, — говорила старушка, вытирая платком слезы. — Это он довел мою дочь до сумасшествия. Я не знаю, что она видела в доме Керна и чем занималась, — об этом она даже мне не говорила, — но я знаю одно, что как только Мари поступила на эту работу, так и начала нервничать. Я не узнавала её. Она приходила бледная, взволнованная, она лишилась аппетита и сна. По ночам её душили кошмары. Она вскакивала и говорила сквозь сон, что голова какого-то профессора Доуэля и Керн преследуют её… Керн присылает мне по почте заработанную плату дочери, довольно значительную сумму, присылает до сих пор. Но я не прикасаюсь к деньгам. Здоровья не приобретешь ни за какие деньги… Я потеряла дочь… — И старушка залилась слезами.
«Нет, в этом доме не может быть сообщников Керна», — подумал Артур Доуэль. Он решил больше не скрывать истинной цели своего прихода.
— Сударыня, — сказал он, — я теперь откровенно признаюсь, что имею не меньше оснований ненавидеть Керна. Мне нужна была ваша дочь, чтобы свести с Керном кое-какие счёты и… обнаружить его преступления.
Мадам Лоран вскрикнула.
— О, не беспокойтесь, ваша дочь не замешана в этих преступлениях.
— Моя дочь скорее умрет, чем совершит преступление, — гордо ответила Лоран.
— Я хотел воспользоваться услугами мадемуазель Лоран, но теперь вижу, что ей самой необходимо оказать услугу. Я имею основания предполагать, что ваша дочь не сошла с ума, а заключена в сумасшедший дом профессором Керном.
— Но почему? За что?
— Именно потому, что ваша дочь скорее умрёт, чем совершит преступление, как изволили вы сказать. Очевидно, она была опасна для Керна.
— Но о каких преступлениях вы говорите?
Артур Доуэль ещё недостаточно знал Лоран и опасался ее старушечьей болтливости, а потому решил не раскрывать всего.
— Керн делал незаконные операции. Будьте добры сказать, в какую больницу отправлена Керном ваша дочь?
Взволнованная Лоран едва собралась с силами, чтобы продолжать связно говорить. Прерывая свои слова рыданиями, она ответила:
— Керн долго не хотел мне этого сообщить. К себе в дом он не пускал меня. Приходилось писать ему письма. Он отвечал уклончиво, старался успокоить меня и уверить, что моя дочь поправляется и скоро вернется ко мне. Когда мое терпение истощилось, я написала ему, что напишу на него жалобу, если он сейчас же не ответит, где моя дочь. И тогда он сообщил адрес больницы. Она находится в окрестностях Парижа, в Ско. Больница принадлежит частному врачу Равино. Ох, я ездила туда! Но меня даже не пустили во двор. Это настоящая тюрьма, обнесенная каменной стеной… «У нас такие порядки, — ответил мне привратник, — что родных мы никого не пускаем, хотя бы и родную мать». Я вызвала дежурного врача, но он ответил мне то же. «Сударыня, — сказал он, — посещение родственниками больных всегда волнует и ухудшает их душевное состояние. Могу вам только сообщить, что вашей дочери лучше». И он захлопнул передо мной ворота.
— Я все же постараюсь повидаться с вашей дочерью. Может быть, мне удастся и освободить её.
Артур тщательно записал адрес и откланялся.
— Я сделаю всё, что только будет возможно. Поверьте мне, что я заинтересован в этом так же, как если бы мадемуазель Лоран была моей сестрой.
И, напутствуемый всяческими советами и добрыми пожеланиями, Доуэль вышел из комнаты.
Артур решил немедленно повидаться с Ларе, его друг целые дни проводил с Брике, и Доуэль направился на авеню дю Мен. Возле домика стоял автомобиль Ларе.
Доуэль быстро поднялся на второй этаж и вошел в гостиную.
— Артур, какое несчастье, — встретил его Ларе. Он был чрезвычайно расстроен, метался по комнате и ерошил свои черные курчавые волосы.
— В чем дело, Ларе?
— О!.. — простонал его друг. — Она бежала…
— Кто?
— Мадемуазель Брике, конечно!
— Бежала? Но почему? Говорите же, наконец, толком!
Но нелегко было заставить Ларе говорить. Он продолжал метаться, вздыхать, стонать и охать. Прошло не менее десяти минут, пока Ларе заговорил:
— Вчера мадемуазель Брике с утра жаловалась на усиливающиеся боли в ноге. Нога очень опухла и посинела. Я вызвал врача. Он осмотрел ногу и сказал, что положение резко ухудшилось. Началась гангрена. Необходима операция. Врач не брался оперировать на дому и настаивал на том, чтобы больную немедленно перевезли в больницу. Но мадемуазель Брике ни за что не соглашалась. Она боялась, что в больнице обратят внимание на шрамы на её шеё. Она плакала и говорила, что должна вернуться к Керну. Керн предупреждал её, что ей необходимо остаться у него до полного «выздоровления». Она не послушалась его и теперь жестоко наказана. И она верит Керну как хирургу. «Если он сумел воскресить меня из мертвых и дать новое тело, то может вылечить и мою ногу. Для него это пустяк». Все мои уговоры не приводили ни к чему. Я не хотел отпускать ее к Керну. И я решил применить хитрость. Я сказал, что сам отправлю её к Керну, предполагая перевезти в больницу. Но мне необходимо было принять меры к тому, чтобы тайна «воскрешения» Брике в самом деле не раскрылась ранее времени, — я не забывал о вас, Артур. И я уехал на час, не более, чтобы сговориться со знакомыми врачами. Я хотел перехитрить Брике, но она перехитрила меня и сиделку. Когда я приехал, её уже не было. Все, что от нее осталось, — вот эта записка, лежавшая на столике возле её кровати. Вот, посмотрите. — И Ларе подал Артуру листок бумаги, на котором карандашом наспех было написано несколько слов:
«Ларе, простите меня, я не могу поступить иначе. Я возвращусь к Керну. Не навещайте меня. Керн поставит меня на ноги, как уже сделал это раз. До скорого свидания, — эта мысль утешает меня».
— Даже подписи нет.
— Обратите внимание, — сказал Ларе, — на почерк. Это почерк Анжелики, хотя несколько измененный. Так могла бы написать Анжелика, если бы она писала в сумерки или у неё болела рука: более крупно, более размашисто.
— Но всё-таки как это произошло? Как она могла бежать?
— Увы, она бежала от Керна, чтобы теперь бежать от меня к Керну. Когда я приехал сюда и увидел, что клетка опустела, я едва не убил сиделку. Но она объяснила, что сама была введена в заблуждение. Брике, с трудом поднявшись, подошла к телефону и вызвала меня. Это была хитрость. Меня она не вызывала. Поговорив по телефону, Брике заявила сиделке, что я как будто все устроил и прошу её немедленно ехать в больницу. И Брике попросила сиделку вызвать автомобиль, затем с её помощью добралась до автомобиля и укатила, отказавшись от услуг сиделки. «Это недалеко, а там меня снимут санитары», — сказала она. И сиделка была в полной уверенности, что всё делается по моему распоряжению и с моего ведома. Артур! — вдруг крикнул Ларе, вновь приходя в волнение. — Я еду к Керну немедленно. Я не могу её оставить там. Я уже вызвал по телефону мой автомобиль. Едем со мною, Артур!
Артур прошелся по комнате. Какое неожиданное осложнение! Положим, Брике уже сообщила все, что знала о доме Керна. Но все же ее советы были бы необходимы в дальнейшем, не говоря о том, что она сама являлась уликой против Керна. И этот обезумевший Ларе. Теперь он плохой помощник.
— Послушайте, мой друг, — сказал Артур, опустив руки на плечи художника. — Сейчас больше чем когда-либо нам необходимо крепко взять себя в руки и воздержаться от опрометчивых поступков. Дело сделано. Брике у Керна. Следует ли нам тревожить прежде времени зверя в его берлоге? Как вы полагаете, расскажет ли Брике Керну обо всем, что произошло с нею с тех пор, как она бежала от него, о нашем знакомстве с нею и о том, что мы многое узнали о Керне?
— Могу поручиться, что она ничего не скажет, — убежденно ответил Ларе. — Она дала мне слово там, на яхте, и неоднократно повторяла, что сохранит тайну. Теперь она выполнит это не только под влиянием страха, но и… по другим мотивам.
Артуру были понятны эти мотивы. Он уже давно заметил, что Ларе проявлял всё большее внимание к Брике.
«Несчастный романтик, — подумал Доуэль, — везёт ему на трагическую любовь. На этот раз он теряет не только Анжелику, но и вновь зарождающуюся любовь. Однако ещё не всё потеряно».
— Будьте терпеливы. Ларе, — сказал он. — Наши цели сходятся. Соединим наши усилия и будем вести осторожную игру. У нас два пути: или нанести Керну немедленный удар, или же постараться сначала окольными путями узнать о судьбе головы моего отца и о Брике. После того как Брике убежала от него, Керн должен держаться настороже. Если он еще не уничтожил голову моего отца, то, вероятно, хорошо скрыл ее. Уничтожить же голову можно в несколько минут. Если только полиция начнет стучаться в его дверь, он уничтожит все следы преступления прежде, чем откроет дверь. И мы ничего не найдем. Не забудьте. Ларе, что Брике тоже «следы преступления». Керн совершал незаконные операции. Мало этого: он незаконно похитил тело Анжелики. А Керн — человек, который не остановится ни перед чем. Ведь осмелился же он тайно от всех оживить голову моего отца. Я знаю, что отец разрешил в завещании анатомировать его тело, но я никогда не слыхал, чтобы он соглашался на опыт с оживлением своей головы. Почему Керн скрывает от всех, даже от меня, существование головы? Для чего она нужна ему? И для чего нужна ему Брике? Быть может, он занимается вивисекцией над людьми и Брике для него сыграла роль кролика?
— Тем более её надо скорее спасти, — горячо возразил Ларе.
— Да, спасти, но не ускорить ее смерть. А наш визит к Керну может ускорить этот роковой конец.
— Но что же делать?
— Идти втроем, более медленным путем. Постараемся, чтобы и этот путь был возможно короче. Мари Лоран нам может дать гораздо более полезные сведения, чем Брике. Лоран знает расположение дома, она ухаживала за головами. Быть может, она говорила с моим отцом… то есть с его головой.
— Так давайте скорее Лоран.
— Увы, её тоже необходимо сначала освободить.
— Она у Керна?
— В больнице. Очевидно, в одной из тех больниц, где за хорошие деньги держат взаперти таких же больных людей, как мы с вами. Нам придется немало поработать, Ларе. — И Доуэль рассказал своему другу о своем свидании с матерью Лоран.
— Проклятый Керн! Он сеет вокруг себя несчастье и ужасы. Попадись он мне…
— Постараемся, чтобы он попался. И первый шаг к этому — нам надо повидаться с Лоран.
— Я немедленно еду туда.
— Это было бы неосторожно. Нам лично нужно показываться только в тех случаях, когда ничего другого не остаётся. Пока будем пользоваться услугами других людей. Мы с вами должны представлять своего рода тайный комитет, который руководит действиями надежных людей, но остается неизвестным врагу. Надо найти верного человека, который отправился бы в Ско, завёл знакомство с санитарами, сиделками, поварами, привратниками — с кем окажется возможным. Если удастся подкупить хоть одного, дело будет наполовину сделано.
Ларе не терпелось. Ему самому хотелось немедленно приступить к действиям, но он подчинялся более рассудительному Артуру и в конце концов примирился с политикой осторожных действий.
— Но кого же мы пригласим? О, Шауб! Молодой художник, недавно приехавший из Австралии. Мой приятель, прекрасный человек, отличный спортсмен. Для него поручение будет тоже своего рода спортом. Чёрт возьми, — выбранился Ларе, — почему я сам не могу взяться за это?
— Это так романтично? — с улыбкой спросил Доуэль.
