Комедия Островского «Без вины виноватые»: Страница 15
Явление VII
Шмага. Вот теперь наслаждаться природой можно. Теперь и луна поумней смотрит.
Миловзоров. А Незнамов где?
Шмага. Все там же.
Миловзоров. Что же ты, мамочка, его оставил?
Шмага. Поди ты к нему, коли тебе охота; он хоть и друг мне, а в такие минуты я стараюсь держать себя поодаль.
Миловзоров. Друг, а боишься; хорош, мамочка!
Шмага. Ну, сунься поди! Вон он идет; хочешь, натравлю?
Миловзоров. Нет, нет, мамочка, оставь, пожалуйста, оставь!
Явление VIII
Незнамов (Коринкиной). А! Вы здесь!
Коринкина. Здесь. Где же мне быть прикажете?
Незнамов. Да мне все равно. А все-таки я вас люблю, я влюблен в вас.
Коринкина. Покорно вас благодарю.
Незнамов. А вы меня любите?
Коринкина. А вы как думаете?
Незнамов. Да как думать? Почем я знаю.
Коринкина. Догадайтесь!
Незнамов. Ну, вот еще, очень нужно мне догадываться. Говорите прямо, начистоту!
Коринкина. Как же, дожидайтесь! Да с чего вы взяли так со мной разговаривать?
Незнамов. Отчего ж не разговаривать?
Коринкина. Да не смейте, вот и все!
Незнамов. Сметь-то, положим, я смею. А знаете ли, ведь вы лучше того, чем я о вас думал.
Коринкина. А что же вы обо мне думали?
Незнамов. Спрашиваете?
Коринкина. Да, спрашиваю.
Незнамов. Я думал, что вы уж совсем никакого интереса не представляете; так все равно, что ничего.
Коринкина. Ах, боже мой! Скажите пожалуйста! Во-первых, милостивы государь, вы еще очень молоды, чтобы разбирать и ценить людей; вы еще мальчишка…
Незнамов. Да, это во-первых, а во-вторых что? Во-вторых-то и не скажете! Хотите, я научу?
Коринкина. Не нуждаюсь.
Незнамов. Да ведь не скажете. Женщина, когда рассердится, так воображает, что может наговорить ужасно много горьких истин. Начнет торжественно; «Во-первых», да в пяти словах все и выскажет; дальше содержания-то и не хватает. «Во-вторых», «во-вторых», а сказать-то нечего.
Коринкина. Ах, какой противный!
Незнамов. Но и тут они не теряются. Когда у них ни слов, ни соображения не хватает, так они браниться начинают. А во-вторых, скажут: «Ты дурак, невежа». Так, что ли?
Коринкина. Так точно. А во-вторых, ты невежа!
Незнамов. Вот за это мерси! Как вы натурально сердитесь, это хорошо.
Коринкина. А если в другой раз будете подобные глупости говорить, так будет еще натуральнее; я такую залеплю…
Незнамов. Отчего же в другой раз, а не теперь?
Коринкина. Не хочу, вот и все.
Незнамов. Нет, пожалуйста! Ну, я вас прошу. Ну, что вам стоит. Авось труд-то не велик.
Коринкина. Да у меня уж сердце прошло. Теперь это будет в шутку, а я хочу серьезно.
Незнамов. Ну, хоть в шутку.
Коринкина. Да что вы пристаете? Ну, вот вам! (Треплет Незнамова ласково по щеке.)
Незнамов. А! Так вы вот как! Ну, теперь берегитесь! Теперь я имею полное право…
Коринкина. Что еще? Какое право?
Незнамов. Поцеловать вас. Чем же еще я могу отплатить женщине за оскорбление?
Коринкина. Да что ты, с ума, что ль, сошел?
Незнамов. Да нет, уж кончено, какие тут разговоры.
Коринкина. Да что вы, Незнамов, что за глупости! Вон Нил Стратоныч идет.
Незнамов. Вот только разве Нил-то Стратоныч, а то бы!.. Ну, да ведь вместе домой-то поедем.
Явление IX
Коринкина. Нил Стратоныч, что же вы Кручинину оставили; она, кажется, домой сбирается.
Дудукин. Как домой! Нет, нет, без ужина нельзя. Удержите ее как-нибудь, мое сокровище!
Коринкина. Да она меня не послушает.
Дудукин. Так пойдемте вместе ее уговаривать.
Коринкина. Пойдемте! Подождите минутку! (Обращаясь к Незнамову и Шмаге.) Господа, за ужином и вообще при Кручининой, пожалуйста, не заводите никакого разговора о детях.
Незнамов. О детях? Что такое? Почему?
Дудукин. Ах, да, да, да! Ни под каким видом, господа, ни под каким видом!
Незнамов. Ведь это странно! А если к слову придется? Ну, наконец, войдет мне в голову такая фантазия?
Дудукин. Нет, уж я прошу вас в виде личного для меня одолжения. Я, как хозяин, забочусь, чтобы не было ничего неприятного для моих гостей.
Незнамов. О детях нельзя; а о совершеннолетних можно?
Дудукин. Сделайте одолжение.
Шмага. Нет, Гриша, давай уж лучше о дедушках и бабушках говорить.
Незнамов (громко смеется). Ха-ха-ха! Именно! Ну, вы можете быть покойны: мы будем говорить о таком возрасте, который очень далек от детского.
Что за новости, что за дикие распоряжения? Это какая-то новая игра? Ужин с особой программой для разговора!
Миловзоров. Да разве ты забыл, мамочка, что я тебе давеча говорил?
Незнамов. Ах, да. Понимаю теперь. (Хватается за голову.)
Миловзоров. Значит, правда, а ты меня, мамочка, убить хотел.
Незнамов. Эка важность! Хоть бы и убили тебя! Ну, чего ты стоишь?
Вот я очень бы доволен был, кабы меня убил кто-нибудь. Эй, Шмага, что ты бегаешь от меня, чего ты боишься?
Шмага (издали). Учен, так и боюсь.
Незнамов. Поди сюда, болтай что-нибудь.
Шмага. Да что болтать-то? Остроумие что-то на вольном воздухе улетучиваться начинает, подбавить бы его нужно.
Незнамов. А вот погоди, мы подбавим. Надо, брат Шмага, пользоваться случаем. Не всегда нас с тобой приглашают в порядочное общество, не всегда обращаются с нами по-человечески. Ведь мы здесь такие же гости, как и все.
Шмага. Да, это не то, что у какого-нибудь «его степенства», где каждый подобный вечер кончается непременно тем, что хозяина бить приходится, уж без этого никак обойтись нельзя.
Незнамов. Да, здесь нам хорошо! А ведь мы с тобой ведем себя не очень прилично и, того гляди, скандал произведем. То есть скандал не скандал, а какой-нибудь гадости от нас ожидать можно.
Шмага. Похоже на то. Что ж делать-то! Из своей шкуры не вылезешь.
Выходят Дудукин, Кручинина, Коринкина; за ними два лакея: один с бутылками шампанского, другой со стаканами на подносе, и ставят вино и посуду на столах. Из глубины сада выходит Муров, из дома выходят гости, которые частью остаются на террасе, а частью располагаются отдельными группами на площадке сада
