Роман Жюля Верна «80000 километров под водой» («Двадцать тысяч льё под водой»): Часть первая. Глава седьмая. Кит неизвестного вида

Несмотря на полную неожиданность этого падения, я сохранил отчетливое воспоминание о всех своих ощущениях. Сначала я погрузился в воду.

Я хорошо плаваю и благодаря этому не растерялся при неожиданном погружении.

Всплыв на поверхность океана, первым долгом я стал искать глазами фрегат. Заметили ли там мое исчезновение? Спустил ли капитан Фарагут шлюпку, чтобы искать меня? Могу ли я надеяться на спасение?

Несмотря на темноту, я рассмотрел на востоке какую-то черную массу, которая, судя по расположению опознавательных огней, удалялась. Это был фрегат. Я понял, что погиб.

— Ко мне, ко мне! — кричал я, пытаясь догнать фрегат. Одежда стесняла меня. Намокнув, она липла к телу и парализовала движения. Я задыхался. Меня тянуло ко дну…

— Помогите!

Это был мой последний крик. Я отчаянно забарахтался, чувствуя, что тону.

Вдруг сильная рука схватила меня за шиворот и одним рывком вытащила на поверхность воды.

Я услышал следующие слова, произнесенные над самым моим ухом:

— Если хозяин соблаговолит опереться на мое плечо, ему легче будет плыть!

Я схватил за руку верного Конселя.

— Это ты?! — воскликнул я. — Это ты?!

— Да, это я, — ответил Консель, — всегда готов к услугам хозяина.

— Значит, толчок сбросил тебя в море, так же как и меня? — Нет. Но, состоя на службе у господина профессора, я счел своим долгом последовать за ним.

Славному малому этот поступок казался естественным!

— А фрегат? — спросил я.

— Фрегат? — переспросил Консель, поворачиваясь на спину. — Мне кажется, что хозяину лучше было бы не рассчитывать на его помощь.

— Почему?

— Потому что в ту минуту, когда я бросился в воду, вахтенный матрос крикнул: «Винт и руль сломаны!»

— Сломаны?

— Да, сломаны зубом чудовища. Кажется, «Авраам Линкольн» отделался только этой аварией. Но, к нашему огорчению, он потерял способность управляться.

— Значит, мы погибли?

— Возможно, — спокойно ответил Консель. — Однако в нашем распоряжении есть еще несколько часов, а за несколько часов можно многое сделать.

Невозмутимое хладнокровие Конселя ободрило меня. Я поплыл более энергично. Но одежда попрежнему стесняла движения и мешала держаться на поверхности.

Консель заметил это.

— Прошу у хозяина позволения разрезать на нем платье, — сказал он.

И он ножом вспорол на мне одежду сверху донизу, в то время как я поддерживал его на поверхности. В свою очередь, я оказал такую же услугу Конселю. После этого мы снова поплыли рядом.

Но положение не стало от этого менее отчаянным. Наше исчезновение могло пройти незамеченным, да если бы даже его и заметили, фрегат все равно не мог, потеряв руль и винт, пойти за нами против ветра. Следовательно, мы могли надеяться только на то, что капитан Фарагут пошлет за нами шлюпки.

Придя к этому заключению, мы решили держаться на поверхности, сколько будет возможно. Чтобы не расходовать одновременно силы, мы решили поступать так: в то время как один из нас, скрестив руки, будет отдыхать, лежа на спине, другой будет плыть вперед и подталкивать лежащего. Каждые десять минут мы должны были сменяться. Таким образом, мы могли удержаться на поверхности воды в течение нескольких часов, быть может даже до восхода солнца.

Какая слабая надежда на спасение! Но ведь человеку свойственно надеяться даже тогда, когда его положение безнадежно.

Столкновение фрегата с нарвалом произошло около одиннадцати часов вечера. Следовательно, до наступления дня нам надо было продержаться на воде около восьми часов. Это было вполне возможно.

Море было спокойно, волн не было. Время от времени я пытался разглядеть что-нибудь в кромешной тьме, но кругом все было пустынно и только светилась фосфорическим блеском потревоженная нашими движениями вода.

Однако около часу ночи я почувствовал смертельную усталость. Сильные судороги сводили мои руки и ноги.

Конселю пришлось одному заботиться о нашем спасении. Скоро бедный малый стал часто и тяжело дышать — я понял, что он недолго продержится.

— Оставь меня! Оставь меня! — сказал я ему.

— Покинуть хозяина? Никогда! — ответил мой преданный слуга. — Я твердо рассчитываю утонуть раньше, чем он.

В эту минуту из просвета в темной туче, увлекаемой ветром к востоку, выглянула луна. Поверхность океана заискрилась под ее лучами. Этот благодетельный свет вернул мне силы. Я поднял голову и обвел глазами горизонт.

Я увидел фрегат — он был в пяти милях от нас. На таком расстоянии он казался едва заметной точкой. Ни одной шлюпки не было в виду.

Мне хотелось позвать на помощь, но мои распухшие губы не могли издать ни звука. Консель закричал:

— Помогите! Помогите!

Остановившись на секунду, мы прислушались. Что это, шум в ушах от прилива крови к голове или действительно донесся ответный крик?

— Ты слышал? — прошептал я. — Да, да!

И Консель снова бросил в пространство отчаянный зов. Теперь — никакого сомнения! Человеческий голос ответил на крик Конселя!

Был ли это голос какого-нибудь несчастного, затерянного, как и мы, в безбрежном океане, голос еще одной жертвы толчка, испытанного кораблем? Или, быть может, нас окликали с невидимой во тьме шлюпки?

Консель сделал огромное усилие и, опершись на мое плечо, наполовину высунулся из воды; но тотчас же, обессиленный, он плашмя упал на воду.

— Что ты увидел?

— Я увидел… — прошептал он, — я увидел… Но лучше помолчим, сбережем силы…

Что же он увидел? Не знаю почему, но в эту минуту мне пришла в голову мысль о чудовище…

Между тем Консель продолжал подталкивать меня вперед. Время от времени он поднимал голову и кого-то окликал. Ему тотчас же отвечал чей-то голос.

Но я уже плохо слышал. Мои силы исчерпались до конца; пальцы безвольно разжались; ладонь не служила больше точкой опоры; судорожно раскрытый рот заполнила соленая вода; холод пронизал меня до костей. Я поднял голову в последний раз, чтобы попрощаться с жизнью …

В эту секунду я натолкнулся на какое-то твердое тело. Я уцепился за него. Потом почувствовал, что меня вытаскивают из воды, что грудь моя свободно дышит, и… потерял сознание.

Очевидно, я скоро пришел в себя благодаря энергичному растиранию.

Я полуоткрыл глаза.

— Консель! — прошептал я.

— Хозяин звал меня? — тотчас же откликнулся верный слуга.

В этот миг, при свете последних лучей луны, опускавшейся за горизонт, я увидел другое, хорошо знакомое мне лицо.

— Нед Ленд! — воскликнул я.

— Совершенно верно, господин профессор. Как видите, гонюсь за своей премией! — ответил канадец.

— Вас выбросило в море при толчке?

— Да, господин профессор, только мне больше повезло, чем вам, — я почти сразу выбрался на пловучий островок.

— Островок?

— Да. Или — чтобы быть точным — на вашего гигантского нарвала.

— Говорите ясней, Нед!

— И тут только, — продолжал канадец, — я понял, почему мой гарпун не мог пробить его кожи, а только скользнул по ней.

— Почему, Нед, почему?

— А потому, господин профессор, что это животное заковано в стальную броню!

Слова канадца произвели внезапно переворот в моих мыслях.

Я быстро встал и выпрямился на спине у полупогруженного в воду существа или предмета, на котором мы нашли убежище.

Топнув ногой, я убедился, что спина эта была непроницаемой и твердой, а не упругой, каким бывает тело крупных млекопитающих.

Я подумал было, что мы находимся на костистом черепе, сходном с черепами допотопных животных. Тогда мне пришлось бы отнести чудовище к разряду пресмыкающихся, как черепахи или аллигаторы.

Но нет. Черная спина, на которой я стоял, была гладкой и полированной, а не чешуйчатой. При ударе она издавала металлический звук и производила впечатление склепанной из стальных листов.

Нельзя было сомневаться: животное, чудовище, живой феномен, тайна которого волновала весь научный мир и потрясла воображение моряков обоих полушарий, оказался — приходилось поверить очевидности — еще более удивительным феноменом, феноменом, созданным рукой человека!

Если бы мне удалось открыть существование самого баснословного животного, я не был бы так удивлен и потрясен. Нет ничего удивительного в том, что природа творит чудеса. Но увидеть своими глазами нечто чудесное и сверхъестественное, созданное рукой человека, — от этого можно потерять рассудок.

И тем не менее сомневаться было нельзя. Мы находились на поверхности своеобразного подводного корабля, имеющего, сколько я мог судить, форму огромной стальной рыбы. Мнение Неда Ленда на этот счет уже твердо установилось. Конселю и мне осталось только присоединиться к нему.

— Но если это корабль, — сказал я, — то он должен иметь двигатель и всяческие механизмы, а следовательно, и людей для управления ими?

— Разумеется, — ответил гарпунщик, — хотя в продолжение трех часов, которые я провел на этом пловучем острове, я не заметил никаких признаков жизни.

— Корабль не двигался?

— Нет, профессор. Он качался на гребнях волн, но не трогался с места.

— Но мы-то хорошо знаем, что он может двигаться с большой скоростью. А так как, чтобы развить эту скорость, нужна машина и люди, управляющие ее работой, я считаю… что мы спасены.

— Гм! — промычал недоверчиво Нед Ленд.

В этот момент, как бы в подтверждение моих слов, за кормой странного корабля раздалось какое-то клокотание, и он тронулся с места. Очевидно, он приводился в движение вращением лопастей гребного винта. Мы только-только успели уцепиться за небольшое возвышение, выступавшее на носу. К счастью, корабль плыл тихим ходом.

— Покамест он плывет по поверхности воды, — пробормотал Нед Ленд, — мне нечего возразить. Но если ему заблагорассудится нырнуть, я не дам и двух долларов за свою шкуру.

Канадец мог бы предложить за нее и того меньше. Очевидно, нам нужно было немедленно вступить в общение с людьми, находившимися внутри этого пловучего аппарата, кем бы они ни были.

Я стал искать на поверхности какой-нибудь люк, отверстие. Но ряды заклепок, плотно пригнанные к краям стальной обшивки, были везде одинаковы.

Луна закатилась, и мы очутились в полнейшей темноте. Нужно было дождаться рассвета, чтобы попытаться проникнуть внутрь этого подводного корабля.

Итак, наша жизнь всецело зависела от каприза таинственных рулевых, направлявших корабль. Если им вздумается погрузиться в воду, мы пропали. Если же это не случится, я не сомневался, что нам удастся войти в сношение с людьми, составлявшими экипаж подводного корабля. И в самом деле, если только они сами не добывали кислород, время от времени они должны были возвращаться на поверхность океана для возобновления запасов воздуха. А отсюда следовало, что должно было существовать какое-нибудь отверстие, через которое воздух проникает внутрь корабля.

Корабль шел на запад с умеренной скоростью, не больше двенадцати миль в час. Лопасти винта регулярно били воду, по временам выбрасывая высоко в воздух фонтаны фосфоресцирующих брызг.

Около четырех часов утра скорость движения возросла. Нам стало трудно удерживаться на палубе корабля. К счастью, Нед нащупал рукой широкое кольцо, прикрепленное к обшивке, и нам удалось всем уцепиться за него.

Наконец, эта бесконечная ночь миновала. Я не могу сейчас вспомнить все свои переживания, но одна подробность остро запечатлелась в моей памяти: временами, когда шум ветра и песни волн стихали, мне казалось, что я слышу звуки какой-то музыки, беглые аккорды, обрывки мелодии…

Какую тайну хранил этот подводный корабль?

Какие странные существа жили в нем? Какой двигатель позволял ему перемещаться с такой огромной скоростью?

Рассвело. Утренний туман окутал нас. Но и он вскоре рассеялся.

Только что я хотел приступить к подробному осмотру выступавшей из воды части подводного судна, как вдруг оно стало медленно погружаться.

— Эй вы, дьяволы! — закричал Нед Ленд, изо всех сил стуча ногами по гулкому металлу. — Пустите же нас!

Но голос его терялся среди оглушительного шума, производимого винтом. К счастью, корабль прекратил погружение.

Вдруг стук отодвигаемых засовов донесся изнутри судна. Открылась крышка люка, и из нее выглянул человек. Он крикнул что-то и мгновенно исчез. Через несколько минут из люка вышли восемь дюжих молодцов. Они молча повлекли нас внутрь загадочного корабля.