Роман Жюля Верна «80000 километров под водой» («Двадцать тысяч льё под водой»): Часть вторая. Глава девятая. Пропавший материк

На следующее утро, 19 февраля, ко мне зашел канадец. Я ждал этого посещения.

У Неда Ленда был удрученный вид.

— Что скажете, господин профессор? — спросил он.

Что же тут говорить, Нед? — ответил я. — Случай изменил нам.

— Да… Надо же было этому проклятому капитану остановить свой корабль как раз в ту минуту, когда мы собрались бежать.

— Что поделаешь, Нед, он должен был навестить своего банкира.

— Банкира?

Нед широко раскрыл глаза.

— Вернее, кассу своего банка. Я имею в виду дно океана, где богатство находится в большей сохранности, чем в любом государственном хранилище.

И я рассказал Неду Ленду события вчерашнего вечера, в тайной надежде, что мой рассказ примирит его с капитаном и заставит отказаться от мысли о побеге.

Но единственным результатом было горькое сожаление Неда Ленда, что ему не пришлось самому погулять на месте битвы при Виго.

— Однако, — сказал он, возвращаясь к преследовавшей его мысли, — ведь ничто не потеряно! То, что не удалось вчера вечером, может удастся сегодня …

— Куда идет „Наутилус“? — прервал я его.

— Не знаю.

— В полдень посмотрим по карте,

Канадец вернулся к Конселю. Одевшись, я поспешил в салон.

Компас сообщил мне малоутешительную новость: „Наутилус“ шел на юго-запад. Мы повернулись спиной к Европе.

Я с нетерпением ждал полуденных наблюдений, результат которых тотчас же отмечался на карте.

В половине двенадцатого насосы опорожнили резервуары, и „Наутилус“ всплыл на поверхность океана.

Я бросился на палубу; Нед Ленд опередил меня. В виду не было никакой земли. Только необозримое море. Несколько парусников виднелись на горизонте. Небо было обложено тучами. Видимо, надвигалась буря.

Огорченный Нед Ленд старался просверлить взором облачную завесу: он надеялся, что в тумане увидит желанную сушу.

В полдень не надолго выглянуло солнце. Помощник капитана воспользовался этим, чтобы сделать определение. Так как на море поднялось сильное волнение, „Наутилус“ тотчас же снова погрузился в воду.

Через час, когда на карту было нанесено положение судна, я увидел, что мы находимся на расстоянии шестисот километров от ближайшей земли, под 16° 17' долготы и 33° 22' широты. Нечего было и думать о побеге при этих условиях.

Нетрудно себе представить, как огорчился канадец при этом известии.

Что касается меня, то я не слишком был огорчен. Напротив, у меня словно камень свалился с плеч, и я с величайшим наслаждением вернулся к своим текущим работам.

Поздно вечером, около одиннадцати часов, ко мне неожиданно зашел капитан Немо. Он очень любезно спросил меня, не утомило ли меня вчерашнее позднее бдение. Я ответил, что нисколько.

— В таком случае, господин профессор, я предложу вам принять участие в очень любопытной экскурсии, — сказал он.

— Пожалуйста, капитан.

— Вы до сих пор посещали морское дно только днем, при солнечном свете, Хотите посмотреть на него темной ночью?

— Очень охотно.

— Предупреждаю вас, что прогулка будет утомительной. Придется много ходить и взбираться на гору. Дороги здесь, как вам известно, содержатся в неважном состоянии.

— Вы только раздразнили мое любопытство, капитан. Я готов следовать за вами.

— Тогда пойдем в гардеробную, надо надеть скафандры.

В гардеробной я увидел, что ни матросы из экипажа „Наутилуса“, ни мои товарищи не сопровождают нас в эту экскурсию. Капитан Немо даже не предложил мне пригласить Неда Ленда и Конселя.

Мы быстро облачились в скафандры. Нам на спину надели резервуары с большим запасом воздуха. Но аппаратов Румкорфа и электрических ламп мы с собой не взяли.

Я обратил на это внимание капитана.

— Они нам не понадобятся, — ответил он.

Мне показалось, что я плохо расслышал, но повторить свое замечание я не мог, так как капитан уже просунул голову в шлем. Я последовал его примеру. Мне всунули в руку окованную железом палку, и через несколько минут, после обычных процедур, мы ступили на дно Атлантического океана на глубине триста метров.

Приближалась полночь. В воде было совершенно темно, но капитан Немо указал мне на какую-то красную точку, мерцавшую, словно костер, в двух милях от „Наутилуса“. Что это был за огонь, что питало его, как и почему он горел под водой — я не мог себе объяснить, Как бы там ни было, но он освещал наш путь.

Я шел рядом с капитаном Немо прямо по направлению к этому огню.

Дно, плоское вначале, теперь заметно повышалось.

Мы шли большими шагами, опираясь на палки, но, несмотря на это, в общем подвигались довольно медленно, так как ноги часто увязали в тине.

Всю дорогу над моей головой раздавался какой-то треск. Иногда треск усиливался, напоминая барабанную дробь. Вскоре я догадался о причине этого шума. Над океаном шел дождь, и сильные струи его непрерывно ударяли о поверхность волн.

Я сначала испугался, что промокну, но тут же расхохотался, — до того эта мысль показалась мне абсурдной! Бояться дождя, находясь под водой! Но дело в том, что под скафандром не чувствуешь, что находишься в воде, и замечаешь разве только, что окружающая среда плотнее воздуха.

После получаса ходьбы почва стала каменистой. Медузы и микроскопические ракообразные освещали ее слабым фосфорическим блеском.

Некоторые камни были усеяны зоофитами, другие поросли водорослями.

Я несколько раз поскользнулся на илистом ковре и, не будь у меня палки, без сомнения, не раз упал бы. Оборачиваясь назад, я видел прожектор „Наутилуса“, начинавший бледнеть в отдалении.

Нагромождения камней были расположены на дне океана как будто не случайно, а в строгом порядке, который я не мог себе объяснить.

Я видел теряющиеся в отдалении и мраке какие-то гигантские прямые выемки или борозды. Я наблюдал еще кое-какие странности, которые тоже не понимал. Мне казалось, что мои тяжелые, подбитые свинцом башмаки ступают по костям и с сухим треском давят их.

Каким странным местом была эта обширная долина, по которой мы шли!

Я хотел задать вопрос капитану, но не знал того условного языка знаков, при помощи которого он объяснялся с матросами, когда они сопровождали его в подводные экскурсии.

Между тем красноватый свет, служивший нам путеводной звездой, усиливался и заливал теперь весь горизонт. Этот огонь, горящий под водой, разжег до крайности мое любопытство. Что это — электрическое свечение? Или это какой-нибудь феномен, неизвестный земным ученым? А может быть, — и такая мысль мелькнула в моем уме, — это огонь, поддерживаемый человеком? Быть может здесь, в этих глубинных слоях воды, я встречусь с друзьями и единомышленниками капитана Немо, ведущими такую же странную жизнь, как и он? Неужели я найду тут целую колонию изгнанников, уставших от людской несправедливости и создавших себе независимое и спокойное убежище на дне океана?

Эти бессмысленные, безумные мечты преследовали меня все время. Да и неудивительно. В том состоянии возбуждения, в котором меня держало беспрерывное созерцание все новых и новых чудес, я бы даже не удивился, наткнувшись в глубине моря на один из тех подводных городов, о которых мечтал капитан Немо, Наш путь освещался все ярче и ярче. Источник света помещался где-то за вершиной горы, поднимающейся футов на восемьсот над дном. Свет, разлитый кругом меня, был лишь преломленными в воде лучами этого источника, а сам он по-прежнему оставался невидимым.

Капитан Немо шел, не колеблясь, по каменному лабиринту дна. Он хорошо знал эту темную дорогу. Очевидно, он так часто проходил по ней, что не боялся сбиться с пути. Я следовал за капитаном, преисполненный доверия. Он представлялся мне каким-то сверхъестественным существом, подводным гением, и я любовался его высокой фигурой, темный контур которой вырисовывался на светлом фоне горизонта.

Было около часа ночи. Мы подошли к подножию горы. Но взбираться на нее в лоб было невозможно, и мы стали карабкаться по узким тропинкам, проложенным в густом лесу.

Да, это был лес, состоящий из мертвых, лишенных листвы деревьев, обуглившихся в соленой воде, но все-таки настоящий лес. В нем местами все еще возвышались гигантские сосны.

Это был каменный уголь, еще не слежавшийся пластами, еще стоящий вертикально, уцепившись мертвыми корнями за размытую почву; ветви окаменевших деревьев все еще простирались во все стороны, четко выделяясь своей точеной, ажурной чернотой в освещенной воде.

Тропинки поросли водорослями, в которых копошились тысячи ракообразных.

Я взбирался на скалы, перепрыгивал через поваленные давними бурями стволы деревьев, разрывал паутину морских лиан, преграждавших путь, вспугивал на ходу рыб, словно перелетавших с ветки на ветку.

Увлекшись, я не чувствовал усталости и не отставал от своего проводника, также, видимо, не испытывавшего утомления.

Какое незабываемое зрелище! Как передать его словами? Какими красками нарисовать деревья и скалы в воде, их мрачные подножия и окрашенные в красный цвет верхушки, искрящиеся и переливающиеся радугой в рассеянном свете преломленных лучей?

Мы перепрыгивали с утеса на утес и слышали, как только что оставленные нами скалы скатывались вниз с глухим рокотом.

Направо и налево уходили вдаль мрачные аллеи, в глубине которых терялся взор. Мы видели обширные лужайки, казалось, расчищенные руками человека, и я спрашивал себя: что, если вдруг перед нами появится один из' обитателей этой подводной страны?

Капитан Немо все шел и шел вперед. Я не хотел отставать и отважно следовал за ним. Палка оказывала мне существенную помощь. Один неверный шаг мог оказаться гибельным на этих узких, прилегающих к краям бездны тропинках. Но я уверенно продвигался вперед, не испытывая ни малейшего головокружения.

Я прыгал через расщелины, глубина которых — встреться они мне в ледниках земли — заставила бы меня отступить. Не глядя себе под ноги и не переставая восхищаться необычайной красотой раскинувшихся передо мной пейзажей, я смело переходил через пропасти по колеблющимся стволам деревьев, переброшенным с одного края на другой. Величественные скалы, наклонившиеся на своих причудливо очерченных основаниях, казалось, опровергали все законы равновесия. Рядом выточенные в породе откосы нависали над тропинками под таким углом, который нарушал все „земные“ законы тяготения.

Да и сам я резко ощущал на самом себе влияние водной среды: несмотря на тяжелую одежду, медный шлем на голове и подбитые свинцом подошвы, я взбирался на почти отвесные стены с легкостью серны!

Я сам чувствую, как неправдоподобно звучит эта часть моего рассказа. Я должен описывать явления, которые на первый взгляд кажутся невероятными, немыслимыми, но которые в то же время реально существуют. Я не бредил и не грезил. Все это я видел и ощущал!

Через два часа после того как покинули „Наутилус“, мы поднялись выше линии распространения леса, и вершина горы возвышалась теперь лишь в сотне футов над нами.

Здесь виднелись уже только редкие чащи кустарника, переплетавшиеся в какой-то странный узор. Рыбы массами вырывались из-под наших ног, как вспугнутые птички из высокой травы.

Скалистый массив был изрезан непроходимыми трещинами, глубокими пещерами, бездонными пропастями, в глубине которых мне чудились страшные вещи. Кровь волной прибивала к моему сердцу, когда дорогу вдруг преграждали огромное щупальце или страшная клешня, с шумом захлопывавшаяся при нашем приближении. Тысячи светлых точек блестели в темноте. Это были глаза исполинских крабов, укрывавшихся в своих логовищах, гигантских омаров, шевеливших своими лапами, точно алебардами, ужасных спрутов, чьи щупальцы извивались, словно живая изгородь из змей.

Это был еще незнакомый мне мир чудовищ. К каким видам принадлежат эти членистоногие, которым скалы служили как бы вторым панцырем? Как могла природа сохранить тайну их существования? Сколько веков живут они уже в этих глубинах океана?

Но я не имел возможности остановиться, чтобы лучше рассмотреть их. Капитан Немо, давно свыкшийся с, этими страшными существами, проходил мимо, не обращая на них внимания.

Мы взобрались на первую площадку горы, и там меня ждала новая неожиданность. Это были высокие груды камней, в которых можно было угадать развалины дворцов, храмов, домов, созданных руками человека. Все это было покрыто теперь цветущими садами зоофитов и обвито зеленым плющом водорослей.

Но что эта была за часть суши, и какая катастрофа погрузила ее на дно морское? Где я находился? Куда привела меня фантазия капитана Немо?

Я хотел расспросить его. Не имея возможности окликнуть, я схватил его за рукав. Но он покачал головой под шлемом и указал рукой на вершину горы, как будто говоря мне:

— Иди! Иди дальше, дальше!

Собрав последние силы, я пошел за ним и в несколько минут с разбега поднялся на самую вершину горы, метров на двадцать возвышающуюся над скалистым массивом.

Я оглянулся на склон, по которому мы взобрались. Гора возвышалась с этой стороны не больше чем на семьсот или восемьсот футов над долиной. Но противоположный склон ее уходил вниз по крайней мере на полторы тысячи футов.

Огромная, ярко освещенная равнина открывалась здесь перед моим изумленным взором. Футах в пятидесяти под нами лежал широкий кратер. Потоки лавы огненными каскадами стекали по его склону. Этот вулкан, как гигантский факел, освещал лежащую у его подножия равнину ярким светом, распространявшимся до последних пределов видимого горизонта.

Вулкан извергал лаву, не пламя: для пламени нужен кислород воздуха, и огонь не может гореть под водой. Но лава, раскаленная добела в недрах земли, изливаясь в воду, может успешно бороться с ней, превращая воду в пар, покамест сама не остынет. Быстрое течение, образующееся вследствие разности температур, увлекало в сторону пары воды, а потоки огненной лавы спускались до самого подножья горы.

Перед моими глазами расстилался мертвый город — груда развалин с рухнувшими крышами, обвалившимися стенами, опрокинутыми арками храмов, лежащими на земле колоннами. Стиль этих сооружений был похож на тосканский.

Вдали, на равнине, высились развалины гигантского водопровода; ближе к подножью горы виднелись остатки величественного Акрополя, формы которого чем-то напоминали афинский Парфенон[51]; там — отдельные сохранившиеся участки набережной, уголки античного порта, служившего приютом торговым кораблям и военным триремам; еще дальше — длинные линии обрушившихся стен — следы бывших улиц.

Это была новая Помпея, которую капитан Немо воскресил перед моими глазами.

Где я находился? Я хотел узнать это во что бы то ни стало. Я хотел спросить об этом капитана Немо, хотя бы для этого нужно было сорвать медный шлем, державший в плену мою голову.

Но капитан Немо сам подошел ко мне. Нагнувшись и подобрав кусок мела, он подошел к черной базальтовой скале и начертал на ней только одно слово:

„АТЛАНТИДА“

Словно молния пронзила мой мозг. Атлантида! Атлантида Платона[52], существование которой оспаривали Ориген, Порфирий, д’Анвиль, Мальтбрэн, Гумбольдт, считавшие, что этот исчезнувший материк не более как красивая легенда! Атлантида, существование которой признавали Плиний, Амиан-Марцеллии, Тертуллиан, Энгель, Шерер, Турнефор, Бюффон, д’Авезак, — эта Атлантида лежала перед моими глазами, храня следы постигшей ее катастрофы!

Итак, вот где была эта потонувшая страна, о которой знали только то, что она находилась вне Европы, вне Азии, вне Ливии[53], по ту сторону Геркулесовых столбов[54], и что населяло ее могущественное племя атлантов, против которых древние греки предпринимали свои первые войны.

В летописях Платона сохранилось описание великих деяний того героического времени. Вот что говорится в диалоге Тимея и Критиаса об Атлантиде.

Однажды Солон беседовал с несколькими мудрыми старцами из Саиса — города, который уже в то время насчитывал восемьсот лет, о чем свидетельствовали надписи, высеченные на священной стене его храма. Один из этих старцев рассказал ему историю другого города, еще более древнего, чем Саис. Этот город, существовавший в течение девятисот веков, был захвачен и частично разрушен атлантами.

Власть атлантов, по его рассказам, распространялась даже на Египет. Они захотели подчинить себе также и Элладу[55], но им пришлось отступить перед мужественным сопротивлением эллинов.

Произошла катастрофа — наводнение, землетрясение…

Достаточно было одной ночи и одного дня, чтобы с лица земли исчезла Атлантида, и только самые высокие ее вершины — Мадера, Азорские острова, Канарские острова, острова Зеленого Мыса — уцелели над поверхностью океана…

Таковы исторические воспоминания, которые пробудило в моем мозгу начертанное капитаном Немо слово.

Итак, судьба забросила меня сегодня на вершину одной из гор этого исчезнувшего континента, позволила прикоснуться рукой к развалинам зданий, существовавших много тысячелетий! Я ступал по почве, по которой ходили первые обитатели земли! Под моими подбитыми свинцом башмаками хрустели скелеты животных, живших в баснословно далекие времена под сенью этих деревьев, уже тысячелетия спящих каменным сном!

Ах, почему у меня не было времени! Я бы спустился по крутому склону горы и обошел бы из конца в конец этот огромный материк, вероятно соединявший когда-то Африку с Америкой; я посетил бы все его города, существовавшие задолго до всемирного потопа, построенные великанами, жившими целые столетия и наделенными такой огромной силой, что воздвигнутые ими сооружения многие тысячелетия сопротивляются разрушающему действию воды.

Быть может, настанет день, когда вулканический процесс или сдвиг земной коры снова поднимет на поверхность воды эти погребенные на дне морском развалины. Ведь нам известен целый ряд действующих вулканов в этой части океана. Немало моряков отмечали сильные толчки, сотрясавшие их корабли при плавании над этими взволнованными глубинами. Одни слышали глухой шум борьбы разъяренных стихий, другие замечали плавающий на поверхности вулканический пепел. Вся эта часть планеты, до самого экватора, — область неутихающей вулканической деятельности. Как знать, может быть, и в самом деле в далеком будущем наслаивающиеся под влиянием частых извержений пласты лавы снова выведут на поверхность океана вершины огнедышащих гор?

В то время как я предавался грезам, стараясь запечатлеть в своей памяти все подробности этого грандиозного пейзажа, капитан Немо, облокотившись о поросший водорослями столб, стоял неподвижно, в немом экстазе. Думал ли он об исчезнувших поколениях? Спрашивал ли себя о судьбах грядущих поколений? Или этот странный человек, ненавидящий современность, приходил сюда, чтобы пожить жизнью древних? Чего бы я не дал, чтобы разгадать его мысли!

В течение часа мы оставались на месте, созерцая обширную равнину, освещенную раскаленными потоками лавы так же ярко, как солнечным светом.

Склоны горы содрогались порой от кипения лавы внутри ее недр. Глухой шум, отчетливо передававшийся через воду, звучал грозно и величественно.

В эту минуту лучи луны пронизали слои воды и в течение нескольких минут озаряли затонувший континент. Невозможно передать словами потрясающий эффект этого зрелища!

Капитан Немо вдруг отошел от столба, окинул взглядом беспредельную равнину и затем сделал мне знак следовать за ним.

Мы быстро спустились с горы. Как только мы вышли из обуглившегося леса, я увидел вдали прожектор „Наутилуса“, сверкавший, как звезда.

Капитан зашагал прямо к нему. Мы вернулись на борт, когда первые лучи зари осветили горизонт над океаном.