Роман Жюля Верна «80000 километров под водой» («Двадцать тысяч льё под водой»): Часть первая. Глава восемнадцатая. 16000 Километров под тихим океаном
На следующий день, 18 ноября, я проснулся бодрым и отдохнувшим. Я поднялся на палубу «Наутилуса» как раз в ту минуту, когда помощник капитана произносил свою обычную Фразу. Мне пришла вдруг в голову мысль, что эта фраза означает: «Ничего нет в виду».
И в самом деле океан был совершенно пустынен. Ни одного паруса на горизонте. Горы острова Креспо исчезли из виду, повидимому, еще ночью. Море, поглощающее все цвета спектра, кроме синего, отражало этот цвет.
Я все еще любовался великолепным зрелищем океанского Утра, когда на палубу вышел капитан Немо. Как будто не замечая меня, он занялся астрономическими наблюдениями. Закончив их, он отошел к штурвальной будке и, облокотивший о нее, стал смотреть в океан.
Тем временем на палубу поднялись человек двадцать мен тросов. Это все были здоровые и крепкие люди. Они начали выбирать сети, закинутые накануне ночью. Это были люди разных национальностей. Я узнал среди них несколько ирландцев, французов, славян, одного грека, одного уроженца острова Крита. Все они были скупы на слова и объяснялись между собой на каком-то непонятном языке, происхождение которого я не мог угадать.
Матросы вытащили сети на палубу. Эти сети напоминали нормандские и представляли собой большой мешок, отверстие которого при помощи палки и цепи, продетой сквозь нижние петли, остается полуоткрытым в воде. Мешок этот, прикрепленный к корме стальными тросами, скребет дно океана и вбирает в себя все, что попадается на пути судна.
В этот день в сети попали любопытные образчики океанской, фауны — рыбы-рыболовы, прозванные «морскими чертями» из-за своего уродства, необычайной прожорливости и странного способа передвижения: они держатся на дне и перепрыгивают с места на место при помощи своих рукоперых плавников. В сетях бились также пятнистые иглобрюхи; в спокойном состоянии у этой рыбы живот втянут, но стоит ей заметить приближение опасности, как она надувается, расправляет складки кожи, превращается в шар и подставляет врагу свой живот, усеянный грозными колючками. Далее из сетей высыпали на палубу «Наутилуса» несколько желтоватых миног; двух серебристо-серых волосахвостов, длинное тело которых вместо хвостового плавника заканчивается тонкой нитью; несколько чешуйчатых прямоперов, нижняя сторона тела которых обрамлена длинным прямым плавником; желтовато-серую с бурыми пятнами треску; множество разновидностей бычков и, наконец, несколько крупных великолепных тунцов, которых не спасла от сетей даже огромная быстрота их движений.
Сети дали не менее тысячи фунтов рыбы. Это был удачный, но не исключительный улов.
В самом деле, ведь сети тащились за судном много часов, вбирая в себя все, что попадалось на пути.
Всю пойманную рыбу матросы снесли в камбуз: часть ее должна была быть съедена в свежем виде, а остальная заготовлена впрок.
Рыбная ловля окончилась; подумав, что корабль сейчас снова нырнет в воду, я собирался уже возвратиться в свою комнату. Но вдруг капитан Немо подошел ко мне и заговорил:
— Взгляните на океан, профессор! Разве вам не кажется, что это живое существо, порой гневное, а порой и нежное? Вчера вечером он заснул, так же как и мы, а сегодня проснулся в хорошем расположении духа после спокойной ночи.
«Ни здравствуйте, ни прощайте! — подумал я. — Со стороны может показаться, что этот человек продолжает давно начатый со мной разговор!»
— Глядите, — продолжал капитан Немо, — вот он просыпается от ласки солнца; начинает жить своей дневной жизнью. Как интересно следить за проявлениями жизнедеятельности его организма! У него есть сердце, есть артерии… Я совершенно согласен с ученым Мори, утверждающим, что он подметил в океане движение, в точности подобное кровообращению животных.
Было совершенно ясно, что капитан Немо не ждал от меня ответа. Поэтому я избавил себя от труда вставлять в его речь бессодержательные «совершенно верно», «вы правы» и «да, конечно».
Капитан просто говорил сам с собой, делая большие паузы между фразами. Это были мысли вслух.
— Да, — говорил он, — в океане происходит постоянный круговорот, обусловленный температурными изменениями, наличием солей и микроорганизмов. Температурные изменения создают различную плотность воды и, как следствие этого, течения и противотечения. Испарение воды — ничтожное в полярных областях и очень значительное в экваториальных зонах рождает постоянный обмен между тропическими и полярными водами. Кроме того, я обнаружил постоянное движение воды от поверхности ко дну и от дна к поверхности; это движение представляет собой подлинное дыхание океана. Нагретая солнечными лучами капелька с поверхности моря опускается в глубины его, достигает своей предельной плотности при температуре в два градуса выше нуля и, охладившись и став легкой, снова поднимается к поверхности. Вы увидите у полюса результаты этого явления и поймете тогда, почему вода может обледенеть только на поверхности.
Пока капитан Немо заканчивал свою фразу, я успел подумать: «У полюса? Неужели этот храбрец хочет повести нас туда?»
Между тем капитан умолк; взор его был устремлен на океан, который он так тщательно, любовно и непрестанно изучал. Помолчав немного, он снова заговорил:
— Море содержит в себе значительное количество солей. Если бы собрать всю соль, растворенную в морской воде, то она заняла бы объем в четыре с половиной миллиона кубических миль. Если бы, профессор, вы пожелали рассыпать эту соль ровным слоем по всему земному шару, то получилась бы насыпь толщиной свыше десяти метров. Но только не думайте, пожалуйста, что наличие солей в воде обусловливается каким-нибудь капризом природы. Нет! Соль уменьшает испарение морской воды, не дает ветрам уносить слишком много водяных паров и тем защищает от дождей умеренные зоны нашей планеты. Это огромная и почетная роль — уравновешивать работу стихий на земном шаре!
Капитан Немо снова умолк, сделав несколько шагов по палубе и продолжал:
— Что касается бактерий, этих мельчайших живых организмов, миллионы которых помещаются в одной капле и восемьсот тысяч штук которых весят один миллиграмм, — их роль не менее значительна. Они поглощают морские соли, вбирают в себя растворенные в воде твердые вещества. Там, в глубине, зоофиты образуют колонии кораллов и полипов и строят целые материки. Но вода в океане не остается в покое. Она все время перемешивается как в горизонтальном, так и в вертикальном направлении и снабжает организмы пищей. Эти постоянные токи поды, вверх и вниз, — постоянное движение — создают в море неугасающую жизнь. Жизнь более напряженную, чем на материках, более плодовитую, бесконечную, непрекращающуюся и цветущую во всех частях океана — этой мертвой для большинства людей, но животворной для мириадов животных — и для меня — среды!
Когда капитан Немо говорил это, он весь преобразился. Слова его произвели на меня огромное впечатление.
— И настоящая жизнь, — добавил он, — здесь и только здесь! Я верю в возможность создания подводных городов, скопления подводных домов, которые, как «Наутилус», каждое утро будут подниматься на поверхность океана, чтобы подышать свежим воздухом, — свободных, ни от кого не зависящих городов!.. И, кто знает, если какой-нибудь деспот осмелится…
Капитан Немо не кончил фразы и угрожающе взмахнул рукой.
Потом, обращаясь непосредственно ко мне, как будто желая отвлечься от печальных мыслей, он спросил;
— Господин профессор, знаете ли вы, какова глубина океана?
— Я знаю только те цифры, капитан, которые были получены при последних промерах…
— Можете ли вы сообщить мне эти цифры?
— Пожалуйста, я сообщу вам все, что припомню. Если я не ошибаюсь, исследования установили, что средняя глубина в северной части Атлантического океана достигает трех тысяч девятисот метров, а в Средиземном море — тысячи двухсот. Самые замечательные промеры глубины сделаны в южной части Атлантического океана, примерно на тридцать пятом градусе широты. Их результаты таковы: двенадцать тысяч метров, четырнадцать тысяч девяносто один метр и пятнадцать тысяч сто сорок девять метров[36]. Ученые считают, что, если бы дно морское было нивелировано, глубина его по всему земному шару равнялась бы примерно трем тысячам восьмистам метрам.
— Отлично, профессор, — сказал капитан Немо. — Я надеюсь, что сумею показать вам нечто лучшее. Если же вас интересует глубина этой части Тихого океана, то я могу сообщить нам, что она не превышает четырех тысяч метров.
Сказав это, капитан Немо направился к люку и спустился по железной лесенке вниз. Я последовал за ним и зашел в салон. Винт почти в ту же минуту пришел во вращение, и лаг показал скорость в двадцать миль,
В продолжение следующих дней и даже недель капитан Немо очень редко оказывал мне честь своими посещениями. Я встречался с ним только через большие промежутки времени. Помощник капитана каждое утро аккуратнейшим образом делал наблюдения и наносил полученные результаты на карту.
Консель и Нед Ленд проводили ежедневно по многу часов со мной. Консель рассказал своему приятелю о чудесах нашей; подводной прогулки, и гарпунщик теперь искренне сожалел, что не принял в ней участия.
Но я утешил его надеждой, что, вероятно, еще представится< случай снова посетить океанские леса. Почти ежедневно железные ставни на окнах салона отодвигались на несколько часов, и мы не уставали восторгаться чудесами подводного мира!
«Наутилус» шел теперь на юго-восток, держась на глубине между ста и ста пятьюдесятью метрами. Но однажды, в силу какой-то прихоти капитана, увлекаемый наклоном своих рулей глубины, он спустился на две тысячи метров в глубь моря. Стоградусный термометр показывал четыре с четвертью градуса выше нуля — температуру, свойственную этим глубинам как будто под всеми широтами.
Двадцать шестого ноября, в три часа; утра, «Наутилус» пересек тропик Рака под 172° долготы. 27-го мы миновали Сандвичевы острова, где 14 февраля 1779 года погиб знаменитый капитан Кук.
Мы прошли уже четыре тысячи восемьсот шестьдесят лье[37] с начала нашего кругосветного путешествия.
Утром 29-го, выйдя на палубу, я увидел в двух милях под ветром Гавайи, самой большой из семи островов, образующих Гавайский архипелаг. Я ясно различал возделанные поля, предгорья и горные кряжи, тянущиеся параллельно побережью вулканы, над которыми возвышается вершина Муна-Реа, высотой в пять тысяч метров над уровнем моря.
«Наутилус» продолжал держать курс на юго-восток. Он пересек экватор 1 декабря под 142° долготы, а 4 декабря, после быстрого перехода, не отмеченного ничем примечательным, мы подошли к группе Маркизских островов.
Я увидел пик Мартин на Нука-Хива, крупнейшем из Маркизских островов, расположенный под 8°57' южной широты и 139° 32' западной долготы. Но кроме густых лесов, покрывавших гору, ничего рассмотреть не удалось, так как капитан Немо не любил приближаться к земле.
Сети, заброшенные в эти воды, принесли несколько золотистых с синим отливом макрелей, мясо которых необычайно нежно на вкус, и голубовато-зеленых с серебристым отливом сарганов. Эти рыбы заслуживали почетного места на обеденном столе.
Попрощавшись с этими прекрасными островами, над которыми развевается флаг Франции, с 4 по 11 декабря «Наутилус» прошел еще около двух тысяч миль. Переход ознаменовался только встречей с огромной стаей кальмаров, очень любопытных моллюсков, принадлежащих к классу головоногих, к подклассу двухжаберных, к которому относятся также сепия и аргонавт. Эти моллюски почему-то привлекали особое внимание древних натуралистов и, занимая почетное место в метафорах древних ораторов, пользовались не меньшим уважением за столом у богатых граждан. Так, по крайней мере, утверждает Атеней, древнегреческий врач, предшественник знаменитого Галена.
Армию кальмаров «Наутилус» встретил в ночь с 9 на 10 декабря. Многие миллионы этих моллюсков переселялись из умеренных зон в более теплые, следуя теми же путями, что сельдь и сардины.
Мы смотрели на них сквозь толстое хрустальное окно; кальмары плыли задом наперед, безостановочно размахивая десятью ногами, которые природа поместила у них на голове.
Несмотря на быстроту своего хода, «Наутилус» в течение долгих часов плыл, окруженный кальмарами; закинув сети, мы собрали огромное количество, этих моллюсков.
Море не давало нам скучать. Оно развертывало перед нами зрелище за зрелищем, спектакль за спектаклем, бесконечно разнообразя их, каждочасно меняя декорации и постановку. Оно не только развлекало нас, но и позволяло проникать в самые сокровенные свои тайны.
Днем 11 декабря я сидел в салоне, читая книгу из библиотеки капитана Немо. Нед Ленд и Консель сквозь хрустальное окно любовались ярко освещенной водой. «Наутилус» стоял неподвижно. Наполнив резервуары, он держался на глубине в тысячу метров в малонаселенном слое океана, в который только изредка забредают самые крупные рыбы.
Я читал в это время замечательную книгу Жака Масэ «Слуга желудка», восхищаясь неподражаемым блеском и остроумием автора, когда Консель вдруг окликнул меня.
— Не угодно ли будет хозяину подойти на минуту к окну? — сказал он каким-то странным голосом.
— Что случилось, Консель?
— Пусть хозяин посмотрит!
Я отложил книгу и, прижавшись к окну, стал всматриваться.
В жидком пространстве, ярко освещенном электрическим прожектором, виднелась какая-то огромная неподвижная черная масса. Я пристально всматривался в нее, стараясь рассмотреть это гигантское животное. Вдруг догадка молнией пронзила мой мозг.
— Это корабль! — вскричал я.
— Да, — ответил канадец, — это затонувший корабль… Нед Ленд не ошибался. Перед нами был затонувший корабль. Корпус его был еще в хорошем состоянии, и казалось, что крушение произошло не больше как несколько часов тому назад. Три обрубка, возвышавшиеся над палубой едва на два фута, говорили о том, что кораблю в борьбе за жизнь пришлось пожертвовать мачтами. Но это не помогло…
Какую грусть навевал вид этого затонувшего судна!
Но еще более грустное зрелище являла его палуба, где лежало несколько трупов; Я насчитал шесть трупов: четырех мужчин — один из них стоял у руля — и женщину, наполовину высунувшуюся из отверстия люка и держащую в руках ребенка.
Женщина была молода. При ярком свете прожектора я смог даже различить Черты ее лица, еще не тронутого разложением. Последним усилием она подняла над головой ребенка; бедная крошка так и умерла, обняв ручонкой шею матери…
Трупы трех матросов застыли в неестественных позах — смерть застигла их, видимо, когда они пытались развязать веревки, которыми привязали себя к палубе тонущего судна. Четвертый, рулевой, стоял выпрямившись, со спокойным и строгим лицом. Его руки застыли на руле.
Казалось, старый рулевой продолжал управлять затонувшим трехмачтовиком в его последнем пути по глубинам океана…
Какое страшное зрелище! Мы не могли оторвать глаз от этой картины крушения…
Я увидел, как приближались огромные акулы, привлеченные запахом человеческого мяса …
«Наутилус» обошел вокруг затонувшего корабля, и я успел прочитать надпись на его корме:
«ФЛОРИДА»ЗУНДЕРЛАНД
